второй раз имеют 86 — процентный летальный исход.
Заслышав где-то поблизости шорох, он напрягся, левая рука скользнула вниз по бедру за оружием; мысленно он уже представлял себе, как на него обрушиваются всевозможные крылатые бестии. Но оказалось, что это всего лишь Лиз. Она решила присоединиться к нему. Кивнув женщине, он перекатился на бок, чтобы она могла лечь рядом. В узкой канаве едва хватало места для двоих.
Лиз Перец, доктор медицины. Бог да благословит ее. Пару ночей назад она спасла ему жизнь в ситуации, вспомнив о которой он и сейчас невольно вздрогнул. Еще ей чуть было не удалось спасти Тома Беннета, когда какая-то гадина, перемахнув через восточную ограду, опустилась прямо на крышу его дома, и в любом случае она помешала бестии схватить еще кого-нибудь, прежде чем повар снес страшилищу голову гигантским ножом для рубки мяса. Она была компетентной сотрудницей, всегда деловой и собранной, у нее имелся нюх на опасность, и уже почти месяц она вела записи, связанные с поведением Яна Каски. Бог благослови ее и за это.
— Сколько? — прошептал он.
Лиз посмотрела на часы:
— Полчаса. — И подняла взгляд на командора. — Он прибудет заранее.
На этот счет у нее не было никаких сомнений.
Если бы кто-нибудь попробовал заставить его прийти сюда, если бы кто-нибудь хотя бы предположил, что ему вздумается прийти в такое место ночью, предложив себя в качестве безукоризненной приманки любому пернатому чудовищу из кошмарного перечня этой планеты, — Кейз самое меньшее расхохотался бы. Но предложение исходило от Лиз, а он привык полагаться на ее суждение в каком-то смысле больше, чем на собственное. А с Яном все равно пришло время разобраться. От этого никуда не денешься. Надо было с самого начала отправить парня под арест, но вместо этого Кейз распорядился, чтобы Яну провели курс лечения, и вот теперь сам должен расплачиваться за собственное решение.
— Послушайте, — подала голос врач. — Вот и он.
Командор кивнул, одновременно обратив внимание на то, что, хотя куртка и брюки Лиз ничем не нарушали маскировку, ее белая кожа казалась в здешней тьме пятном под лучом прожектора. Следовало бы предусмотреть это заранее. Следовало бы натереть ее дегтем или машинным маслом… Одним словом, хоть чем-нибудь. Чтобы она целиком стала темной, подобно ему самому, чтобы они оба оставались невидимыми в ночи. «Сейчас уже слишком поздно», — подумал он. Мысленно выругался и знаком приказал женщине пригнуться пониже к земле, с тем чтобы спрятать лицо в здешней траве.
А ведь истинная ночь еще и не начиналась. Но до ее наступления оставалось уже менее получаса. Кейз принялся убеждать себя в том, что окружающий его мрак — не более чем условность, что даже на Земле сплошные тучи могут скрыть от взгляда луну и звезды, оставив человека в кромешной тьме, — но он понимал, что здесь происходит нечто качественно иное. Подлинную силу здешней тьмы он изведал однажды в полевых условиях, нарочно выключив фонарь, чтобы испытать это ощущение, — и на него нахлынула чернота, столь абсолютная, столь невыразимо бездонная, что с этим не шло ни в какое сравнение ничто из того, что ему довелось испытать на родной планете. От одной мысли об этом у офицера и сейчас побежали по коже мурашки. В это время суток весь лагерь залит огнями прожекторов, он весь сверкает именно для того, чтобы отпугнуть исчадия местной троекратной тьмы. Как будто одним только светом можно с ними справиться! Как будто стенами можно оборонить Эдем от ворочающегося снаружи Змия, можно помешать Змию вторгаться в сознания людей, считывать оттуда сокровенные страхи и желания и, материализовав их, обрушивать ужасы собственного подсознания на племя пришельцев.
Прислушиваясь к приближающимся шагам Яна, он вспомнил ночь, в которую Змий пришел за ним самим, — Змий, воплощенный в образе сущего ангела. Вспомнил о том, как стремительно оставили его все страхи, весь скептицизм, вся обычная опаска, — оставили так, словно их никогда и не было. Потому что существом, выступившим из тени, оказался его сын — да-да, вот именно! Его сын… столь же юный и цветущий, как десять лет назад, перед той страшной аварией. И в то мгновение командор не только не испугался — он даже не удивился, не говоря уж о том, чтобы усомниться. Любовь нахлынула на него с такой силой, что он задрожал и по щекам у него покатились слезы. Он прошептал имя сына — и существо шагнуло ему навстречу. Он протянул руку — и существо коснулось его руки… Без всякого сомнения, коснулось! И прикосновение было живым и теплым, он узнал сыновнюю руку и на ощупь, и по запаху, да и по тысяче других мельчайших примет. Господи на небесах, его сын воскрес! Он широко раскрыл объятия, схватил мальчика, зарылся лицом ему в волосы (узнавая их запах, и даже эта деталь совпадала!) и заплакал, он зарыдал в голос, захлестнутый подлинным цунами чувств, в которых были слиты воедино горе, любовь и чувство утраты…
И она спасла его. Лиз. Она пришла, увидела и поняла с первого взгляда. И отреагировала без промедления. То ли убив сверхъестественное существо, то ли каким-то образом спугнув его. И тут же отправила его в медицинскую часть. Едва-едва успела. Позже, когда к нему вернулись силы, достаточные для того, чтобы говорить, он спросил у Лиз, что она там увидела. И врач недрогнувшим голосом ответила: «Оно пожирало вас. Изнутри. Этим и занимаются все здешние твари, так или этак. Они нами питаются».
Ага, теперь и до него издалека донесся легкий перестук приближающейся платформы, ее солнечные батареи чуть дребезжали, пока она преодолевала кочки да канавы. Ян. Это наверняка он. Платформы, как выяснилось, оказались весьма ненадежным средством передвижения: две взорвались прямо на старте, а еще три так и не вздумали сдвинуться с места. Но Ян был одним из немногих умельцев, которым удалось поладить с капризными механизмами, во всяком случае, никаких номеров они ему не выкидывали. Кстати, и оружие в руках у этого человека стреляло, тогда как у остальных случались вечные осечки и промахи, а уж что касается лабораторного оборудования… Ботанику, вне всякого сомнения, можно было позавидовать. Но какую цену он платил за все это?
Мысленно Кейз представил себе омерзительную кучку, на которую Лиз наткнулась однажды вечером, отправившись из лагеря следом за Яном. Какие-то зверьки, птицы, одна-единственная ящерица… У одних были отрублены конечности, другие обезглавлены, третьи — и то и другое, и все они были спрятаны за кустом на опушке леса. Когда Кейз потребовал у Яна объяснений, ботаник не стал ни отпираться, ни оправдываться.
— В крови заключена сила. Сила жертвоприношения. Неужели вы не видите? Все на этой планете вертится вокруг этого. Вся сила в жертвоприношении, Лео.
Сила в жертвоприношении.
Теперь платформу уже можно было разглядеть — и саму платформу, и человека у пульта управления. В свете фонаря ослепительно сверкали огненно-рыжие волосы — Яна Каску не спутаешь ни с кем другим. В заднем конце платформы лежало что-то завернутое в одеяла. Предмет с равным успехом мог оказаться и одушевленным, и неодушевленным. Живым или мертвым. Пытаясь по размерам определить, что это такое, Кейз почувствовал, что его бросило в дрожь. «Это может оказаться и человеком. Вполне может оказаться человеком». Выражения лица врача ему не было видно, но он не сомневался, что она думает о том же самом.
«Кровь есть жизнь» — так вроде бы сказано в Ветхом завете. Лиз показывала ему эти слова в личной Библии Яна Каски — они были подчеркнуты ботаником до того, как начался здешний ужас… или уже потом.
Платформа прибыла на поляну, и, пробуксовав на месте несколько секунд, Ян вырубил мотор. Когда тот смолк, наступила тишина, столь абсолютная, что Кейзу показалось, будто он сам, по контрасту, дышит с шумом водопада. Даже насекомые вроде бы притихли, как будто их тоже страшило наступление истинной ночи.
Кейз стиснул рукоять пистолета. Застыл в ожидании.
«Старая формула сработает», — убежденно говорил ему Ян. Ботаник тем временем достал из багажного отделения мешок — стандартный мешок для сбора трав, мягкие бока которого округло выпятились, когда он опустил его наземь. Из мешка он извлек длинный лоскут красной материи и небольшой рюкзачок. «И единственное, что от нас требуется, — научиться считаться с этой мыслью». Намотал лоскут себе на шею наподобие шарфа, концы которого шуршали на его бедрах, пока он работал. Материя пестрела геометрическими символами, древнееврейскими письменами, древнегреческими иероглифами вперемешку с чем-то вроде астрологических знаков… Кейз удивленно покачал головой, а Ян меж тем вновь полез в мешок и вытащил пригоршню белого порошка. Его поведение — при всей очевидности безумия — было столь
