с помощью пилы по металлу освободим тебя
Так мы и сделали! Двадцать минут спустя Берю выходит из своей кареты. Он делает несколько шагов, массируя брюхо.
– Это тяжело для нервов! – уверяет он. – Я уже не говорю, что эта чертова застежка превратила мой пупок в почтовый ящик! Ах, как мне жаль косметологов, которых, как Гагарина, закрепляют наглухо в ракетах. Что касается меня, то, если я лишен свободы движений, я – конченый человек.
Он устраивает грандиозный цирк в гостинице, заставляет встать хозяина и подать ему бутылку вина, которую осушает, как победитель этапа в велогонке выпивает свою бутылку Перрье25.
Надо признать, что вечера с Толстяком проходят довольно оживленно!
Эти выученные еще в начальной школе стихи неотступно толкутся в моем подсознании. Я полностью просыпаюсь. Уже светло, и над Сен-Тюрлюрю гудит сильный ветер. Я не знаю, кто посеял этот ветер, но в любом случае сеятель ветра пожнет бурю. А поскольку год удачный, он может надеяться и на ураган. Рыбачьи суда, должно быть, рыбачат у Ньюфаундленда! Так что, ребята, треска снова поднимается в цене!
Ставни гостиницы изо всей силы хлещут по щекам фасада. Обломки веток липнут к стеклам, после того как их долго носил по воздуху шквалистый ветер. Ну и лето! Вот бы подарить его моему налоговому инспектору! Бесподобное зрелище – смотреть, как носятся по ветру в такую бурю налоговые листки! Кастелянша отеля, видя, что ветер сорвал веревку, на которой сохли скатерти и салфетки, взывает о помощи. Получился отличный бумажный змей, который позабавил бы младших школьников!
Я смотрю, который час на моем личном хронометре. Ровно семь утра. Принимаю душ, бреюсь, натираюсь лосьоном, одеваюсь и направляюсь в столовую.
Бывший унтер-офицер Морбле уже давно на ногах. Его хорошо нафабренные усы блестят, как тюлений хвост. Похоже, он весел, как при эпидемии холеры.
– Уже на ногах? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– Я всегда встаю в четыре часа, – отрезает он. – Только по утрам возможна хорошая работа!
– Кроме работы ночного сторожа, – мягко возражаю я.
– Я хотел сказать: в нашей профессии, мой мальчик. У вас есть что-нибудь новое?
– Еще нет.
– Я так и думал. Вы, молодые, ведете следствие подобно тому, как дети играют в «семь ошибок» – с карандашом и бумагой
Рыжая кастелянша, которой все-таки удалось поймать летающего змея – веревку с бельем, подает нам завтрак.
– Ваш подчиненный, – обращается ко мне Морбле, – подложил мне вчера вечером хорошую свинью.
– Это я отправил Берюрье на задание, – Поясняю я.
– Мне из-за него пришлось остаться несолоно хлебавши и, как говорится, потуже затянуть пояс
– Ему тоже, – с трудом сдерживаю я смех.
Раздается приглушенный телефонный звонок
– Гляди, он еще работает?
В пижаме, разомлевший от сна, появляется великолепный и торжественный Берю.
– Приятного аппетита, господа! – бросает он.
– Привет, Рюи-Блаз, – отвечаю я.
Толстяк почесывает у себя между ног.
– На улице такой ветрище, что даже у жандарма отвалились бы рога, – заключает он
– Послушайте, – протестует Морбле, – мне не очень нравятся подобные шуточки.
– Прошу прощения, – смущенно оправдывается Толстяк. – Я сказал это без задней мысли. Без всякого намека26 на вас.
– Надеюсь, друг мой, надеюсь. Мадам Морбле всегда хранила безупречную супружескую верность.
Появляется рыжая кастелянша.
– Господин комиссар, – зовет она – Вас к телефону. Но так плохо слышно, боже мой, Так плохо слышно!
– При таком сифоне27 – объясняет Верзила, – ничего удивительного. У женщин, которые сегодня наденут пышные юбки, будет хорошая клиентура, уж поверьте! Это я вам говорю.
Я беру Трубку, которая болтается на проводе в застекленной кабине
– Алло!
Пунктуальный голос спрашивает меня, действительно ли я Сан-Антонио. В этой буре я вылавливаю лишь один слог из двух.
– Да, да, да, да! – повторяю я в надежде, что моему собеседнику удастся уловить хоть одно «да» из четырех
–...вам... на немед... я... ться!... лила вая......бе...
– Мне надо немедленно явиться и куда-то бежать?
– Нет! Новая... произошла!
Я надрываюсь.
– Новый факт? Вы говорите, что произошло новое событие?
– Да
– Но говорите же, черт возьми!
Человек говорит, но напрасно. Теперь наш разговор представляет собой какое-то пюре из гласных звуков. И я вешаю трубку
– Ну, Толстый, в путь! – роняю я. – Похоже, что-то случилось еще
– Что еще?
– Я не смог разобрать, что мне говорил звонивший Я бегу, а ты Меня догоняй на своей машине. И смотри, не забудь пристегнуть ремень безопасности. При таком ветре это надежнее!
Глава Х
В комиссариате то же столпотворение, что и позавчера. Люди толкутся у входа. При моем появлении все умолкают. Журналисты украдкой поглядывают на меня и исподтишка посмеиваются. Я прорываюсь в кабинет местного комиссара. Он даже не успел побриться и похож на заплесневелую грушу.
– Ужасно, – бормочет он, – просто ужасно!
– Что происходит, дорогой коллега?
– Независимый кандидат... Погиб этой ночью.
Я топаю ногами.
– Как? Что вы говорите? Это шутка!
– Увы... увы... увы!
– Как это произошло?
Он трясет удрученно своей бедной головой.
– Подождите! Один из инспекторов, которому было поручено его охранять, вам все расскажет
Он зовет.
– Мартине!
Мартине прилетает стрелой, словно ласточка. Но вовсе не та ласточка, которая предвещает весну, – и это написано на его искаженной физиономии.
– Итак, вы позволили обвести себя вокруг пальца? – ору я.
Он бормочет:
– То есть, господин комиссар!
– То есть что? Ну-ка, выкладывайте подробности!
