С северной стороны Сатвы ветер тоже тянул строго к вершине горы.
Капрал опять помолчал, счищая липкую глину с ботинок, и предположил совсем уж неуверенно:
— А что, если ветер изменил направление? Пока мы шли…
Ему можно было не отвечать, поэтому Джейсон отхлебнул рома, сунул в рот жвачку и взял направление к вершине. Тем временем восток уже начинал светлеть, а ветер всё ещё подталкивал в спину, и чем выше поднимались, тем сильнее становился воздушный поток. Хорошо, что дождь кончился…
Вершина Сатвы была почти голая и сплошь изрыта полуосыпавшимися старыми и новыми земляными укреплениями и ходами сообщений. На господствующей высоте во всех происходивших здесь войнах стояла артиллерия. Во время недавнего конфликта сербы умудрились загнать сюда два тяжёлых танка и врыли их ближе к южному склону, чтобы вести огонь по хорватским позициям и селениям. Выбить с горы их так и не удалось, поэтому позицию накрыли ракетным ударом с воздуха, подняв для этой цели четыре «Миража». Перевёрнутые танки сейчас ржавели под дождями и светились во тьме красноватым, червонным золотом.
Обезображенная каменистая земля на вершине была густо нашпигована противопехотными минами всевозможных типов, от прыгающих «лягушек» до шариковых, называемых в просторечии сапёрными пулемётами. После развода конфликтующих сторон сербы ещё пару месяцев каким-то образом пробирались на вершину и вели снайперский огонь по хорватам, ибо сама гора и несколько поселений с южной её стороны всегда принадлежали боснийским сербам. Они влезли сюда и после минирования, так что двое храбрецов остались лежать возле неглубоких чёрных воронок, и немцы, в то время охранявшие зону, не стали вытаскивать убитых, оставив в назидание всем, кто захочет сунуться на Сатву.
И пролежали они здесь меньше суток, до темноты следующей ночи, а потом исчезли. Тогда этому не придали особого значения, посчитав, что упрямые сербы пробрались на вершину и унесли трупы. Через посты, минные поля и спирали колючей проволоки, высотой до двух метров…
Джейсон выбрался на гору, когда половина неба, покрытая рваными тучами, налилась синеватым, свинцовым светом.
Ветер остался за спиной!
Он трижды спускался с вершины вниз метров на сто, и трижды, снова поднимаясь, улавливал границу ветра: скользнув по крутому склону, он уносился ввысь, а изрытая голая площадка, величиной в четыре футбольных поля, оставалась в полном покое, и в неподвижном воздухе дым от сигареты тянулся вверх чуть извилистой и бесконечной струйкой…
Чувствуя озноб, теперь уже не от холодного ветра, Дениз приблизился к краю минного поля и сел на вывороченный камень, от которого бежала по земле едва заметная проволочная растяжка. И ощутил, что и сам внутренне как бы натянулся, напрягся и замер в таком состоянии, ожидая то ли счастья, то ли внезапного взрыва. В тот миг он ещё не видел, что его напарник Эрни Флейшер, сбросив на землю амуницию, стаскивает с себя одежду…
4
Мамонт протянул руки к огню, от пахнувшего жара мгновенно оттаяли заиндевевшие ресницы, изморозь превратилась в слёзы.
Он был в ловушке, прилетел, как мотылёк на свет, и сопротивление сейчас было невозможно, хотя в кармане фуфайки лежал пистолет. Оценка ситуации длилась мгновение, ровно столько времени потребовалось и непрошеным гостям, принёсшим огонь.
— Здравствуйте, Мамонт, — прервал паузу человек в горных защитных очках. — Кажется, вы оказались в трудном положении?
— Да, — просто и сразу ответил он. — С кем имею честь?..
— Мы ваши друзья, — незнакомец вынул из кармана вещмешка термос, неторопливо налил в крышку бурого, парящего напитка, подал Мамонту. — Возьмите, это полезно и вкусно… Вам нечего опасаться, мы ваши друзья. Называйте меня Тойё.
Мамонт взял металлический стаканчик, поблагодарил и отхлебнул напиток скорее всего, отвар чаги с добавлением женьшеневой водки.
— Снимите очки, — попросил он.
Тойё сдвинул на лоб очки, обнажив по-восточному припухлые веки и седеющие брови. Этот человек назвался мансийским именем, хотя внешне был мало похож на местного жителя. В тех всегда ясно просматривались тюркские черты, этот определённо относился к жёлтой расе, и в речи его улавливался едва слышимый акцент — многоударность, характерная для японцев, говорящих на русском. А ханты и манси, живущие среди русских, говорили без акцента.
— Спасибо, — Мамонт вернул стаканчик. — Не подозревал, что у меня есть друзья в этом районе. Тем более, вооружённые и экипированные, как спецназ.
— Это продиктовано необходимостью, — улыбнулся Тойё. — В горах остались люди генерала Тарасова, кстати сказать, вашего врага, Мамонт. Вы тоже не расстаётесь с оружием.
— В прошлом я человек военный, как вам известно, — те трое не принимали участия в разговоре и стояли с отрешённым видом. — Привык.
— А мы охотники, — почти мгновенно отпарировал он. — С детства приучены к оружию.
Этот «охотник» наверняка имел минимум два высших образования: Токийский университет, например, и какой-нибудь гуманитарный факультет МГУ.
— На какого зверя сейчас открыта охота? — будто между прочим спросил Мамонт, однако Тойё намёк понял.
— На крупного, — сказал с холодной улыбкой. — Которого берут загоном.
— А калибр не маловат? Пистолет-пулемёт годится для развлекательной охоты, где-нибудь в национальном парке…
— Нет, в самый раз. Об этом мы непременно побеседуем ещё, Мамонт, за дружеским столом, в тёплом доме, — пообещал «охотник». — У вас в берлоге девушка. Она зябнет без огня и пищи. Кстати сказать, вы тоже удачливый охотник, но сырое мясо даже мы давно перестали есть. Не пора ли нам всем отправиться в дорогу?
— Позвольте спросить, Тойё, а далека ли дорога?
— Совсем нет! — охотно и гостеприимно заверил он. — Три километра вниз пешком, а там к вашим услугам снегоход «Буран» с нартами и оленьей полстью. Через два часа мы сможем сесть за стол в жарко натопленном деревянном чуме. Если будет желание, можно принять ванну на горячем источнике. У вашей девушки сильно обморожены ноги.
— Желание будет, — согласился Мамонт.
— В таком случае нам нужно идти, пока не стемнело, — деловито скачал Тойё. — Зимний день короток…
Он что-то сказал своим товарищам, обронил одно слово на каком-то языке, и те с армейской готовностью направились к берлоге по набитой Мамонтом тропе. Сразу же закралось подозрение, что остальные «охотники» не говорят и не понимают по-русски.
Возле берлоги на валежине сидела Инга, обряженная в камуфлированный меховой бушлат, а ещё один «охотник» в толстом свитере выносил из логова мясо и развешивал его на жердь, по-хозяйски закреплённую между двух елей.
— Мамонт! — обрадованно позвала Инга, вскочила и, морщась от боли, села. — Мамонт!.. Пришли какие-то люди, объяснили, что друзья…
— Да, это наши друзья, — поспешил заверить он. — Сейчас мы поедем в гости. Там тепло, есть пища и даже горячий источник.
Она облегчённо вздохнула и неожиданно улыбнулась.
— Я так напугалась. Тебя нет…
— Теперь всё будет хорошо!
Должно быть, эта команда и в самом деле занималась промыслом зверя: развешенное мясо накрыли
