Девочка тревожно посмотрела на Дэмьена, ей отчаянно хотелось услышать хоть какое-нибудь ободрение. Священник кивнул ей. Оставалось надеяться, что Таррант слушает и запоминает с особой тщательностью. Изо всей их компании именно Владетель мог лучше всего понять Неумирающего Принца и характер предпринимаемых им Творений.
– Продолжай, – попросил Дэмьен.
– Он говорил… что в этом и скрывается источник могущества Принца. – Она посмотрела на Тарранта, задрожав при этом еще сильнее, и сразу же отвела взгляд. – Он может превратиться в любого человека, вот почему все повинуются ему. Причем это относится не только к людям, но и к ракхам.
Хессет, не выдержав, зашипела, однако ничего не сказала. Разговор на щекотливую тему поневоле пришлось продолжить Дэмьену:
– Расскажи нам о ракхах.
Девочка немного замешкалась с ответом.
– Они вроде людей, но они не настоящие люди. На лицах у них отметины. Здесь и здесь.
Она пробежала пальцами по лбу и по щекам.
Боевая раскраска? Татуировка? Или какие-нибудь звериные отметины? Дэмьен в задумчивости посмотрел на Хессет. Как выглядели ракхи и что за отметины у них были, пока Фэа не преобразовало их? А если отметин не было у западных ракхов, то, может быть, они имелись у здешних? Однако Хессет покачала головой, давая понять, что бессильна что либо сообщить. Черт бы ее побрал!
– И ракхи подчиняются Принцу? – спросил священник у Йенсени.
Девочка, помедлив, кивнула:
– Большинство из них. Потому что однажды он превратился в ракха, вот они и ведут себя так, словно он один из них. Конечно, не совсем один из них, потому что он человек… но так, серединка на половинку.
– Чем многое объясняется, – спокойно заметил Таррант. – Потому что ракхи не стали бы подчиняться человеку.
– Но как ему удалось превратиться в ракха? – вскинулась Хессет. И посмотрела при этом на Тарранта. – Разве такое возможно?
Охотник поразмыслил над этим целую минуту и наконец дал ответ:
– Можно, конечно, принять и такую форму. Хотя метаморфоза вряд ли будет достаточно стабильной и может даже оказаться опасной. Но есть и более простое решение.
Дэмьен не сразу понял, куда клонит посвященный.
– Иллюзия? – наконец догадался он.
Охотник кивнул:
– Именно так.
– Но… настолько совершенная? И столь длительная?
– Человеку это не под силу, – согласился Таррант. – Но не забывайте, здесь задействовано и нечто иное.
– Йезу, – прошептал священник.
Охотник кивнул, лицо его было мрачно.
– Но почему Йезу захотелось пойти на такое? Поддерживать иллюзию на протяжении ряда лет… судя по всему, несколько поколений… только затем, чтобы предоставить власть над ракхами какому-то человеку? Неужели Йезу так себя ведут?
– Как правило, нет. Следовательно, можно предположить, что в данном случае эта услуга оказалась хорошо оплаченной.
– Причем платой послужила пища, – пробормотал Дэмьен.
Охотник кивнул:
– Совершенно верно.
Или девочка уже достаточно наслушалась, чтобы понять, о чем они сейчас разговаривают, или общая мрачность тона нагнала на нее страху, – только она вся вдруг напряглась, и Хессет инстинктивно обняла ее покрепче. Не выпуская когтей, разумеется, но готовая выпустить их в любой момент, если надо будет сразиться с виновником этого страха.
– Расскажи нам о ракхах. – Красти повторила просьбу священника.
Девочка зажмурилась, пытаясь все вспомнить дословно.
– Он говорил… что они не любят солнечный свет. Большинство из них. Так мне кажется. Он говорил, что они называют себя Ночным Народом.
– Ничего удивительного, – заметила Хессет. – Наши общие предки были ночными животными.
– Но ваши сородичи из Лема и впрямь именно такие, – напомнил ей Таррант. – Настолько, что их принимали за настоящих демонов. Настолько, что, попав под солнечные лучи, они погибали точно так же, как истинные призраки и вампиры. Не думаю, чтобы такое было присуще и вашим предкам.
– Никто из аборигенов не обладает подобной чувствительностью, – спокойно сказала Хессет.
– Разумеется. Природа может вести себя с излишней щедростью, но глупостей она не делает. Чтобы создать такую смертельную слабость, понадобился человеческий мозг, и только мотивы, которыми руководствуется человек, оказались способны привязать эту слабость к существам определенного вида.