размышлениям. Чтобы помочь им в этом, были отменены ежедневные танцы и концерты, значительно сокращено количество празднеств. Придворный штат был изрядно урезан. При Екатерине отныне находились только четыре фрейлины, выбранные из числа самых серьезных и честных женщин. Естественно, самой благочестивой оказалась Диана де Пуатье. Остальными фрейлинами остались герцогиня де Монпансье Жаклин де Лонгвей, госпожа де Невер и госпожа де Сен-Поль.
Дворянам отныне запрещалось находиться в спальнях фрейлин утром при вставании, а вечером при отходе ко сну.
Активная жизнь при дворе затихала к вечеру, когда гофмейстеры зажигали факелы в коридорах и залах дворца. Затем знатные вельможи отводили Генриха в его покои, где раздевали в присутствии свиты, гофмейстер проверял, хорошо ли приготовлена постель, и ровно в десять часов вечера король ложился в нее. Тогда же ему приносили ключи от дворца, которые клали под королевскую подушку.
Ровно в десять часов вечера капитан королевских гвардейцев, трижды прокричав команду, приказывал закрыть все дворцовые ворота.
Лишь после этого Генрих оставался один. Теперь он мог отправиться в покои к своей любовнице. Жизнь Генриха отличалась от жизни отца. Франциск мало заботился о соблюдении правил приличия, он мог приказать привести в его спальню посреди ночи десятки обнаженных женщин, любоваться их отражением в зеркалах во время эротических игр.
Диана, продолжая демонстрировать образ безупречной вдовы, добивалась от нового короля, своего пылкого любовника, чтобы он наставил государство и в первую очередь двор на путь нравственности, и Генрих вынужден был отправляться к своей добродетельной богине только после того, как свита покидала его покои.
Франциск I умер, и добродетель в неожиданном облике грешницы в трауре восторжествовала.
Послушный приказу своей богини, Генрих вошел в покои жены, которые соседствовали с его апартаментами.
Екатерина несказанно обрадовалась приходу мужа. Она по-прежнему страстно и самоотверженно любила его, несмотря на его пренебрежение ею. И эта любовь мешала ей быть сдержанной и контролировать свои чувства; во время его редких визитов она сразу забывала о всех мудрых советах Дианы.
Она искренне жалела герцогиню д’Этамп, поспешно покинувшую двор. Екатерина знала, что у Анны забрали драгоценности и замки, и хотела, чтобы фаворитку Франциска оставили в покое и не отправляли в изгнание в унылый замок Ла Ардунайе. Если бы ей удалось защитить герцогиню д’Этамп от мести Дианы де Пуатье, она бы одержала пусть незначительную, но все-таки победу над всемогущей вдовой.
В этот день Генрих был особенно любезен, интересовался ее самочувствием, рассказывал о своих ближайших планах. Его слова опьянили ее, и Екатерина решила заговорить о герцогине д’Этамп, судьба которой оставалась неопределенной.
– Анри, твой отец очень любил герцогиню д’Этамп, просил тебя обойтись с ней милостиво и позаботиться о ней. Я считаю, что просьбу Франциска надо уважить.
Генрих мгновенно изменился в лице: оно стало жестким и непроницаемым. Екатерина поняла, что совершила оплошность, которая может слишком дорого обойтись ей: муж снова замкнется в себе, и она вообще перестанет видеть его, разве что только на официальных приемах и во время трапез.
– Однажды, Катрин, я запретил тебе общаться с этой отвратительной женщиной, – суровым тоном, еле сдерживая гнев, промолвил Генрих, – теперь запрещаю в моем присутствии не только упоминать ее имя, но и думать о ней. Она была моим самым злейшим врагом, хотела не допустить моего восхождения на престол. Да что престол! Она задумала руками своих ближайших сообщников убить меня. Я свободен от обещаний, данных мной умирающему отцу. Он ничего не знал о двуличии этой женщины и о том, что она предала Францию. Никогда не заступайся за моих врагов, Катрин!..
Не дав охваченной волнением Екатерине вымолвить ни слова, Генрих резко встал и покинул покои жены. Он поступал так всегда, когда был зол на нее.
Едва за Генрихом закрылась дверь, Екатерина, охваченная отчаянием, зарыдала. Снова долгие дни и ночи без Генриха, он теперь долго не будет приходить к ней. Снова одиночество и гнетущая тишина, а от тишины нигде не укрыться.
Да, она заступилась за Анну д’Этамп! Единственная, кто решился сказать слово в защиту женщины, от которой отвернулись сразу все. А как же иначе? Она часто вспоминала короля Франциска. Этого мудрого правителя уже не было на свете, но в сознании Екатерины прочно укоренилось чувство, что за ней долг, который должен быть оплачен.
Когда ей случалось вспоминать тех немногих людей, кто оказал на нее влияние в детстве и юности, – наставница монастыря Делла Мурате, Ипполито и, разумеется, Франциск, – Екатерина была абсолютно уверена в том, что именно великого правителя и мудрого мецената она может считать своим отцом.
Генрих долго будет сердиться, он злопамятен, ну что ж, зато она напомнила ему об обещании, данном отцу. Это был ее долг, и пусть негодует Диана, узнав о разговоре с Генрихом. Она не жалела о своем поступке. Смерть Франциска означала, что в ее жизни закончилась одна глава и началась другая.
Судьба возложила на нее ответственную миссию давать жизнь королевским детям. Это предназначение определяло высокий статус и уважение к первой даме королевства. Однако Екатерина и здесь оказалась исключением. Диана де Пуатье и ее окружение постоянно вынуждали Екатерину испытывать горечь унижения. Казалось, все поставили себе целью пользоваться ею в своих интересах, не спрашивая даже, нравится ли ей это. Екатерине надоело быть жертвой стечения обстоятельств.
Она опустилась на колени перед иконой Божьей Матери, стоящей в ее будуаре и освещенной двумя свечами. Склонив голову на руки, она долго молилась, чтобы дать сердцу успокоиться. Мало-помалу она пришла в себя и приняла решение: с этой минуты хитрость предпочитать любому виду оружия и отныне добиваться признания своего авторитета. Она сразу изменилась в лице: оно обрело выражение величия и хладнокровия.
– Что ж, борьба начинается! – эти слова она произнесла словно клятву.
Выйдя от Катрин, Генрих почувствовал облегчение – она сама совершила ошибку, которая с полным правом позволит ему долгое время избегать общения с ней. Визиты к жене по-прежнему являлись для него самой тяжкой повинностью.
По дороге в покои Дианы Генрих вспомнил слова отца, сказанные ему незадолго до смерти: «Запомни, Генрих, что я усвоил к концу жизни: любовницы и даже законные жены зачастую могут разрушать государства. Но Катрин не из этих созданий. Она умна и дальновидна, постарайся ее понять и сделать своим самым первым советником».
Бывали минуты, когда Генрих был готов согласиться с мнением отца и уделять жене больше внимания, но этот разговор с Екатериной, вставшей на защиту фаворитки отца, вновь вызвал в нем, не способном на жалость и великодушие в отношении врагов, неприязнь к жене.
Мрачные мысли короля развеялись, как только он приблизился к апартаментам своей единственной королевы.
Расчетливая и честолюбивая Диана, ставшая некоронованной королевой Франции, встретила Генриха в своих покоях, которые были более роскошными и величественными, чем покои Катрин, ослепительной улыбкой. Она нежно поцеловала его, притянула к себе так, что биение ее сердца эхом стало отдаваться в его груди.
Генрих засмеялся. В такие минуты ему казалось, что счастье вечно и что никогда не встретит он другой женщины, которая целиком бы овладела его помыслами, как Диана.
Он полностью доверял своей возлюбленной, поэтому, как только они уютно устроились у окна, он пересказал ей свой разговор с женой.
Диана удивилась:
– Катрин пыталась заступиться за Анну д’Этамп? Как это глупо с ее стороны… К чему бы это?
– Не волнуйся, дорогая. Она наверняка уже сожалеет об этом. Я никогда не допущу, чтобы Катрин вступила в заговор с твоими врагами. Твои враги – это и мои враги, – успокоил он ее.
Она прижалась к нему, словно прося защиты, и задумалась: «Почему Катрин взбрело в голову заступиться за моего злейшего врага? Как же она ненавидит меня! Я столько сделала для нее. Эта наследница итальянских торговцев стала матерью королевских детей лишь по моей милости и по моей же
