художниками, писателями.
Помню то большое волнение, которое я чувствовал, когда разговаривал с Дейнекой — обаятельным, молодым, крепким человеком. Может быть, мои вопросы звучали для него несколько наивно, но мы ведь так мало знали о жизни и работе художников Советского Союза. И поэтому слушали с огромным вниманием, когда он рассказывал об организации и системе работы, о себе, о своем творчестве.
Я помню мое впечатление о нем как о теплом, любезном и открытом человеке.
Но вспоминается один момент этой незабываемой встречи, когда Дейнека вспыхнул от негодования, услышав глупый и провокационный вопрос одного из гостей.
И тут же дал ему достойную отповедь…
Дейнека был поражен Нью-Йорком. Его небоскребами, движением автомобилей. Шумом и грязью улиц. Он видел людей, сидевших целыми днями в барах. Видел безработных и нищету, богатство и роскошь.
Под Курском. Река Тускорь.
Особенно интересен ему был Гарлем, район, где жили негры. Здесь он часто бывал. Слушал музыку. Смотрел на танцевавших. Рисовал.
Он много работал во время этой поездки. И когда мы увидели его неподражаемые по остроте рисунки и цветные этюды, сделанные у нас, то поняли, насколько глубоко он раскрыл Америку, несмотря на, казалось бы, очень короткое время своего путешествия.
… Дейнека был настоящим, полпредом» нашего искусства за рубежом. Он был истинным патриотом и гражданином и отлично разбирался в свете и тенях Запада. Он создал серию работ, посвященных поездкам в Италию, Францию, США, в которых удивительно остро, свежо, по-своему рассказал о жизни этих стран. Александр Дейнека был интернационалистом в самом высоком смысле этого слова. Он любил и уважал народы и искусство других стран, и об этом свидетельствует короткий, но взволнованный рассказ нашего американского друга…
Еще не было поры на нашей земле, когда Человек мог воскликнуть:
«Я спокоен! Мир безоблачен. Сон нерушим. Ложь и коварство не существуют».
Увы, не только в драмах Вильяма Шекспира бушуют бешеные страсти, они владеют нами ежеминутно, ежедневно, и круговерть жизни тем и отличается от небытия, что люди подвержены волнению, их одолевают думы о несовершенстве, мечты о светлом грядущем.
Это состояние открытия, беспокойства, неутоленности желаний и есть суть поры, в которой мы живем.
Ибо наш двадцатый век до краев переполнен драматизмом, мы являемся свидетелями величайших свершений, грандиозных взрывов, сотрясших до основ нашу планету.
Мы все объяты силовым полем, сотканным из горя и радостей рода человеческого.
Гнев оскорбленных народов, чванство и истерия власть имущих, зловещая тень Золотого тельца омрачают атмосферу Земли.
Художник, вникший в это поистине апокалипсическое сражение света и мрака, должен обладать мужественным сердцем, нежной душой и твердой, сильной рукою.
Любовь и неприятие, в грозные часы — ненависть, вот в чем великий гуманизм искусства Александра Александровича Дей-неки, познавшего смысл бытия творца, — в борьбе света и тьмы, в вечном сражении, в познании той радуги жизни, которая видна каждому, но непостижимо сложна в пластическом выражении, властно требующем выясненности взгляда самого мастера.
Сожженные села, тревожная военная Москва, опаленный Севастополь — все это предстает перед нами как великая художественная хроника, как летопись той эпохи.
Раньше других художников Дейнека ощутил дыхание По беды. Уже в 1944 году, когда фронт от Балтики до Черного моря еще сотрясался от грома канонад, от воя и грохота бомбежек, когда каждая пядь земли была искорежена, изуродована металлом, когда гарь и дым застилали само солнце, мастер пишет оду радости жизни.
Погожий день. В голубом мареве тают белые летучие облака. Русское раздолье вольно раскинулось на тысячи верст.
Неспешно течет река, чуть темнея на перекатах, мощно несет она свое полноводье, играя яркими бликами. Гудит ветер в темно-зеленых лапах ели, обнявшейся со светлой березкой, шелестит в стеблях сухой травы, выжженной солнцем.
На крутогор быстрее ветра вбегает группа девчат. Они мчатся, еще влажные после купания, их загорелые тела сверкают на жарком свету. Развеваются, вьются по ветру русые косы…
Горячим дыханием юности, свежестью, чистотой, солнцем пронизан этот большой холст.
Художник услыхал биение молодых сердец, и ритм — четкий, волнующий — определил колорит и композицию картины.
Эхо далеко разносит песню радости, она достигает могучего бора, тающего на горизонте в сизой дымке, гулко звенит на прибрежных песчаных пляжах.
Победа была уж не за горами, но художник горько переживал потери, понесенные Родиной, и отразил это в бессмертных холстах.
Он любил свой Курск — город, в котором родился и вырос. Александр Александрович ликовал вместе со всей страной, когда в жесточайших сражениях на Курской дуге была одержана трудная, но тем более великая победа.
«Раздолье» — ответ Дейнеки на ратные подвиги наших армий. Это полотно — красочный салют вольности, вновь завоеванной в смертных боях, ответ честного, бескомпромиссного мастера всем мракобесам: глядите, Россия жива, победна, чарующа. Ее девушки сродни античным богиням — стройные, длинноногие, быстрые, как мечта…
Дух Эллады… Он витает вокруг нас.
Детство…
Тускло вспоминаю белую блузку матери и брошь-камею, на которой впервые увидел юную красивую девушку с тонким, прямым профилем, высокой прической и какой-то удивительно гордой осанкой. С того мига прошло более шестидесяти лет, весь этот долгий путь меня сопровождают молча, иногда сдержанно и задумчиво улыбаясь, чудотворно сложенные, несущие в себе музыку давно ушедших веков образы героев, богов, богинь, атлетов, просто неведомых людей, поэтов, философов, ваятелей, ученых.
Это Эллада.
Древняя, вечная по цельности и духу гармонии пора.
Ведь, невзирая на все достижения XX века, на вершины науки и техники, освоенные людьми, все же эти образы, встречающие нас в парках и старых дворцах, музеях и галереях, непостижимы и загадочны своим непокоримым духовным магнетизмом, той эманацией прекрасного, которая отличает зоревую пору культуры человечества — греческую античность.
Конечно, изучая историю Древней Греции, мы сталкиваемся со многими сложностями, несправедливостью и дисгармонией, присущими любому классовому обществу.
Но искусство Эллады — абсолют совершенства по своим дивным пропорциям, линиям, внутренней наполненности, а главное — той квинтэссенции красоты, которая в течение всех последующих веков будет оплодотворять совершенной пластикой культуру Земли.
Вершины духовности — Рублев, Толстой, Достоевский, Чайковский, Рахманинов и многие, многие другие весомо определили роль России в становлении культуры и искусства нашей планеты. Эта мудрая прозрачная ясность мышления, миропонимания и определяет доброту нашего народа, его миролюбие.
Спросите у этих счастливых девчат, задайте вопрос этим необъятным просторам, бездонному голубому небу, светлым березам, выбежавшим на берег могучей реки, и вы прочтете в каждой изобразительной строке этого эпического «Раздолья» только одно слово — мир!
