Сердце Черной Мадонны

по-боевому. А коль он призывает отстаивать права секс-меньшинств кулаками, то именно такое имя и должно быть у лидера воинствующих геев.

Ирка, глядя на фотографию, только диву давалась. Рыхлый, нежный, расфуфыренный Ник теперь скорее походил на какого-нибудь «скина». Он стал просто брутален, и Ирка не могла понять, как Макс умудрился его узнать… Чутье, что ли, охотничье подсказало?

– Смотри, как здорово! – воскликнула Мила, отвлекая Ирку от ее мыслей. – Один уже нашелся. Осталось разыскать Алана, Себастьяна, Себровского, Валю и Марию с Николаем. Ерунда!

– Не ерунда, конечно, – проговорила Ирка с сомнением. – Но уже легче. Теперь нужно узнать телефон штаба партии и связаться с Никой…

– Можно вопрос? – прервал ее размышления Макс.

– Конечно.

– Что вы ему скажете?

– Как «что»? Сообщу, что освободилась…

– Дальше?

– Ну… предложу встретиться…

– Встретились, поговорили. Что потом?

Ирка растерялась:

– Вы к чему клоните?

– В вашем, Ирина, плане есть один огромный недостаток: он не имеет конечного пункта.

– Вы ошибаетесь. Конечный как раз есть.

– Значит, вы знаете, как вычислить убийцу?

– Я знаю, как его заставить себя обнаружить.

– И что вам для этого нужно?

– Собрать всех участников той вечеринки в доме, где произошло убийство.

– Таков предпоследний пункт плана, да?

– Именно.

– А всего их сколько?

Ирка на мгновение задумалась и выдала:

– Три.

– Первый, как я понимаю, – разыскать всех свидетелей той трагедии. Так?

– Так.

– Второй: собрать их всех в доме. Третий: заставить убийцу себя обнаружить. Я правильно вас понял?

– Да, но я не…

– Еще одного пункта не хватает, – оборвал ее Макс. – Вы уже решили, как уговорите этих людей приехать к вам в поселок?

– Ольгино – город. Хоть и маленький, – зачем-то поправила его Ирка.

– Не имеет значения! Хоть в село, хоть в город – они не поедут.

– Почему?

– А на черта им ехать? Вы больше не дружите. У них своя жизнь.

– Но я думала, ради старой дружбы…

– Ирина, снимите розовые очки. Вы не заманите их в Ольгино такой романтической ерундой. Тем более убийцу. Зачем ему возвращаться на место преступления? Да и остальные, – он щелкнул пальцем по портрету Ники, – либо времени своего драгоценного пожалеют, либо поленятся тащиться, либо просто подумают, что вы, крайне неустроенный после тюрьмы человек, начнете у них помощи просить или деньги клянчить. И придумают уйму причин, чтобы отклонить ваше приглашение.

– Действительно, – пробормотала Ирка. – Я как-то не подумала об этом. И что же делать?

– Для начала вам надо изменить имидж.

– Зачем?

– Перед бывшими друзьями вы должны предстать в образе уверенной, благополучной, обеспеченной, а лучше – богатой женщины.

– Чтобы у них не возникла мысль о том, что я от них хочу что-то получить?

– Нет, чтобы они решили, что они могут получить что-то от вас!

– Предлагаете пустить им пыль в глаза? Ввести в заблуждение?

– И обмануть, если потребуется. По-иному у вас не выгорит. – Он вновь обратил Иркино внимание на снимок Ники: – Ему, например, придется посулить хороших отчислений на нужды партии.

– Но я не смогу сдержать данных ему обещаний, – немного испуганно выпалила Ирка.

– Бог вас за это простит, – спокойно сказал Марк. – Не велик грех. – И, воззрившись на Милу, спросил: – Поможешь?

– Привести Ирку в божеский вид? – усмехнулась та. – Конечно!

– Неужели я так ужасно выгляжу? – безо всякой обиды поинтересовалась Ирка. – Мать меня тюремной штучкой обозвала и дала понять, что с моей нынешней внешностью только в посудомойки или в уборщицы идти. И кстати, оказалась права. Взяли меня только в шашлычку грязные тарелки мыть…

Она хмыкнула. И опять без горечи. Будто ситуация ее забавляла, а не угнетала.

Странно для женщины, подумал Макс. А пока Мила в ответ трещала что-то успокаивающее, он боковым зрением наблюдал за Иркой. Когда та слушала подругу, с лица ее схлынуло напряжение. Морщинки на переносице тут же разгладились, а носогубные складки совсем исчезли. Теперь Ирина не казалась ни старой, ни даже зрелой – просто девчонка! Забавная и очень хорошенькая. Макс залюбовался ею, вдруг поймав себя на мысли, что мог бы стоять вот так, следя за изменениями ее подвижного лица, хоть до утра и радоваться этим изменениям…

– Я отведу тебя к своему парикмахеру, – трещала Мила. – А то твоя стрижка никуда не годится! И цвет волос ужасный. Тебе надо в пепельную блондинку перекраситься: и броско, и седина заметна не будет. Еще тебе на косметические процедуры надо походить. В солярий. Подобрать макияж. Укольчики ботокса тоже не помешали бы…

– Никакого ботокса! – запротестовала Ирка.

– Но у тебя морщины вот здесь. – Мила постучала указательными пальчиками по коже вокруг глаз. – Старят.

– Пусть!

– Ну, как знаешь. Тогда придется очки с дымкой заказать. В оправе от какого-нибудь крутого кутюрье. Часы я тебе свои дам, у меня «Картье». Шубу одолжу. Ну, а остальное купим! И в первую очередь красивую трость – и ходить легче будет, и шикарно смотрится…

– Мила, не знаю, как тебя и благодарить, – только и смогла выговорить Ирка.

– Это я не знала, как тебя отблагодарить, – покачала головой Мила. – А теперь вот возможность представилась… И я ужасна рада, что могу вернуть тебе хотя бы часть долга…

Ирка хотела запротестовать, но Мила рубанула ладонью воздух, показывая тем самым, что ничего слушать не желает. Она на самом деле считала себя Иркиной должницей, а все потому, что когда-то та уберегла ее от смерти.

Это случилось два года назад, когда Мила готовилась выйти на свободу. Все документы уже были подписаны, немногочисленные пожитки собраны, и Миледи оставалось только со всеми попрощаться. Она целовала тех, с кем была особенно близка, обнимала просто приятельниц, похлопывала по плечам тех, с кем почти не общалась, и только к одной зэчке не подходила, потому что ненавидела ту лютой ненавистью. Зэчку звали Федей (Федорой по паспорту). Она отбывала заключение за двойное убийство. Это была здоровущая баба с неженской внешностью и такими же повадками. Посему на зоне она пользовалась успехом. Те, кому не хватало мужского внимания, льнули к Феде, поскольку от мужика она практически не отличалась, у нее даже груди не было, зато слыла великолепной любовницей. Милу же кошмарная бабища отталкивала. Ни с какой голодухи она не согласилась бы лечь с той в постель. Но, как назло, своей дамой сердца Федя выбрала именно красавицу Миледи.