– Давно вы здесь? – опешила девушка.
– Минут пять. – Ку был невозмутим и, как обычно, лохмат.
– Я думала, вы не придете.
– От Конопушки не так легко отделаться, я решил забежать на десять минут и смыться.
– И чего же вы сидите здесь? Там веселее. – Ирка кивнула головой на дверь в комнату.
– А я веселиться не умею. Не пью, не курю, танцевать никогда не пробовал.
– И почему же вы такой?
– Как почему? Потому что я гений.
Ирка удивленно вскинула на него глаза. Вроде бы манией величия Ку не страдал, а тут вдруг подобное заявление.
– Вы смеетесь?
– Конечно. – Алан озорно улыбнулся, и Ирка поймала себя на том, что видит его таким впервые.
– Скажите, как человека в Москве найти? – вдруг спросила она. Никогда раньше не думала, что ей придется обращаться за помощью к Ку.
– А кого вы потеряли?
– Брата. Он ко мне поехал два дня назад и все не появляется.
– Тот самый, которого Лешей зовут?
– А вы откуда знаете?
– Да там Конопушка всем девушкам его фотографию в нос тычет, после чего они закатывают глаза и с придыханием шепчут: «Ле-е-е-ша». Он, правда, слесарем работает?
– Правда.
– Я мельком видел фотографию и не понимаю, как с такой внешностью парень не попался на глаза представителю какого-нибудь модельного агентства.
– У нас в Ольгино агентств нет.
– Здесь его быстро заприметят. Могу поспособствовать.
– Вы бы лучше мне найти его помогли.
– Помогу.
Ирка надивиться не могла. Ку, который не обмолвился с ней и парой слов, не касающихся работы, теперь треплется с большим удовольствием и даже грозится помочь. Чудеса!
– Не пойму я вас, Алан. Я целый месяц с вами сдружиться пыталась, а вы – как улитка из раковины не высовывались. Что с вами теперь?
– У меня замедленная реакция. Только теперь понял, что вы это искренне делали.
– Вы что же, никому не доверяете?
– Почему никому? Только женщинам.
Алан почти не соврал. Женщинам он не только не доверял – он их боялся. Именно о своем страхе перед ними он думал, когда вышел из квартиры Ирки и сел в свой «Мерседес» с шофером…
Родился Алан двадцать семь лет назад в маленькой грязной комнатенке, именуемой дворницкой. Мать его, намахавшись метлой и «хряпнув с устатка» водочки, задремала, а когда проснулась от сильной боли, поняла, что рожает. Помочь было некому (жильцы дома либо спят, либо на работе, а мужа у нее отродясь не было), поэтому, «хряпнув» еще стаканчик, она решила справляться сама. И справилась. Роды прошли без осложнений, пуповину она перерезала ножом, которым только что строгала колбасу, сыночка завернула в тряпку. Затем допила оставшуюся водку, кое-как помылась из чайника, а уж потом пошла к телефону- автомату вызывать «Скорую».
Ребенка она назвала Леней, в честь Брежнева. Фамилию дала свою – Кукушкин. Жили они бедно, но весело. Каждый месяц у Лени был новый папа, а еще были песни среди ночи и батарея бутылок для игр. Когда мальчику исполнилось шесть, мама родила ему братика. Назвала его Мишей, как Боярского, и дала тоже свою фамилию. С той поры в дворницкой общей площадью восемнадцать метров проживала семья из четырех человек – мальчики с мамой и сменяющие друг друга папы.
В школу Леня пошел нехотя. Букв он не знал, надеть было нечего, за завтраки заплатить тем более нечем. Мальчик чувствовал себя изгоем, стыдился матери, посещавшей собрания в подпитии, и от стеснения не отвечал на учительские вопросы, хотя урок знал наизусть.
Единственной его радостью был Мишук. Ленька был ему и папа, и мама, и брат. Из своего скудного обеда, который школа выделяла бесплатно, он выкраивал кусочек – то котлетку, то сосиску – и нес Мишке. Брал для него у сердобольных жильцов одежонку, а потом подшивал и украшал помпонами. Один раз поучаствовал в каком-то конкурсе чтецов и выиграл плюшевого медведя, вот и подарок на пятилетие брата.
Младшенький любил Леню безмерно. Вообще, он был удивительным ребенком, на редкость красивым (уж неизвестно в кого, наверняка в анонимного папу, мать-то красотой не блистала), милым, смышленым. Поэтому известие о том, что у Мишука порок сердца, вызвало жалость не только у Леньки, но и у жильцов дома, и у начальника жэка, и даже у собственной матери. Последняя никогда воспитанием своих детей не занималась, считала так: что вырастет, то и вырастет, но болезнь сына ее потрясла. Пить она перестала, ухажеров отвадила и с удивительной энергией начала искать деньги на операцию – хотя в те времена медицина была еще бесплатная, но везти мальчика надо было аж в Ригу, к лучшему специалисту. Собрали приличную сумму, спасибо сочувствующим. Леня тоже принимал участие – ходил по домам своих одноклассников и, сгорая от стыда, клянчил деньги у их родителей. Ради брата он был готов на все!
Леня очень хорошо запомнил тот день, когда нужная сумма лежала перед ними на столе. Мишки дома не было (его забрал в гости сосед, пенсионер Михалыч), мать радостная, розовощекая, похорошевшая без вина, все щебетала, как они вылечат мальчика и он здоровеньким пойдет в школу, скоро ведь уже, и как заживут дружной семьей. Леня ей верил. Впервые он почувствовал к матери любовь. И уважение к ее силе воли, характеру. Он забрал Мишука из гостей, прихватил немного денег и решил устроить брату перед отъездом праздник. Были и карусели, и зоопарк, и кафе-мороженое. Мальчишка захлебывался от смеха весь день, а Ленька не мог нарадоваться, что доставил Мишуку такое удовольствие.
Возвратились они домой вечером. Дверь в их комнатенку оказалась не заперта. Леня вошел, включил свет, хотел было поругать мать за халатность – в доме такие деньги, а она не запирает! – и замер с открытым ртом. На полу, раскинув руки и ноги, валялась их мать. Изо рта вытекала тонкая струйка слюны, поодаль валялись бутылки и ее несвежие трусы. На заголившемся бедре красовался огромный фиолетовый синяк. Деньги исчезли.
Лене тогда было тринадцать лет. Именно с того дня он возненавидел всех женщин на свете.
Мишук умер через год. Ленька, окончив восемь классов, пошел учиться в ПТУ. Впоследствии он не мог вспомнить, на кого, но это было и неважно. Главное – уйти из дома, не видеть мать, не слышать ее фальшивых пьяных всхлипов. Через полгода его выгнали за прогулы, и юноша уехал в деревню, где у соседа Михалыча был пустующий зимой дом. Там дождался лета, а с наступлеинем тепла начал скитаться по ближайшим селам, подрабатывая по мелочи – кому дров нарубить, кому воды наносить. Так и перебивался. Осенью вернулся в дом соседа, где снова перезимовал. Именно в тот год в жизни парня случились две вещи, перевернувшие ее: первая – он «подсел на кино», вторая – в нем проснулась чувственность, причем последнее событие свершилось благодаря первому, так что Леня понял, что в мире все взаимосвязано.
Шел 1990-й – год телевизионного беспредела. Многочисленные каналы демонстрировали с утра до вечера американские и европейские фильмы, неудосужившись обзавестись лицензией. Среди массы дешевых боевиков попадались и прекрасные высокохудожественные фильмы, снятые такими мастерами, как Коппола, Бертолуччи, Феллини, именно они заворожили парня, приковали к экрану старенького черно- белого телевизора «Рекорд». Раньше он и не предполагал, что существует такой удивительный киношный мир – дома у них было только радио, а в кино он ходил разве что с классом, смотреть патриотические фильмы. И вот в семнадцать лет он прозрел, почувствовал вкус к жизни и понял наконец, чем хочет заниматься. Он станет режиссером!
Картина будущего сложилась в Ленькином воображении мгновенно – он дождется весны, вернется в столицу, быстренько получит аттестат о среднем образовании, поступит во ВГИК, поразит уже на первом курсе преподавателей своим талантом, к окончанию института обзаведется денежными покровителями и снимет свой дебютный фильм, который незамедлительно получит «Оскара». Таким мечтам он предавался, лежа на старом диване в теплой комнате, когда за окном завывал ветер, и томился в ожидании весны. И
