редкость спокойным. Только легкий бриз тянул со стороны берега.
— Как дела? — глубоко вдыхая свежий воздух, спросил я вахтенного офицера.
— Все в порядке, товарищ командир, в течение всей ночи никаких происшествий не было, — и, протянув руку по курсу лодки, добавил: — Показался наш берег.
Впереди виднелась узкая, едва заметная, розовеющая под первыми лучами солнца полоска нашей родной советской земли.
Было уже за полдень, когда мы приблизились к базе. В лодке полным ходом шла приборка. Надо было к приходу в базу успеть закончить приборку и побриться. Экипаж сегодня готовился особенно тщательно, словно к очень большому празднику.
Нас глубоко тронула встреча, которую устроили нам в базе. Вдоль длинной набережной тянулся строй моряков в черных шинелях. Были выстроены экипажи всех лодок. На эсминцах и других надводных кораблях команды, одетые в белое рабочее платье, стояли на палубах вдоль бортов, повернувшись лицом к рейду. Как только наша лодка показалась из-за мыса и повернула в гавань, медные звуки духового оркестра наполнили рейд. Троекратное «ура» раскатами понеслось вдоль всей набережной. Эхо, отраженное от ближайших сопок, казалось, далеко несло эти звуки, как несло и нашу общую радость далеко за пределы базы, к сияющим звездам Кремля.
При входе в гавань нас встретил на катере капитан 2 ранга Виноградов. Не останавливая лодку, он пошел рядом с нами. Справившись о здоровье экипажа и поздравив нас с благополучным возвращением, он поинтересовался исходными данными. Коротко, насколько это позволяла обстановка, я доложил через мегафон результаты похода. Выслушав, он приказал дать два орудийных выстрела.
Выстрелы один за другим громовыми ударами потрясли воздух. Троекратное «ура» снова понеслось над рейдом. Подойдя к пирсу, ошвартовались, и я коротко доложил командующему Северным флотом контр-адмиралу А. Г. Головко о результатах похода. Он крепко пожал мне руку и поздравил с победой.
Я ждал вопросов, но, к моему удивлению, никаких вопросов не последовало. Наоборот, во многих деталях контр-адмирал оказался значительно осведомленнее меня. Оказывается, наши посты слышали два сильных взрыва в Петсамо, о чем немедленно доложили в штаб флота. Эти взрывы минута в минуту совпали со взрывами торпед, выпущенных нашей лодкой. Далее выяснилось, что в тот самый момент, когда мы, выйдя из фьорда, считали себя почти в безопасности, наши посты увидели два немецких противолодочных самолета типа «Арадо», которые, обнаружив нашу лодку в подводном положении, сбросили бомбы и, сделав над ней круг, указали место немецким сторожевым кораблям.
— Сильный ветер в районе наших аэродромов не позволил поднять в воздух самолеты-истребители, и мы таким образом не смогли оказать вам помощь и очень за вас беспокоились, — сказал командующий.
Вечером на нашу лодку прибыл член Военного совета. Приветливо улыбаясь, он выслушал мой доклад, поздравил с победой и благополучным возвращением.
— Молодец, доказал... Молодец, — снова повторил он!
Я не понял, что он имеет в виду, и хотел было сказать, что я, собственно, ничего не хотел доказывать, а просто выполнял свой воинский долг. Потом вдруг вспомнил, что года два тому назад, еще до войны, я был вызван к нему, и состоялся крупный разговор по поводу неполадок на корабле, которые стали известны Военному совету.
— Надеюсь, в будущем слышать о вас только хорошие отзывы, — сказал тогда контр-адмирал.
Вспомнив об этом, я невольно покраснел за свои старые упущения.
— Чем заняты? — спросил меня член Военного совета.
— Ужинаем. Приглашаю принять участие, — начал было я не совсем твердо, но член Военного совета не дал мне договорить до конца, поблагодарил за приглашение и, довольно ловко для его полной фигуры, спустился по отвесному трапу. Я едва поспел за ним, думая о том, какая же у него замечательная память.
На следующий день с утра мы начали готовиться к празднику, посвященному вручению наград членам нашего экипажа. Этот праздник устраивался в базе. Электрические утюги уже несколько часов кряду не прекращали работу. Не торопясь, аккуратно разглаживая обмундирование, чистили пуговицы, производили мелкий ремонт... Военная служба, в особенности служба на флоте, приучает людей к полному самообслуживанию. Конечно, отутюжить обмундирование можно было бы и в портновской, но матросы любят это делать своими руками. Они разглаживают брюки, форменки, синие воротники с аккуратностью, которой может позавидовать любая женщина.
— Вот стрелочка — карандаши чинить можно, — надев на себя отутюженные брюки и внимательно разглядывая их в большое зеркало, похвалился Морозов.
Его друзья оглянулись и нашли, что брюки действительно в ажуре...
— С клиньями? — спросил моторист, который кругом обошел Морозова, разглядывая его брюки и любуясь, как хорошо сидят они на ладной фигуре хозяина.
— Я уже вышел из этого возраста, — отозвался Морозов. — У меня, личное разрешение инженер- механика на подутюжку брюк по своему вкусу, но в полном соответствии с требованием формы, — серьезно добавляет он.
К 17 часам весь экипаж переодет в обмундирование первого срока, все гладко выбриты. Выстроилась прямая, как линейка, шеренга матросов и старшин. Я прошел вдоль строя и внимательно, осмотрел экипаж. Никаких замечаний не было. Оставалось доложить командиру соединения о том, что личный состав готов для вручения ему правительственных наград.
Строем прибывали на торжество экипажи других кораблей.
После осмотра, произведенного командиром соединения, послышалась команда «Вольно» и зал, в ожидании прибытия командующего и члена Военного совета, наполнился сдержанным гулом. Многие время от времени посматривали на маленький стол, накрытый ярко-красной плюшевой скатертью, — на нем в образцовом порядке, колонками, были приготовлены открытые коробочки с орденами и медалями. При ярком электрическом освещении они горели свежей чеканкой и эмалью.
В сопровождении командования соединения в зале появились командующий и член Военного совета. Разговоры смолкли, все заняли положение «смирно».
Командующий флотом поздоровался с присутствующими. Каждый, кому сегодня вручалась государственная награда, чувствовал себя взволнованно, гордо и в то же время торжественно.
Весь экипаж нашей лодки был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Церемония вручения наград продолжалась недолго, не более получаса, но эти минуты на всю жизнь остались в моей памяти. Я внимательно наблюдал за поведением своих боевых друзей. Щекин, приняв награду из рук командующего со свойственной ему сдержанностью, ничем не выдал волнения, но я хорошо знал, что чем больше он старался себя сдержать, тем сильнее были его переживания. Смычков вышел из строя твердой походкой, движения его в сравнении с обычным поведением были несколько резки и поспешны.
Тюренков старался держать строевую выправку, но видно было, что это ему не удавалось, и, как бы досадуя на себя, он замедлял и растягивал шаг. Получив орден, совсем растерялся, но сразу же овладел собой и вошел в строй уже спокойный.
Из всего экипажа только Лебедев сумел внешне не проявить свое волнение и был почти таким же, как всегда.
Командующий флотом и член Военного совета поздравили награжденных и пожелали им дальнейших боевых успехов. Внизу в том же здании началась вторая половина нашего празднества, к которому больше всех готовились работники столовой. Высокий и полный старший базовый кок стоял посреди столовой и командовал парадом, а другие коки в белых колпаках суетились около столов, заставленных различными закусками, бутылками и цветами. По столовой то и дело бегали нарядно одетые официантки с большими подносами в руках.
Мало-помалу зал наполнялся гостями. За первым столом разместились Военный совет и командование нашего соединения. Дальше — командиры лодок и командиры надводных кораблей, стоящих в базе, затем уже виновники торжества — экипаж лодки и гости — офицеры, старшины и матросы с других кораблей.
Между столами гостей, в самом центре зала, стоял маленький столик, накрытый белой скатертью, и на нем красовалось широкое фарфоровое блюдо с двумя зажаренными тупорылыми поросятами,
