предпочел?
— Меня обманули. Подло обманули. Этот несчастный остров, свихнувшиеся роботы, разве о такой власти шла речь? Разве этого я просил?
— Власть всегда власть. В большом или в малом — какая разница! Ты познал ощущения, доступные лишь цезарям и императорам. Ты повелевал и управлял, решал судьбы людей. Ты получил сполна все, что просил.
— Обман! Один обман! Даже на этом жалком острове я не знал ни минуты покоя! Мне все время казалось, что эти каменные стены рухнут, что роботы рано или поздно предадут меня, а те, кого я превратил в роботов, потребуют возмездия!
— Такова цена. Ее платили все тираны, все, кто избрал твой путь.
Кабины остановились, и толпа биороботов хлынула в наружную галерею. Олег отстал, никто не обращал на него внимания, никто не отдавал никаких приказов или команд, каждый действовал согласно вложенной в него программе.
Внешняя галерея представляла собой невысокий каменный козырек, опоясывавший, очевидно, весь остров. За козырьком расположился карниз, на котором через равные промежутки стояли хорошо смазанные и ухоженные установки энергетических разрядников. То там, то тут с их длинных спаренных антенн, вытянутых вперед и вниз, срывались ослепительные синие сполохи разрядов, и грохот сотрясал скалы.
Каждый из вновь прибывших роботов занял свое место у орудий, и Олег понял, что теперь все резервные, бездействовавшие ранее установки открыли огонь. Безразрывное огненное кольцо опоясало остров, и вода внизу, казалось, кипела. Непосредственной цели не было. Но, очевидно, тревога объявлена не зря, цель должна появиться.
Вдалеке, у самого поворота, маячила неподвижная фигура охранника. Возможно, с такого расстояния он принимал Олега за такого же, как он, охранного робота; но текли драгоценные секунды, и Олег чувствовал, как все меньше остается минут, дающих ему возможность подумать, охватить взглядом всю обстановку, найти выход. Броситься на охранного робота с голыми руками? Героически погибнуть у всех на глазах? Его не поддержат, даже не поймут. Скорей всего никто не увидит этого бессмысленного поступка. «Должно же хоть что-то вас разбудить! Есть же какое-то средство…»
И в эту минуту, когда он был близок к отчаянию, высоко над пустым белесым горизонтом Энны появилась блестящая точка, быстро увеличивающаяся в размерах. По хвосту раскаленных газов, по тому, что точка вскоре превратилась в светящуюся чечевицу, он понял, что это шлюпка. Значит, они нашли топливо… Или, быть может, не нашли и летят сюда на последних резервах, потому что не могли больше ждать, потому что точно так же поступил бы он сам, оказавшись на их месте… Он словно увидел их всех сразу: сосредоточенное хмурое лицо Фролова, склонившегося над рычагами управления, тонкое нервное лицо Элсона, задумчивое, испещренное грубыми морщинами лицо Дуброва… Все они неслись к острову Рин с невиданной здесь скоростью… Но шлюпку уже поджидали. Жала орудий дрогнули, выбрасывая бесчисленную череду огненных стрел. И тут же он понял, что защитное поле на шлюпке выключено; она заложила крутой вираж над островом, стремясь уйти из зоны обстрела… Если бы у них была энергия, Фролов не стал бы маневрировать. Одного попадания этих рокочущих, ни на минуту не умолкающих огненных водопадов будет достаточно, чтобы покончить со шлюпкой. Неожиданно он понял, что нужно делать… Те, кто наводил орудия в его друзей, действовали не по своей злой воле, а лишь повинуясь приказу, не выполнить который они не могли. Нужно было искать совершенно новый, непривычный для него путь…
А шлюпка тем временем, уходя от очередного каскада разрядов, круто нырнула вниз, к самой поверхности океана, почти задела ее, потом, внезапно выровнявшись, снова резко взмыла вверх. И тогда Олег шагнул к орудию. Отодвинул плечом заряжающего, встал в общий строй, превратился в одного из тех, кто наводил на его друзей эту летающую смерть, взвалил на свои плечи часть их страшной работы. И, сделав это, он понял, что под серым пеплом внешнего безразличия бьются живые человеческие сердца, тлеет огонь, неугасимый и грозный. Тогда он постарался передать им свою боль, свое отчаяние и ощутил что он на правильном пути, он уже знал, что делать дальше… Самым важным и самым трудным теперь было не упустить ощущение этого общего внутреннего ритма, раскачать его, усилить, провести сквозь глухую пелену запрета и боли, как это он уже проделал однажды со своим собственным сознанием… Ему казалось, что он не выдержит, что разорвется сердце от чудовищного, почти непосильного напряжения… Пот градом катился с его лица, он чувствовал, что задыхается, сознание медленно и неумолимо покидало его… И тут он увидел перед собой живые и осмысленные человеческие глаза… Кто-то встал в строй с ним рядом, кто-то взял на себя часть тяжести, кто-то еще пытался помочь, и вон там, чуть дальше, вспыхнул и заискрился мыслью еще один взгляд, и еще… Словно живые нити потянулись к нему со всех сторон, и одновременно с этим слабели, отклонялись в сторону несущие смерть огненные стрелы, летевшие навстречу его друзьям. Завеса уже не была сплошной. В ней появились разрывы, сначала редкие, а затем вдруг почти одновременно умолкли все орудия северной стороны… И Фролов сейчас же воспользовался этим, бросил шлюпку в образовавшийся разрыв, в считанные секунды проскочив линию огня. Шлюпка пошла на посадку и прилепилась к крохотному ровному пятачку в нескольких метрах позади Олега.
— Ты помнишь ночь, когда впервые пришло к нам озеро Забвения?
— Я ничего не помню. Ничего! — Эсхин отвернулся, чтобы не видеть блестящей безликой поверхности, заменявшей лицо его собеседника. Ему все время казалось, что там, под металлической пленкой, невидимо блестят живые человеческие глаза, и оттого, что он знал совершенно определенно, что в шлеме не было ничего, кроме пустоты, иллюзия становилась еще сильнее.
— Мы оба были тогда так молоды, Эсхин! Живые соки жизни бродили в нас, и ты не выдержал искушения… Кто-то из нас двоих должен был стать жертвой — ты выбрал меня, и вот теперь я здесь для того, чтобы наблюдать и анализировать твои последние мгновения.
— Довольно! Уходи! У меня больше нет сил, возьми обратно все свои дары, оставь мне лишь покой!
— Ну нет, ты сполна воспользовался нашими дарами. Пришел час расплаты, ты слышишь крики в коридоре?
— Там нет никого! Экран пуст?
— Откуда же эти крики? Где твои охранные роботы, Эсхин? Что это за толпа разгневанных людей появилась в конце коридора, ты видишь? Некому преградить им путь. Некому защитить тебя в эту минуту. Теперь я ухожу, чтобы оставить тебя один на один со своей судьбой. Я запомнил твои глаза. Мы в расчете, больше ты мне уже ничего не должен.
И в то мгновение, когда под натиском нападавших затрещали двери, никого уже не было в кресле напротив Эсхина. Фигура человека в скафандре сделалась прозрачной и за секунду до того, как рухнули двери, исчезла совсем.
14
Прежде чем Анна успела возразить, прежде чем успела что-то сделать, Ротанов перевел рычаг прибора на максимальную мощность, направил раструб себе под ноги и нажал кнопку. Пол лопнул, как туго натянутая резиновая мембрана. Сверху еще сыпались куски штукатурки, еще не исчезло фосфоресцирующее свечение в том месте, где интегратор разорвал молекулярные связи, а он уже стоял на ногах. Падение с высоты трех метров слегка оглушило его, зато теперь он находился в нижнем ярусе.
Несколько секунд Ротанов не двигался, привыкал к тусклому освещению. Он все еще боялся, что Анна последует за ним, найдет способ догнать его, остановить самим своим присутствием. Но все было тихо. Он находился в огромном пустом помещении, стены и потолок которого терялись в полумраке, свет из запыленных потолочных панелей едва струился. Все же он понял, куда попал. Здесь находился машинный зал, способный когда-то развивать мощности, необходимые для того, чтобы останавливать и изменять само время.
В машинном зале, растянувшемся на целые километры, было несколько этажей. Ротанов все время старался спуститься ниже, понимая, что только в самом низу должен быть путь в глубины острова, к его
