Для индийского возрождения все цивилизационное бессознательно означало британское- колонизаторское. Индийский мир проходил колонизации, войны, голод, унижения, но не разъедался изнутри ни социализмом, ни атеизмом, ни сексуальной революцией, ни мононациональным подходом, ни экспансией мигрантов... в каком-то смысле он пришел в третье тысячелетие огромным, доверчивым, консервативным, мудрым и неиспорченным ребенком, видящим перед собой черно-белый телевизор с правильным кино.
Я отчетливо понимала это, пожив с Шумитом.
– Мы думаем рисунками и образами. Учения Рамакришны – это сплошные метафоры и притчи. Попробуй нарисовать контур сложного объекта, не отрывая карандаша от бумаги и не имея возможности повторного обведения, и ты отчетливо увидишь трудности, – говорит Шумит. – Индусы потому и работают с более простыми и менее противоречивыми моделями мира, чем остальные. Никто никого никуда не торопит: постижение истины должно прийти по мере понимания, а изменение – без ломки. Все в Индии происходит линейно, хотя и неторопливо, – индийский слон медленно, но верно протаптывает тропу. А если тебя не устраивает что-то сегодня, значит, ты рано пришел. Приходи завтра...
Так что, махнув рукой на предстоящие тупиковые баталии вокруг постмодернизма, я подумала, что они интересуют меня в Индии в последнюю очередь, и стала строить план побега с конференции.
Объявили перерыв, и мы с Леной Трофимовой выпросили у Ранжаны машину с водителем – пожилым красавцем в чалме и студентом-гидом – очаровательным маленьким непальцем. Промахнув мимо дворцов местной элиты, поехали к Президентскому дворцу Раштрапати Бхаван.
Англичане построили его в парке для вице-короля Индии в глубоко колониальной идее «туземец не дремлет и может напасть каждую секунду». Дворец стоит на холме Райсин, окружен парком и чугунным забором в стилистике английских решеток. Никто, кроме обезьян, не может попасть туда без долгой военной осады.
Пространство вокруг пустынно и вылизано, как возле картонного театрального макета, вывезенного из другой страны на время спектакля. Глядя на официальную резиденцию президента, трудно поверить, что рядом на соседней крупной городской улице мужчины писают, повернувшись спиной к дороге, в каменные «писсуары» без задней стены, а еще чаще рядом с ними. Куда писают женщины, мы так и не поняли. Но поскольку в Индии женщине запрещено почти все, то логично предположить, что писать ей тоже запрещено.
Президент в Индии – символ страны. Нынешний «символ страны» Абдул Калам – мусульманин, холостяк, отец индийского ракетостроения и ракетозапускания, лауреат всех высших государственных наград, ходит в спортивной одежде и шлепанцах, в 71 год носит прическу в стилистике группы «Битлз», знает наизусть тексты Корана и Бхагавад-Гиты, на протокольные мероприятия ходит в смеси индийского пиджака и толстовки. С Путиным разговаривает загадками, как сказочная восточная принцесса с женихами.
– Знаете, Владимир, кто такой наш большой друг?
– ????????????
– Наш большой друг – это тот, кто помогает нам в беде! Это Россия!
Кстати, его соперницей на выборах на пост президента была 87-летняя Лакшми Сегал. До провозглашения независимости Индии она командовала женским батальоном, сражавшимся против колониальных войск. После образования индийского государства руководила крупными благотворительными проектами и строила больницы. Интересно, появились бы в Индии городские женские туалеты с ее победой или нет?
Нынешний президент прекрасен, у него одна проблема: изящная надпись в конституции, что он «действует по совету премьер-министра»... То есть сидит для красоты.
Неподалеку от дворца здание парламента, похожее на наш Дворец спорта в Лужниках.
– Шумит, а правда, что по индийскому парламенту до сих пор бегают обезьяны?
– Правда. Отнимают у парламентариев документы, рвут их. Вырывают из рук мобильные телефоны, ручки, и все остальное... – отвечает Шумит. – У нас очень сильны консервативные партии, и когда проходит заседание про беспредел обезьян, они лоббируют их права. Недавно эту проблему чуть-чуть решили, но решили по-индийски. Вместо того чтобы сделать решетки от них, наняли ловцов обезьян и лемура- добровольца. Они усмиряют обезьян во время заседаний...
– То есть типичная картина заседания индийского парламента – это бегающие с бумагами обезьяны и бегающие за ними парламентарии?
– Ну, бывает и так... зато дерутся в нашем парламенте реже, чем в вашем! И курить там теперь запретили...
В индийском парламенте многие заседают в ярких сари, расшитых рубашках, чалмах, а то и босиком. Радикальные деятели даже увешивают себя гирляндами из цветов.
Хочу рассказать об одном парламентарии. Точнее, об одной – о Фулан Деви. Она родилась в низшей касте и была в одиннадцать лет выдана замуж. Не выдержав тяжелой работы и побоев, сбежала от мужа, после чего родня отказалась от нее, и девочку выгнали из деревни.
Оказавшись в лесу, Фулан попала в бандитскую группировку и, став старше, возглавила ее. Под ее руководством банда начала робингудствовать: отнимать у богатых – раздавать бедным. Соседняя банда убила возлюбленного Фулан, ее же изнасиловали и сделали сексуальной рабыней.
Она бежала, возглавила новую банду и в 1981 году, в День святого Валентина, напала на деревню и уничтожила всю банду обидчиков. Группировку Фулан искало несколько тысяч полицейских и несколько вертолетов, но местная беднота помогла им уйти от преследования. Фулан стала легендой, а через два года неожиданно сдалась властям, ей дали одиннадцать лет тюрьмы вместо виселицы, поскольку боялись народных волнений.
Выйдя на свободу, Фулан занялась политикой, ориентированной на самые незащищенные слои, и стала активной деятельницей Партии индийской бедноты. На основе ее биографии был снят художественный фильм «Королева бандитов». Он стал культовым, Фулан мгновенно выиграла выборы в парламент и начала успешно защищать права бедных.
В тридцать восемь лет Фулан в упор расстреляли около ее делийской резиденции. Десятки тысяч людей вышли на улицы, вспыхнули массовые беспорядки, манифестанты перекрывали автомобильные и железнодорожные магистрали, забрасывали камнями учреждения. Увы, убийц члена парламента Фулан Деви не нашли... Или не захотели искать.
Недалеко от парламента мемориальная арка «Ворота Индии», местный вариант Триумфальной арки. Сорокаметровый супервеличественный памятник в форме ворот в память об индийских солдатах, погибших во время Первой мировой войны. Вся его поверхность облицована плитками с именами солдат. На пустующем постаменте рядом прежде стояла статуя английского короля, с момента обретения Индией независимости короля сбросили, а кого поставить вместо него, не придумали до сих пор.
Пафос мемориала резко снизила толпа торговцев и попрошаек. Девочка лет шести начала передвигаться перед нами с помощью сальто, а толпа ее малолетних коллег, приплясывая и вопя, двинулась следом.
Нас уже предупредили, что если даешь хоть одному, то на тебя налетает стая, и мы сделали непроницаемые физиономии. Тем более что с другой стороны налетела толпа торговцев, обвешанная всякой фигней. Надувная фигня парила над ними нимбом, висячая привязывалась к поясу, а в руках было что-то местное сувенирное, квакающее, крякающее и беспардонно засовываемое прямо в наши физиономии.
Надо еще добавить, что индийский торговец орет название своего товара, пока ты не сел в машину, так истошно и так постоянно, что в тебе борются два чувства: прибить его на месте или купить. Короче, «Ворота Индии» вспоминаются как кувыркающаяся в клубах пыли маленькая девочка под аккомпанемент торговцев, готовых броситься на тебя с услугами при первой твоей слабине.
После знакомства с мемориалом, опираясь на утверждение Шумита о продвинутости индийской финансовой системы, я попробовала снять с карточки деньги. Однако на слово «банкомат» все пожимали плечами и слали нас в самый крутой делийский отель, объясняя, что там есть все. Как было написано на стене в арбатской коммуналке в моей индофильской молодости: «Чего нет в „Махабхарате“, того нет нигде!»
Отель был великолепен и многозвезден. Офис банка обмена валюты, отделанный витиеватым красным деревом, дышал дорогим кондиционером и шелестел гербовыми бумагами. Накрахмаленный молодой человек с вымазанными до мозга гелем волосами сказал, что как только он заполнит какие-то важные бумаги,
