срочно сообщить, где сейчас находится армия македонцев.
Тем временем Александр, царь Македонский, готовил армию к переправе через Евфрат. Лагерь македонцев напоминал пчелиный рой. Все пребывало в непрерывном движении: военачальники появлялись в шатре царя для отдачи донесений, ежедневно собирался военный совет, воины совершенствовали свое боевое искусство, ведавшие финансами представляли свои отчеты, а также устраивались аудиенции для тех, кого следовало незамедлительно принять.
Но с самым большим нетерпением ждали здесь тех, кто в сумерки спрыгивал с лошадей и тотчас же требовал доложить о себе в царскую палатку. Это был конный передовой дозор.
– Дарий собирает войско недалеко от города Арбелы около селения Гавгамелы. Персы готовятся к решающему сражению.
– Я тоже, но лишь тогда, когда персы призовут в свою армию всех до последнего. На этот раз их нужно разбить окончательно, чтобы уже не было больше необходимости в дальнейших сражениях. Несмотря на то, что любое промедление опасно, на этот раз мы пока подождем. – В ответ на донесение разведки сказал царь на одном из ежедневно собираемых военных советов. И, подумав, добавил: – Теперь мы будем сражаться не из-за Ионии, Финикии, Сирии или Египта. Теперь идет борьба за власть над всей Азией!..
В роскошном шатре, который великий царь Дарий оставил после своего бегства при Иссе и который захватили македонцы, Александр и его свита развлекались перед предстоящим походом. Каждый вечер собиралось здесь общество друзей и единомышленников.
Лагерь македонского царя был блестящим, но это касалось не роскоши, а того круга лиц, которые здесь собрались: художник Апеллес, скульптор Лисипп, архитектор Динократ, философы-киники Анаксимен и Онексирит, последователи Диогена, представитель школы Демокрита Анаксарх, охваченный жаждой познания и безропотно переносивший все тяготы военного похода; историк и племянник Аристотеля Каллисфен, задачей которого было передать потомкам сведения о военных подвигах своего повелителя.
«Слава Александра, – говорил Каллисфен самонадеянно, – всецело зависит от меня и моих трудов».
Поэты Атис, Хоирил, Аэсхрион, которые в это время были в моде, но которых Александр презирал, так как они не могли сравниться с Гомером, который «лишь один был бы в состоянии воспеть мои деяния»; актеры Ликон и Тимофей; великие сподвижники Александра – Пердикка, Парменион, Птолемей, Неарх, Гефестион, Селевк, Леоннат, Кратер, Клит, Филота, Певкест, Лисимах, Евмен.
Вечернее застолье началось, как всегда, с жертвоприношения богам, после которого из рук в руки стала переходить чаша с вином.
Вино в походе смешивалось с водой в пропорции один к одному. Виночерпии проверяли данное соотношение, прежде чем наполнить волшебным напитком чаши.
Высоко подняв чашу, актер Ликон торжественно произнес:
– Сам Гиппократ утверждал о здоровом воздействии вина на организм человека.
И, отпив глоток, передал чашу своему соседу философу Анаксарху, который уточнил:
– Вы забываете о других его словах: при условии, если вино будет потребляться разумно и в нормальном количестве, в соответствии с физическими возможностями каждого.
Слуги накрывали стол к ужину:
Обмазанные медом пирожки, овечий сыр с маслинами, инжир и груши уже стояли на столах. В больших ивовых корзинах красовались свежие яблоки.
На вертеле жарился жирный осел, посыпанный обильно мукой.
Александр, только что вернувшийся с охоты вместе с Птолемеем и Клитом, принес к столу дичь.
Приглашенные чувствовали себя осчастливленными. Задавали друг другу вопросы, тысячи вопросов.
Зачем существует мир? Зачем живет человек? Рассуждали о том, что жизнь без цели, без надежды бессмысленна. Много говорили о влиянии богов на смерть человека, о радостях и невзгодах, которые сопровождают человека на земле.
– Мудрый правитель, великое государство, счастливый народ, – воскликнул Анаксарх, решивший идти в поход вместе с Александром до края земли, и заплакал.
– О чем ты плачешь, Анаксарх? – спросил Онексирит.
– Поход долог, ему нет конца. Никогда, никогда я больше не увижу Эллады. Потому и плачу.
Услышав слова философа, Александр невольно вздрогнул. Удастся ли ему снова вернуться в Македонию, увидеть мать?
Все много пили. Слуги вносили все новые и новые яства. Веселье разгоралось.
Как и большинство великих людей, Александр охотнее говорил сам. Гости знали, что царь очень любил декламировать из произведений эллинских драматургов.
Ликон стал упрашивать Александра украсить застолье своим чтением. Его поддержал хор голосов, однако царь отнекивался. Нынче он в самом деле устал.
Ликону эхом вторил его товарищ по профессии актер Тимофей, умоляя царя прочесть что-нибудь ради искусства и человечества.
Александр развел руками, показывая, что вынужден уступить. Тотчас же на всех лицах изобразилась благодарность и взоры всех обратились к царю.
Наблюдавший за происходящим в шатре философ Онексирит, ненавидевший лесть, вспомнил слова афинского оратора Демосфена о том, что царь Македонии Александр – не эллин, а варвар, что с его приходом к власти над Элладой нависла угроза порабощения.
А Каллисфен мысленно вернулся к разговору с Аристотелем, своим дядей, накануне похода.
«Тебя Александр избрал своим историографом, и, значит, отныне твоя судьба, дорогой Каллисфен, хочешь ты или нет, навсегда будет связана с судьбой Александра».
«Я счастлив, дядя».
«Погоди. Я хочу предупредить тебя».
«Слушаю, дядя».
«Ты смотришь на Александра влюбленными глазами и, значит, от тебя многое может ускользнуть. Ты должен смотреть на него хладнокровными глазами историка. И вот мой совет: не слишком приближайся к нему… Запомни: кровь тысяч людей, победы и, главное, неограниченная власть меняют человека к худшему».
Мощный, красивый голос царя вернул Каллисфена к происходящему в шатре.
Александр начал ритмично декламировать из Софокла:
Царь в лавровом венке и с возведенным кверху взором закончил чтение. Лик Александра был мужественен и великолепен.
Раздался гром одобрений.
До конца застолья было еще далеко. Слуги продолжали вносить новые блюда. Виночерпии наполняли кубки вином.
Птолемей, глядя на пирующих мужчин, думал о Таиде. И боги, и люди ищут любви. Кроме нее, нет на свете ничего.
В центре шатра перед пирующими появились два атлета.
Началось состязание.
Один атлет выступал в роли Александра, другой Дария.
Могучие, блестящие от масла тела сплетались в единый узел, хрустели кости в железных объятиях, стиснутые челюсти зловеще скрежетали. Временами слышались быстрые, глухие удары ног о пол, а то оба вдруг застывали в неподвижности, и перед зрителями была словно бы высеченная из камня скульптура. Глаза гостей напряженно следили за игрою набухших в страшном напряжении мышц на спинах, бедрах, руках.
