общую одежду и трапезы, браки и обычаи? Почему бы македонцам не смешать свою кровь с персами? И кровным родством новых поколений не закрепить наши победы? И тогда эллинским считать доблестное, а варварским дурное…
Взгляд Гефестиона стал тревожным. Он с опаской взглянул на Клита. Лицо его было сумрачным.
Птолемей вспомнил Таиду. Он был уверен, что свободолюбивая афинянка никогда не одобрила бы ни его поведения, ни поведения Александра.
Александр благосклонно поглядывал на македонских военачальников, облаченных в персидские одежды. Таких было немного.
– Неужто персидское платье так уж тебе не по нутру? – обратился царь к Клиту.
Тот промолчал.
Начался пир. Александр был возбужден, много пил и смеялся, но не был весел.
Один из пирующих приподнялся на своем ложе и чуть не упал, запутавшись в длинных персидских одеждах.
Клит удовлетворенно усмехнулся.
Упавший, это был философ Анаксарх, поднялся, быстро оценил происходящее и, высоко подняв кубок с вином, громко сказал, чтобы слышал царь:
– Мы воспеваем подвиги Геракла, но разве подвиги нашего царя, сына Зевса, менее великие?
На лице Александра отразилось удовлетворение. Он надменно улыбнулся этой грубой лести.
Но Клит, с детства презиравший ложь, возмутился, стремительно вскочил и закричал:
– Льстец! Презренный льстец! Не смей унижать имена древних героев Эллады. Александр, опомнись! Как можешь ты выдавать себя за сына Зевса и отрекаться от родного отца Филиппа, своими доблестными победами принесшего славу Македонии?
Гефестион делал Клиту знаки замолчать. Но тот, похожий на разъяренного зверя, ничего не видящего вокруг, поднял правую руку, изуродованную глубокими шрамами от ран.
– Я заслужил право говорить правду! Эта рука, Александр, спасла тебя от неминуемой гибели в битве при Гранике, эта рука научила маленького македонского царевича, сына Филиппа, то есть тебя, царь, владеть мечом и отражать удары. Эта рука…
Александр громовым голосом прервал Клита, закричал на весь огромный зал:
– Замолчи, мне не нужна твоя правда! Сейчас же замолчи!
Но бесстрашный Клит не собирался отступать:
– Я завидую погибшим. Они не увидели тебя, за которого не щадили своих жизней, в персидском платье, в тиаре самого Дария. Им не пришлось унижаться перед персами, прося допустить к своему царю. Меня, твоего военачальника, недавно не хотели пропускать к тебе.
Поднялся невообразимый шум. Гости старались успокоить Клита, Гефестион – Александра.
– Клит, успокойся! – просил Птолемей.
– Ради нашей дружбы! – умолял Кратер.
Но Клит не внимал уговорам друзей:
– Македонцы – свободные люди, привыкшие говорить открыто все, что считают нужным! А ты, сын Зевса, предавший своего отца, живи с варварами и рабами, которые будут льстить тебе и говорить только то, что желают слышать твои царские уши!
Вне себя от гнева царь схватил яблоко и запустил в Клита. Клит успел увернуться. Рука царя нетерпеливо искала меч. Он забыл, что одежда персидского владыки была без меча. Только в Македонии они не снимали оружия, отправляясь на пир.
Гефестион умолял:
– Александр, успокойся!
Верные друзья вторили за Гефестионом:
– Клит не прав, но он любит тебя!
– Остынь! Гнев – плохой советчик!
Александр никого не желал слушать, вскочил с трона, закричат:
– Слушайте все! Царь в опасности! Трубите тревогу! Стража, ко мне!
Щитоносцы стояли не шелохнувшись после его приказа и лишь растерянно переглядывались. Александр в бешенстве ударил одного из них кулаком по лицу.
– Выведи Клита! Выведи его отсюда! – молил Гефестион Птолемея.
Птолемей повис на плечах Клита, стараясь вывести его из зала. Вывел с огромным трудом.
Вернувшись, Птолемей шепнул Гефестиону:
– Я увел его за пределы дворца. Может быть, он придет в себя, успокоится.
Александр бегал по залу, искал Клита. Успокоиться царь не мог, обращался ко всем с одним и тем же вопросом:
– Где Клит? Где подлый изменник?
И вдруг он увидел Клита, входящего в зал. Он дерзко смотрел в глаза Александру:
– Запомни, царь всех стран света и Персии прежде всего! Победа на поле битвы – заслуга воинов, но слава достается одним царям!
Александр выхватил копье у стоявшего рядом телохранителя и с силой метнул его в грудь Клита.
И точно попал в цель!..
Клит со стоном упал.
По огромному залу расползлась зловещая тишина.
Затем послышался хрип Клита в предсмертной агонии. В его сознании, подобно вспышке молнии, пронеслось: Ахилл-Александр поражает копьем Гектора-Клита. Гектор-Клит медленно падает, затем встает. Ахилл-Александр подходит к нему, крепко обнимает. Это было в начале похода, в Трое… Рядом с курганами легендарных героев…
Опомнившись, Александр бросился к другу, позвал:
– Клит! Клит!..
Но Клит безмолвствовал. Поздно! Царь ухватился за копье и вырвал его из груди друга, забрызгав кровью персидские одежды. Он склонился над Клитом и окровавленными руками ощупал его тело, пытаясь обнаружить признаки жизни, но, осознав непоправимость случившегося, срывающимся голосом выкрикнул:
– Я убил друга! Я – убийца!
Царь развернул копье острием к себе, чтобы броситься на него и пронзить горло.
Гефестион и Птолемей схватили Александра за руки и вывели из зала.
Когда царь проходил мимо македонцев, они с ужасом взирали на его лицо и руки, забрызганные кровью.
Войдя в спальню, Александр в окровавленной одежде с рыданиями бросился на ложе.
Он проклинал себя:
– Я убийца вернейших своих друзей! Нет мне прощения!
Гефестион подошел к нему, смыл кровь с его ладоней и лица.
Александр оттолкнул его руки:
– С меня невозможно смыть кровь. Я совершил убийство! Убийство!.. Убийство!..
Он снова и снова, словно в бреду, повторял это слово. Затем резко, срывающимся голосом приказал:
– Уходите все! Оставьте меня одного.
Все вышли.
Александр лежал запрокинув голову. Взгляд его был неподвижен.
Три дня он никого не принимал, не притрагивался к пище, не мог справиться с охватившим его отчаянием.
На четвертый день Гефестион решился нарушить одиночество друга. Александр лежал с отрешенным потухшим взглядом, устремленным в потолок. Он лаже не повернулся на шаги вошедшего.
– Александр, – окликнул его Гефестион.
Глаза царя посмотрели в его сторону, в них была пустота – ни радости, ни печали.
Гефестион склонился над Александром:
