Как вы уже могли догадаться, наибольшее впечатление в этой технике Динамической медитации на меня произвело то, что в ней содержались те же самые важнейшие ингредиенты, что и в формуле оргазма Райха: интенсивное накопление энергетического заряда в теле, следующая за ним разрядка и расслабление.
У меня не было ясности относительно аспекта медитации в этой технике — ведь я была ещё совершенно «сырой», чтобы уловить все детали восточного представления о внутреннем опыте. Но мне очень понравилось оживляющее действие, которое оказала на меня Динамика /Практикующие Динамическую медитацию часто называют ее просто «Динамикой». — Примеч. перев./, а также то, насколько хорошо и расслабленно я чувствовала себя после.
Так началось моё влечение к обучающим методам Раджниша, который позднее стал известен как Ошо. И хотя тогда я ни о чём таком не догадывалась, это было также и началом постепенного слияния моей райхианской практики с путём Тантры.
Но в данный момент, пройдя вместе со мной через описание мощной неорайхианской сессии с Эрикой Келли и напряжённого часа Динамики, вы, возможно, хотите узнать:
Зачем нужно так много усилий? Зачем всё это пыхтение и сопение, дыхание, напряжение, эмоциональные потоки слёз и гнева? Действительно ли нам нужно проходить через всё это, чтобы чувствовать себя счастливыми, живыми, чувственными, оргазмическими и расслабленными?
Я боюсь, что краткий ответ будет: «Да».
Причины этого станут ясными в следующей главе.
Глава 4. Панцирь: семь сегментов
В детстве я была очень экспрессивным ребёнком и, как и большинство других маленьких девочек, которые росли в так называемых «нормальных» семьях, любила своего папу. В те ранние, формирующие характер годы, папа был главным человеком в моей жизни. Иногда мне очень хотелось, чтобы он обнял меня, иногда я тянулась или прикасалась к нему в простом детском стремлении ощутить тепло, близость и уверенность, которые может дать отец. Но большую часть времени — а точнее, почти всегда — он держал меня на некотором расстоянии. Это ощущалось мной как отвержение.
Я не знаю, почему он так делал. Я знаю, что он заботился обо мне и старался быть хорошим отцом. Может быть, он боялся, что моя мать или сёстры будут ревновать. Либо боялся собственных эмоций, стеснялся показывать свою любовь, опасаясь того, что об этом могут подумать другие. Возможно, он боялся почувствовать себя сексуальным, катая меня верхом.
Трудно узнать, что происходило у него в уме. Однако позднее, после той первой сессии с Эрикой Келли, по мере того как я глубже погружалась в свою собственную терапию и исследовала скрытые части моей психики, я начала вспоминать многие моменты тоски, разочарования и ощущения отвергнутости, связанные с отцом и моим стремлением к близости с ним. Я вспомнила также и то, как намеренно запрещала себе испытывать такого рода чувства, чтобы не ощущать боли, чтобы она не показывалась. Я нашла способ справляться с ними и защититься от боли.
Физически это проявлялось как сжатие в горле, будто бы я проглатывала свой собственный голос, а также как попытки сдержать себя, напрягая определённые группы мышц в теле, особенно в области диафрагмы и солнечного сплетения. В этом случае всё становилось более контролируемым и управляемым, я словно придавала выражению своих чувств ту форму, которая была приемлема и для меня, и для моих родителей.
Конечно, в то время я не имела представления о том, что я делала. Я не знала, что для удушения нежелательных чувств могут быть использованы определённые группы мышц. Я просто делала всё, что могла, чтобы защитить себя, и в результате стала менее выражающей, менее непосредственной — менее живой.
Это та цена, которую мы все платим за то, чтобы защитить себя. Когда наши мышцы привычно напряжены и сжаты, объём энергии уменьшается, потому что теперь она не может свободно течь через тело. Так на всю последующую жизнь создаётся стереотип пониженной жизненной энергии. Например, я в детстве привыкла запрещать себе хотеть от отца чего бы то ни было. Став взрослой, я перенесла эту привычку в мои любовные взаимоотношения с мужчинами. Мне было трудно спонтанно себя выражать, свободно и эмоционально реагировать, показывать свою любовь или просить её. И мой ум, и моё тело были натренированы препятствовать этому.
Взаимосвязь между эмоциональным контролем и напряжением мышц была впервые обнаружена Райхом в ходе его работы сначала в венской клинике Фрейда, а затем в его собственных клиниках, которые он открывал всюду, куда приезжал. Райх заметил, что у многих его пациентов отмечалось некоторое омертвение или жёсткость в физических проявлениях. Он наблюдал за их манерами: за тем, как, разговаривая, они не смотрели на него прямо, за тем, как они говорили совсем тихо, или, казалось, почти не дышали, или сутулились, или плотно скрещивали на груди руки.
Постепенно Райх понял, что у людей, страдающих неврозами, в теле существуют различные виды сжатий, и начал экспериментировать. Когда пациент разговаривал, лёжа на кушетке, Райх прикасался к его животу и, обнаружив, что от напряжения тот твёрд как камень, предлагал пациенту: «Теперь дышите немного глубже сюда, в живот».
Естественно, он столкнулся с сопротивлением со стороны пациентов, потому что люди создают в своём теле напряжение для того, чтобы прекратить чувствовать. Когда пациент начинал дышать, одновременно с дыханием в нём поднималось беспокойство, а заодно появлялась и злость на Райха, заставлявшего дышать и чувствовать.
Но вместо того, чтобы попытаться остановить эти эмоции или как- нибудь перенаправить их, Райх ещё больше провоцировал пациента. Поддерживая расширение этой энергии выражения, он приглашал клиентов сообщать о любых физических напряжениях в теле и о любых эмоциях, всплывающих на поверхность. Он просил пациентов, чтобы те замечали в себе определённые вещи — как они не могут произнести те слова, которые хотят произнести, как их горло сжимается, а дыхание останавливается, возможно, для того, чтобы помешать запрещённым словам быть сказанными. И если всё- таки слова вырывались наружу, и пациент взрывался, Райх предлагал ему наносить удары по кушетке, либо двигаться всем телом, либо кричать и вопить, с тем чтобы высвобождать энергию.
После высвобождения он замечал, что дыхание пациента становилось более расслабленным и естественным, напряжение в некоторых группах мышц ослабевало, и энергия с большей лёгкостью протекала через всё тело — и особенно через те области, которые ранее были сжаты. Это было частью революции Райха: он разработал «ручной» подход к терапии, работая одновременно с телом, дыханием, эмоциями и психологическими проблемами.
Такой подход очень сильно отличался от хладнокровного аналитического стиля его наставника Зигмунда Фрейда. Лишь представьте: ваш терапевт больше не сидит позади кушетки невидимый для вас, не задаёт беспристрастным тоном вопросы и не записывает то, что вы говорите. Вместо этого он находится прямо перед вами. Он нажимает на ваше тело, помогая вам дышать глубже, приглашает вас больше чувствовать, массирует ваши напряжённые мышцы и готовит вас к эмоциональному взрыву. Представить себе такую форму терапии Фрейд никогда бы не мог. Но для Райха она была существенной частью лечения невроза и восстановления психического здоровья. По его мнению, невозможно на глубоком уровне изменить процесс мышления, не затрагивая тело.
Таким образом, Райх стал первым, кто вывел психологию за пределы ума и привёл её к телу.
Одним из его главных открытий было то, что группы мышц работают совместно, поддерживая выражение энергии. Например, высовывание языка — это выражение гнева, в которое вовлечены мышцы рта и верхней части горла. Когда человек в испуге отшатывается, его грудная клетка сжимается, а плечи направляются вперёд и внутрь, защищая область сердца. Неожиданный шок заставляет глаза расшириться, потому что мышцы вокруг них оттягиваются назад и сокращаются.
Райх обнаружил семь сегментов, или групп мышц, которые кольцами окружают тело, подобно кольцам у червя. Фактически, он предполагал, что это сегментарное расположение мышц в человеческом теле является эволюционным наследием, доставшимся нам от наших древних предков- червей.
Я опишу эти семь сегментов, начиная с верхней части тела,
