— В таком случае мне непонятны ваши действия, — проговорил он, наливая воду. — Зачем потребовался налёт на фирму «Валькирия»? Вы отрабатывали действия группы захвата?
Арчеладзе ощутил, как в груди у него натянулась и тонко зазвенела гитарная струна. Если признать налёт, немедленно последует вопрос по поводу захваченных в «Валькирии» материалов. А «папе» было что-то известно: Комиссар не терял времени и, возможно, узнал какие-то сведения о налётчиках. Через группу Кутасова сделать этого он не мог — там ребята крепкие и сработали чисто. С Кристофером же навряд ли успел встретиться…
— Вас неверно информировали, — сказал полковник. — Группа захвата в «Валькирии» не работала.
— Ах, вот как! — «Папа» приподнял брови. — А я посчитал, что вы проводили пленэр…
Он что-то знал! Но не стал больше заострять внимание на фирме, вероятно, не имея веских аргументов. А может быть, избрал тактику — выдавать факты своих сомнений, чтобы потом одним махом загнать в угол…
— Мы не проводили пленэр, — отчеканил Арчеладзе. — А вот со мной кто-то затевал игру. Впрочем, я догадываюсь кто… Шесть дней назад я возвращался из Подмосковья и был задержан на посту ГАИ группой, напоминающей спецназ. Я не стал докладывать об этом лишь потому, что меня пытались унизить, оскорбляли моё личное достоинство. Я нашёл способ и возможность расквитаться самому.
У полковника были подозрения, что спектакль на посту ГАИ был разыгран по заданию «папы» — как месть за Капитолину, либо Комиссаром — за погром в «Валькирии». Однако сейчас, наблюдая за патроном, Арчеладзе заметил неподдельный интерес, точно такой же, как во время доклада о перекачке золота.
— Что значит попытались унизить? — спросил он.
— Пристегнули наручниками к решётке, раздели, ударили дубинкой, — объяснил полковник. — В моём присутствии издевались над женщиной, которая была со мной.
Патрон возбуждённо прошагал по кабинету, поиграл желваками на сухих скулах.
— С вами была… Капитолина?
— Да, Капитолина.
— Кого вы подозреваете? — после паузы спросил «папа». — Кто с вами затевал игру?
— Мой непосредственнный начальник, — заявил полковник. — Последнее время у нас были очень натянутые отношения…
— Это не он! — определённо сказал патрон. Арчеладзе понял, что зря грешил на Комиссара. «Папа» знал бы уже об этом и сейчас не играл желваками. Для него не было новостью, что полковник ездил в лес с Капитолиной собирать грибы. Но то, что он слышит о происшествии на посту ГАИ впервые, — это несомненно…
Патрон вдруг озлился, возможно от упоминания о Капитолине.
— Чёрт знает что происходит в государстве! Полный беспредел!.. Вы пытались выяснить, кто это был? Чьи люди?
— Нет, — ответил Арчеладзе. — Я уверен, «пожарник» пытается сломать меня, взять отдел под свой контроль.
— Повторяю, это не он! — почти закричал патрон. Похоже, защищал своего товарища…
— У меня есть информация о налёте на «Валькирию», — проговорил полковник. — И сейчас мне пришла мысль, что налётчики и спецназ на посту ГАИ — одни и те же люди.
Патрон глянул на него из-под бровей, неторопливо сел в кресло.
— Возможно… Возможно, они убили вашего информатора Молодцова, они задушили Кристофера Фрича. Но Птицелова отравили не они, и тело закапывали тоже не они, а вы, Эдуард Никанорович. И вы же его выкопали… Или опять я неверно информирован?
Арчеладзе вынул рапорт вместе с газетной вырезкой.
— Извините, шеф, я не могу работать, когда мне не доверяют, — заявил он и протянул рапорт. «Папа» прочитал его наскоро, аккуратно положил на край с гола.
— Так, что ещё?
— Это приговор Кристоферу Фричу, опубликованный за сутки до его смерти, — полковник положил вырезку из газеты с рекламой концерта.
«Папа» долго читал объявление — что-то сопоставлял, прикидывал, затем пробежал глазами небольшую статью о проекте переработки старых отвалов на золотых приисках Алдана, собственно, из-за которой и была сделана вырезка.
— Возможно, — опять повторил он. — Но у меня есть основания не доверять вам. Слишком серьёзные основания. И вы не сможете прикрыться ни рапортом, ни этой шпаргалкой!
На пороге кабинета появился референт, видимо, вызванный звонком, кнопку которого патрон незаметно надавил под столом.
— Баня готова? — спросил он обыденным голосом.
— Да, можно идти, — кивнул Нинзя.
— Проводи генерала, — распорядился «папа». — Я скоро спущусь… Мы с вами продолжим после бани, Эдуард Никанорович!
Полковник чувствовал какой-то подвох. Скорее всего, пока они тут беседовали, приехал Колченогий с Комиссаром, и теперь они должны навалиться втроём. «Папа» провёл лишь разведку боем, основная схватка была впереди, и уж наверняка с заготовленными неотразимыми аргументами. Иначе бы он угрожать не стал… Арчеладзе мысленно прикинул, чем располагает на самый худой случай, и в общем-то кое-что было для обороны и даже нападения. Можно даже признать налёт на «Валькирию», совершённый с целью завладеть документами, которые бы пролили свет на некоторые факты, связанные с пропажей части золотого запаса. А документов могло не оказаться во взорванных сейфах, как и дискет в разбитых компьютерах. Кристофер оказался предусмотрительным! Но признать это следовало лишь в том случае, если предъявят неопровержимые улики. И наконец, оставался ещё один козырь — задержанный однорукий палач, по поведению и способу совершения преступления убийца старика Молодцова. Успели ли доложить «папе» о нём?.. Есть ещё майор Индукаев, который видел в лицо трёх представителей Интернационала, весьма остро заинтересованных сбить с толку следствие и поиск золотого запаса.
Голыми руками не возьмёшь, ко всему прочему, существует истина — в бане все равны…
Но что сказать о Птицелове? Чем прикрыться?..
Нинзя угодливо косолапил впереди, растворяя перед ним двери.
Разумеется, у «папы» были веские основания не доверять Арчеладзе: последнее время полковник практически работал бесконтрольно, тем более завязал контакт с этим русским иностранцем — «человеком из будущего»…
Однако он не ожидал того аргумента, который заготовил ему «папа».
В предбаннике на широкой деревянной лавке лежал Нигрей. Видно, его втащили сюда за руки и ноги, без носилок, ещё тёплого, и он окостенел так, как был брошен, — свесились руки, ноги в грязных ботинках разбросаны, одежда на груди насквозь пропитана почерневшей кровью, к которой налипли жёлтые листья роз.
Открытые глаза смотрели в потолок… Арчеладзе остановился в изголовье и, сам того не заметив, встал на колени, чтобы закрыть Нигрею глаза. Он едва вытянул околевшую кожу век, прижал их ладонями. На миг показалось, что мёртвый от этого как бы расслабился, успокоился, заснул…
Потом он снял галстук и подвязал нижнюю челюсть покойного.
И не заметил, как за спиной оказался «папа».
— Ну что, продолжим, Эдуард Никанорович?
Полковник медленно поднялся с колен, напоследок зачесал пальцами спутанные волосы Нигрея, вытряс из них листочки роз и садовый сор.
На столе в кабинете «папы», разложенная по порядку, оказалась портативная радиоэлектронная аппаратура для прослушивания — вещественные доказательства, неопровержимые улики. «Папа» ничего не комментировал, и так всё было предельно ясно. Он лишь пристально наблюдал за каждым движением полковника, и выпуклые глаза его напоминали два плавающих компаса.
Полковник сел на прежнее место и попытался собраться с мыслями, однако до предела натянутая струна звенела от малейшего прикосновения…
