рядовое плановое обследование нефтепровода и отчуждённой под него земли — нет ли ям, не предусмотренных проектом, несогласованных дорог через трубу и всевозможных строений, которые могли выстроить по недомыслию местные жители.
В новом, чужом государстве нравы остались старые, российские, и их неистребимый дух помог без всяких трудностей получить автомобиль «УАЗ» и провожатого — самого начальника нефтеперекачивающей станции. Он тут же предложил поскорее объехать участок, чтобы осталось побольше времени на шашлыки. Арчеладзе лишь многозначительно и довольно похмыкал. Вот если бы там, за настоящим кордоном, оказался такой начальник, тогда бы можно и поверить, что отыщется перекачанное золото…
Вдоль трассы нефтепровода была строительная дорога, ещё не успевшая зарасти, и поэтому инспектировать трубу было очень просто: сиди и смотри из машины, делая скучающе-деловой вид.
— На плане тут у тебя должна быть контрольно-измерительная станция, — позевал полковник. — Работает она, нет?
— Она никогда и не работала! — весело признался начальник. — Зачем спроектировали её, когда есть одна у границы?..
— Деньги девать было некуда, — предположил полковник. — Мы же в какой стране жили?
Станция оказалась довольно далеко от города, в пустынном, лесистом месте с узкими вереницами полей. Где-то на них ползал трактор — поднимали зябь. День выдался солнечный, тёплый, вокруг пестрела листьями набирающая силу осень. Полковник выбрался из машины, потянулся, разминая затёкшие мышцы.
— Хорошо здесь! Эх!..
Каменное здание станции без присмотра начало ветшать, окна были давно выбиты, железные двери кто-то унёс вообще, густая крапива поднималась до середины стен.
— Варвары! — объяснил начальник. — Такое здание!..
И выжидающе посмотрел на Арчеладзе. Тот лениво махнул рукой:
— Мы сактируем эту станцию и спишем. Сколько сейчас её балансовая стоимость?
— Не помню, но документы можно поднять сегодня! — чему-то обрадовался начальник. — Может, пока вы тут пишете акт, я сгоняю в город, привезу бумаги и… пообедать пора?
— Пообедать бы не мешало, — подыграл Нигрей. Полковник молча полез через крапиву в дверной проём, оставив их без ответа.
— Оборудование и приборы разгрохали… — заворчал он. — Разворовали… Хорошо, хоть трубу не утащили. Документация на оборудование тоже потребуется! Что же ты, брат, сразу мне не сказал про эту станцию? — укорил он начальника.
— Дорога хорошая, я быстро привезу! — заверил тот.
— Давай, — разрешил полковник. — Одна нога здесь — другая там…
Едва «УАЗ» отъехал, Арчеладзе подтолкнул эксперта:
— Теперь ты! Быстро! Мне нужно знать всё, что делали на этой станции, где какие приборы стояли, зачем. Про каждую гаечку расскажи! А ты, Нигрей, напиши акт. Только профессиональный, понял?
— Понял, — спокойно проронил Нигрей.
При первом, поверхностном осмотре остатков оборудования эксперт сразу же выявил лишний отводок от трубы нефтепровода с фланцем, закупоренным толстой стальной плитой на тридцати болтах. Тут что-то стояло, возможно, какой-то массивный агрегат, не имеющий функционального назначения для станции. Когда же эксперт осмотрел груду металлолома, сваленного в углу, то нашёл основание этого агрегата, точно совпадающего по болтам крепления с фланцем. Он сохранился лишь потому, что весил пару центнеров и навряд ли мог пригодиться в хозяйстве. Однако внутренности чугунного изделия были вырваны ломом и, по всей вероятности, были латунными — осталось уплотнительное кольцо.
Цветные металлы ценились теперь чуть ли не на вес золота.
Эксперт определил, что найденное основание агрегата являлось нижней частью какого-то клапана, рассчитанного на высокое давление. Полковник распорядился взять пробы с бетонного пола, со стен, потолка и части агрегата для металлометрического анализа и, жалея, что находку нельзя увезти целиком, вышел на улицу.
Плакало российское золото! Вот откуда убежало оно, соединясь с «чёрным золотом». Неужели та американская сыскная фирма, что бралась найти исчезнувшую часть казны, сразу же нашла её след и потому отказалась работать, несмотря на хороший процент?
Россия в буквальном смысле вылетела в трубу.
Эксперт заканчивал фото — и видеосъемку окрестностей станции, когда на дороге показался «УАЗ». Начальнику нефтеперекачивающей станции дали подписать акт, и тот тут же развернул походную шашлычницу.
Шашлыков отчего-то не хотелось, но запах был одуряющим и будил у полковника его кавказскую часть крови. Нигрей и эксперт взялись помогать хозяину — раздували фанеркой угли, переворачивали шампуры и глотали слюнки. Полковник же, сначала прогуливаясь, направился по отчуждённой полосе земли в сторону границы, а потом незаметно разошёлся, погруженный в нелёгкие размышления, и отшагал километра четыре. Засыпанная землёй труба, эта кровяная жила, резала пространство, словно инверсионный след самолёта. Лента земли шириной в полста метров летела через леса, поля, взгорки и была совершенно мёртвой: здесь позволялось расти лишь чертополоху, который выжил другие травы. Любой же кустик или деревце беспощадно вырубались. Нельзя было ничего сажать, сеять, переезжать в неустановленном месте, строить, разводить костры…
Нельзя было делать ничего на этой земле, отчуждённой и превращённой в какую-то ничейную полосу.
Полковник не был никогда земледельцем, не имел даже дачного участка; более десяти поколений Арчеладзе служили России, будучи воинами. Однако сейчас он ощутил мертвящий дух, исходящий от этой пустой, во имя чего-то отторгнутой земли. Ему показалось, что он идёт по кладбищу, где хоронят снятый слой грунта, заражённый радиоактивными выбросами.
На мёртвую землю он насмотрелся в Чернобыле. Эта, на первый взгляд безопасная, ничем не отличалась… Из земли выделялся стронций в виде белёсого порохового налёта.
Начальник НПС догнал его на машине встревоженным, однако успокоился, видимо решив, что ревизор горит от служебного рвения и готов пешком обходить трассу.
После первого тоста хозяин попросил разрешения снять железо с крыши станции, — мол, по конфигурации у него дом точно с такой же крышей и не нужно перекраивать листы.
— Снимай, — разрешил полковник. — Всё равно пропадёт.
После второго тоста и второй партии шашлыков начальник НПС решился осторожно намекнуть, что железобетонные плиты перекрытия вроде бы получаются совсем ни к чему на списанной станции. Полковник согласился.
— Ну, если нет крыши и перекрытий — зачем нужны стены? — отважился хозяин, когда выпили по третьей. — Я посмотрел: кирпич белый, крепкий, а раствор между ними слабый. Разобрать можно.
— Раз пошла такая пьянка — режь последний огурец! — провозгласил Арчеладзе. — Разбирай!
— А трубу я прикажу засыпать, чтоб всё чисто.
— Засыпай! Чтобы и следа не осталось!
Из людей, как из отчуждённой земли, тоже выделялась белая пыль стронция.
После шашлыков сразу же поехали на аэродром. Прежде чем распрощаться с гостеприимным хозяином нефтепровода, полковник посоветовал, если понадобится, выкопать все трубы и взять на себя. Или вообще приватизировать и станцию, и нефтепровод, пока кто-нибудь не опередил.
И оставил его в полном недоумении.
В Москву прилетели около семи часов вечера. Хотелось поехать домой, выпить соды и лечь: от шашлыков всю ночь мучила изжога. Однако он, сглатывая горечь, сел в свою машину и без всякого сопровождения отправился по адресу, где жил ещё один исполнитель перекачки золотого запаса Сергей Васильевич Жабин. В Ужгороде он заразился мстительным чувством, которое теперь перерастало в тихую злобу. Ко всему прочему, моделируя в своём воображении примерную схему изъятия части государственной казны, он попытался представить главное лицо в этой операции — инициатора и руководителя. И тот образ, что нарисовался в сознании, разочаровал и неприятно поразил его. Это должен быть человек, по
