брошюрка. Видно, нет таланта расписывать.
— У вас лучше получается разговорный жанр, — не преминул съязвить Арчеладзе, но был не понят.
— Да, рассказывать я умею! Вот если бы кто с талантом записывал и не перевирал, получилась бы хорошая книга, дорогая…
— Вы работали с Птицеловом?
— Да-да! — спохватился старик. — Его звали Сергей Иванович Зайцев. Это был удивительный человек, увлечённый и чистый, кристальной честности человек! Он очень переживал за своё дело и умер от инфаркта миокарда. Сергей Иванович любил, когда свистят птицы над головой…
Следовало остановить этот художественный свист, иначе и к утру не услышишь, ради чего приехал.
— Как вас зовут? — перебил полковник.
— Юрий Алексеевич Молодцов! Я работал на ответственной работе, имел допуск к секретным материалам…
— Что же вы конкретно хотели сообщить, Юрий Алексеевич?
— Я знаю, вы ищете золото.
— Откуда вам это известно?
Старик несколько смешался.
— Часто встречаюсь со старыми сослуживцами… У нас обмен информацией… Нас нельзя списывать, мы ветераны… Коллективный разум.
— Так что вы знаете о золоте, Юрий Алексеевич? — теряя терпение, спросил Арчеладзе.
— Много чего… Например, как его вывезли с объекта «Гранитный». И куда потом направили.
— Ну-ну, продолжайте, — успокоился полковник. Юрий Алексеевич сделал паузу, ощупывая старый нескладной зонт.
— Господин полковник… Вы понимаете, сейчас другое время. В другой раз я бы сообщил вам из патриотических соображений, безвозмездно. Но сейчас рынок… Приходится платить за всё.
— Ваш шеф был кристальной честности человек, — Арчеладзе поморщился. — А вы торгуетесь… Не стыдно?
— Стыдно, — проронил старик. — Очень стыдно… Но я — голодный. У меня маленькая пенсия. Я продал всё, что у меня купили… А на иждивении жена и престарелая свояченица. Если бы я сумел написать книгу…
Полковнику неожиданно стало жаль старика. Он ещё старался держаться с достоинством, крепился, прятал глаза. Судя по одежде, пик карьеры этого человека приходился на шестидесятые годы, и теперь он доедал, донашивал и доживал её остатки.
— Хорошо, — согласился полковник. — Сколько вы хотите получить за информацию?
— Тысячу долларов. Положу в банк и стану жить на проценты. Сейчас платят хорошие проценты…
— Если информация меня устроит, вы получите тысячу.
— Спасибо, господин полковник… Это было в восемьдесят девятом году, в сентябре. Меня вызвал полковник Сердюк и приказал осуществлять контроль за амальгамированием. Условий на объекте не было, это же не завод… В отдельном боксе поставили четыре фрезерных станка. Слитки перегоняли в стружку, а стружку опускали в ртуть. Ртуть была в специальной таре, на которую амальгама не оседает… Производство вредное, испарение, а вентиляция едва дышала. Но работали по восемь часов, и всего два человека токарь и женщина-лаборантка.
— Сколько золота амальгамировали?
— Под моим контролем около сорока тонн.
— А потом кто контролировал?
— Не знаю… Вернее, догадываюсь кто, — старик помедлил. — Но точно не знаю.
— Кто?
— Должно быть, Володя Петров. Молодой даровитый шахматист.
— Где он сейчас?
— Далеко! — вздохнул старик и махнул рукой. — У него жена — еврейка, так он уехал в Израиль.
— Понятно, — вымолвил полковник. — Чем же вы занимались потом?
— Потом? — встряхнулся Юрий Алексеевич. — Потом я поехал в Ужгород, повёз амальгаму. За Ужгородом, в заброшенном местечке Боровичи, есть контрольно-измерительная станция на нефтепроводе. Амальгаму привезли туда. Станция хорошо охранялась, но персонала не было, а были два человека… Я подозреваю, из КГБ. Они назывались операторами. На трубе было смонтировано специальное оборудование, чтобы переливать амальгаму в нефть. Такой перепускной клапан. В строго определённый час насосная станция в Ужгороде сбрасывала давление, и операторы сливали амальгаму. Я следил, чтобы не было утечки и тара оставалась пустой. Я боялся, что амальгама начнёт золотить стенки трубопровода, но меня успокоили, что они всегда покрыты слоем парафина, который высаживается из нефти. А кто её принимал на другом конце трубы, мне неизвестно.
— Да-а, — протянул полковник, ощущая, как зуд на голове от макушки переползает к затылку. — Как же потом отделяли амальгаму от нефти?
— Ну, это несложно, — старик помял зонт. — Ртуть ни с чем не смешивается. Разве что с золотом…
— И сколько же вы таким образом перекачали амальгамы?
— Я свои сорок тонн. Думаю, и Володя Петров… и другие, кто контролировал амальгамирование. С нас потом взяли подписки о неразглашении. По крайней мере, с меня… Я с золотом всю жизнь работал и жив, потому что умею молчать. Теперь что мне молчать? Дело прошлое… Вот книгу бы написать!
— Кого вы ещё знаете, кто занимался амальгамированием?
— Одного точно знаю — Жабэн.
— Он что, француз?
— Нет, русский, — тихо улыбнулся Юрий Алексеевич. — Сергей Васильевич Жабин. Это он так представляется… Мы недавно с ним разговорились. Он тоже на пенсии без всяких льгот, бедствует. И вдруг он говорит: эх, Алексеич, я однажды такого маху дал! Говорит: амальгаму в Ужгород возил, под своим личным контролем, и тару сам опечатывал. Ну что стоило с каждой банки отлить понемногу в ведро? Проверки-то после меня никакой не было! Сейчас бы мы с тобой, говорит, выпарили ртуть на костерке и жили бы, как Мавроди. Или как Попов. Жабэн-то не знает, что и я возил…
— Кто ещё мог возить амальгаму? — напирал полковник.
— Больше никого не знаю, — разочарованно проговорил старик. — Вот Сергей Иванович Зайцев, Птицелов наш, тот всех знал… И Сердюк знал.
Птицелов принял яд на глазах Арчеладзе. Полковник Сердюк, отставной полковник, застрелился у себя на даче из малокалиберного пистолета Марголина… Вопросов больше не было. Арчеладзе достал портмоне — денег с собой было немного, всего пятьсот тысяч. Протянул старику.
— Возьмите, Юрий Алексеевич. Остальные потом, когда проверю информацию.
— Спасибо, товарищ полковник, — забывшись сказал старик и спрятал деньги. А долго проверять будете?
— Нет, дня три-четыре.
— Спасибо! — Старик растерянно закрутил головой. — Только я теперь с деньгами идти боюсь…
— Подвезу.
— Тут рядом, на Олимпийском проспекте!
Полковник отвёз старика к огромному, как крепостная стена, дому № 22, посмотрел, как тот войдёт в подъезд, и, трогаясь с места, взял трубку радиотелефона. Дежурный помощник не дремал, зная, что шеф на важной встрече. Приказал ему подготовить данные на всех людей, названных стариком, отпустил группу обеспечения и поехал домой.
У въезда во двор стоял какой-то «Москвич» — полковник уже реагировал на каждый. И когда фары выхватили его из темноты, увидел — вишнёвый! Он резко затормозил и включил дальний свет, чтобы просветить кабину. В этот момент «Москвич» резко взял с места и, не зажигая даже подфарников, помчался
