– Птолемей? – осторожно спросила Иола.
– Может быть, звезды предрекают ему трон. Но он никогда не достигнет славы Александра, хотя его государство будет могущественным, в нем будут царствовать Музы и процветать искусство. Но второго Александра земля не родит.
– По-моему, ты недооцениваешь Птолемея.
– О, нет. По уму он, пожалуй, не уступает Александру. Он талантливый и храбрый полководец.
– И к тому же… нравится женщинам, – подсказала Иола.
Иола невольно залюбовалась гордым профилем Таиды. Быть может, Таида еще и не подчинила Александра своей воле, но влияние на него уже оказала немалое. По силе характера она была равной царю македонцев. Красота с годами блекнет, характер выдерживает испытание временем.
Таиду еще нельзя было назвать женщиной в расцвете сил. Она еще только поднималась на вершину женской власти. И чувства ее были на перепутье. На чаше ее весов пока еще были двое – Птолемей и Александр.
Улыбнувшись своим мыслям, Таида нежно прижалась к подруге:
– Что ж, время покажет, кто будет повелителем моего сердца…
Едва Таида произнесла эти слова, в перистиль вошла Феба с сообщением, что посланец афинянина Персея просит принять его.
– Пусть войдет, – кивнула рабыне Таида.
– Персей? Кто это? – поинтересовалась Иола. – Не тот ли, кого мы вчера встретили на площади? Знакомый Менандра, не так ли?
– Вероятно, – с явным равнодушием ответила Таида, затем задумчиво произнесла. – Имена имеют огромное значение. В именах заключена сила. Персей ведь тоже был сыном Зевса. Случайно ли такое совпадение?
Как только посланец незнакомого богатого афинянина приблизился к скамье, на которой сидели подруги, Таида безразличным тоном спросила:
– Что Персею нужно от меня?
Ответ последовал незамедлительно:
– Он просит тебя посетить его.
– Неужели? – Тон Таиды был совершенно бесстрастен. – Где?
– Он ждет тебя в своем доме.
– Зачем я ему понадобилась?
Посланец Персея терпеливо продолжал:
– Чтобы украсить своим присутствием его пир. Тебе и твоей подруге, которую он тоже приглашает, нет равных по красоте в Афинах.
– Возможно, он прав в своей оценке наших достоинств, – согласилась Таида. – Когда же состоится пир?
– Через несколько дней. Итак, вы принимаете его приглашение?
– Мы подумаем, – ответила Таида.
На большее посланец рассчитывать не смел, поэтому он покинул дом Таиды вполне довольный, на прощание, склонившись в почтенном поклоне, сказав:
– Я зайду за ответом в ближайшие дни.
Паная в белом платье жрицы возлежала на подушках ложа из темного дерева во дворе перед храмом.
Двор был четырехугольный, продолговатый, окруженный со всех сторон двумя рядами коринфских колонн. В середине двора бил фонтан, где плескались рыбы и взлетали вверх струи воды, ниспадая в раковины из черного мрамора.
Возле Панаи удобно расположились два знаменитых афинянина: ораторы Демосфен и Ликург. Гости из уважения к жрице не расположились на ложах, а сидели в креслах.
– Ты говоришь, Демосфен, – сказала Паная, – что персы собрали со всех концов своей необъятной державы огромное войско и готовятся к новой битве. Но что удивительно, по твоему тону я не чувствую, что ты на стороне царя Александра.
– Ты не ошиблась. Эллада всегда была свободной. И мы, афиняне, никогда не допустим тирании Александра. Покоренные народы разжигают тщеславие молодого царя. После покорения Ионии придворные называют Александра не «гегемоном эллинов», как было условлено в Коринфе, а «царем Эллады». И это ему нравится больше всего. А египтяне? Провозглашенный сыном бога солнца, он клюнул на удочку хитрых льстецов: приказал, подобно египетским фараонам, построить святыни жрецам в Луксоре и Карнаке. Если он желает быть богом, пусть будет им, – в сердцах бросил Демосфен и продолжил: – Жестокость же Александра, как необходимость кровопролитных сражений, превратилась у него в бессмысленную кровожадность. В покоренных Тире и Газе его воины иссекли мечами две тысячи связанных пленных сирийцев.
Палая слушала внимательно, хмуря брови.
Когда Демосфен закончил, она посмотрела и резко спросила:
– Говоря о жестокости Александра, ты молчишь и не вспоминаешь о жестокости персов. Может быть, нам, свободным гражданам Эллады, хватит сводить счеты?
Демосфен и Ликург отвели глаза. Немного помолчав, Демосфен продолжил:
– Македония – не Эллада!.. И ни в каком родстве с эллинами не состоит. Александр – только жалкий македонец. А в Македонии, как известно, в прежнее время нельзя было купить даже приличного раба.
– Вы, демократы, своими постоянными раздорами губите Элладу, – уже гневно заговорила жрица. – В ваших рядах даже нет достойного полководца, чтобы помочь македонцам и выступить на помощь им в поход против нашего общего врага – персов. Лишения войны пугают вас, привыкших к уюту, тишине и изнеженности. Афины обязаны поддержать царя Александра.
Но Ликург упрямо ответил:
– Поверь, благородная Паная, если Александр одержит окончательную победу над персами, он будет царствовать до конца своей жизни и над Персией, и над Македонией, и над Элладой, и над миром. Жесточайшая тирания ожидает свободных эллинов, если мы поддержим Александра. Поэтому мы решили терпеливо подождать дальнейшего развития военных событий.
– Вы будете ждать терпеливо до тех пор, – возмутилась жрица, – пока полчища Дария не вторгнутся в Афины, чтобы мечом попрать наши святыни, как они делали это не раз. Нашим храмам вновь грозит уничтожение, а вы ждете… Нет уже мужественных людей в Афинах.
В сад вошла Таида. Она слышала последние слова Панаи и смело вступила в разговор:
– Да, нет мужей в Афинах. Вместо того чтобы приняться за дело, афиняне все философствуют, вместо того чтобы показать Дарию нашу сплоченность и поддержать молодого царя, колеблются, нерешительные, трусливые.
Демосфен и Ликург одновременно вскочили со своих мест, с удивлением посмотрели на Панаю.
Ликург воскликнул:
– Что нужно здесь афинской блуднице, разделяющей ложе с необразованными и грубыми македонцами.
Паная решительно поднялась с ложа, подошла к Таиде и на глазах у изумленных мужчин крепко обняла и расцеловала гетеру.
– Таида – гордость Афин, ибо наш город высоко ценит красоту и мудрость!..
Ораторы, возмущенные и оскорбленные, окинув Таиду презрительными взглядами, не простившись, поспешили покинуть сад храма.
Суровые черты Панаи прояснились мягкой улыбкой. Она проговорила вслед уходящим:
– Люди называют Таиду ликом богини Афродиты. Но она больше, чем лик.
Затем жрица внимательно оглядела Таиду:
– С возвращением в Афины, Таида!..
Они снова нежно обнялись.
Паная усадила Таиду рядом с собой на ложе, долго расспрашивала о поездке в Египет. Таида подробно рассказывала, как армия царя покинула древнюю страну и срочно отправилась навстречу полчищам
