– Вы Киношник? – осведомился он. Боб подтвердил.
Музыка в соседней комнате внезапно оборвалась на середине фразы.
– Важная шишка? – спросил мистер Коултон.
С очаровательной напускной скромностью Боб заверил его, что он всего-навсего сценарист, режиссурой балуется лишь от случая к случаю.
Гном медленно покивал головой:
– Я читал в газете, что Голдвин сказал, будто всем важным шишкам наполовину срежут жалованье.
Его глазки радостно блеснули, и он опять торжествующе хихикнул. Затем, внезапно потеряв интерес к реальности, он вернулся к своим мифам.
Иисус перед Лаблином! Я попытался уйти от болезненной темы, осведомившись у м-с Коултон, знала ли она, что Тэллис интересовался кино. Однако пока я задавал этот вопрос, ее внимание привлекли шаги в соседней комнате.
Я обернулся. В дверях, одетая в черный свитер и клетчатую юбку, стояла – кто? Леди Гамильтон[18] в 16 лет, Нинон де Ланкло [19] того периода, когда Колиньи[20] лишил ее девственности, la petite Морфиль [21], Анна Каренина в классной комнате.
– Это Рози, – гордо объявила м-с Коултон, – наша вторая внучка. Рози учится пению, хочет стать киноактрисой, – доверительно сообщила она Бобу.
– Как интересно! – с энтузиазмом воскликнул Боб, поднявшись и пожимая руку будущей леди Гамильтон.
– Может, вы что-нибудь ей посоветуете? – предложила любящая бабка.
– Буду счастлив.
– Принеси еще стул, Рози.
Девушка вскинула ресницы и бросила на Боба короткий, но внимательный взгляд.
– Не возражаете, если мы посидим на кухне? – спросила она.
– Ну разумеется, нет!
Они скрылись в глубине дома. Глянув в окно, я увидел, что холмы снова в тени. Крысы-ящерицы закрыли глаза и притворились мертвыми – но только чтобы усыпить бдительность жертвы.
– Это больше чем удача, – говорила м-с Коултон, – это перст провидения! Как раз когда Рози нужна поддержка, появляется важная шишка из кино.
– Как раз когда кино вот-вот прогорит, как и эстрада, – не поднимая глаз от страницы, вмешался гном.
– Почему ты так говоришь?
– Это не я, это Голдвин[22], – ответил старик.
Из кухни донесся смех, на удивление младенческий. Боб явно делал успехи. Я почувствовал приближение второй поездки в Акапулько – с последствиями, еще более катастрофическими, чем после первой.
Бесхитростная сводница м-с Коултон радостно улыбнулась.
– Мне нравится ваш приятель, – сказала она. – Умеет обращаться с детьми. Никакого дешевого форса.
Я молча проглотил скрытый укор и опять спросил, знает ли она, что мистер Тэллис интересовался кино.
Она кивнула. Да, он говорил ей, что послал что-то на одну из студий. Хотел немного подзаработать. Не для себя – он хоть и потерял почти все, что у него когда-то было, но на жизнь ему хватало. Нет, ему нужны были деньги, чтобы посылать в Европу. Он был женат на немецкой девушке – давно, еще перед Первой мировой войной. Потом они развелись, и она с ребенком осталась в Германии. А теперь в живых осталась одна внучка. Мистер Тэллис хотел, чтобы она приехала сюда, но в Вашингтоне не разрешили. Поэтому ему оставалось лишь послать ей побольше денег, чтобы она могла нормально питаться и закончить учение. Вот он и написал для кино эту штуку.
Ее слова вдруг напомнили мне эпизод из сценария Тэллиса – что-то о детях послевоенной Европы, продававших себя за плитку шоколада. Не была ли его внучка одной из таких девочек? 'Ich давать тебе Schokolade, du давать мне Liebe[23]. Поняла?' Они понимали прекрасно. Плитка до и две после.
– А что случилось с его женой? И с родителями внучки? – спросил я.
– Они оставили нас, – ответила м-с Коултон. – Кажется, они были евреи или что-то в этом роде.
– Заметьте, – внезапно вмешался гном, – я не против евреев. Но все же… – Он помолчал. – Может, Гитлер был не такой уж болван.
Я понял, что на сей раз он вынес вердикт всяческим возмутителям спокойствия.
Из кухни снова послышался взрыв детского веселья. Шестнадцатилетняя леди Гамильтон смеялась так, словно ей было лет одиннадцать. А между тем насколько точно выверен и технически совершенен был взгляд, которым она встретила Боба! Сильнее всего в Рози настораживало, конечно, то, что она была, невинной и одновременно искушенной, расчетливой искательницей приключений и вместе с тем школьницей с косичками.
– Он женился вторично, – продолжала пожилая леди, не обращая внимания ни на хихиканье, ни на
