— И много нарыл?
— Порядочно. Вы сходите как-нибудь к нему, это интересно. Просторная землянка, масса образов с лампадами, кружка для сбора на бедных, самоварчик и все прочее. Он вам и свою «работу» покажет. Это он даже любит делать. Впрочем, извините, я совершенно отвлек вас от дела!
— О, это ничего! — ответил, улыбаясь, Фрейберг.
И переждав минуту, он докончил свой рассказ.
— Что же вы предполагаете? — спросил полицеймейстер.
— Пока трудно сказать, но мне думается, что убийство произведено с целью ограбления. При покойном ведь было сорок с лишним тысяч рублей.
На следующий день утром, надев на себя потертый костюм мастерового и нахлобучив на голову картуз, Фрейберг вышел за город. День был праздничный, к тому же ясный, и многие из горожан пешком и на дорогах уже выезжали в поле, захватив с собою самовары и кульки с провизией.
Фрейберг шел не спеша, присаживаясь через каждые четверть часа и пропуская мимо себя пешеходов и едущих. Дойдя до перекрестка дорог, он остановился и огляделся.
Слева от дороги на площади не больше одной десятины раскинулась небольшая тенистая березовая роща. От дорог и запаханных полос ее отделяла широкая песчаная полоса, поросшая редкой низкорослой травой. В рощице виднелось несколько простых столиков, два из которых были уже заняты пришедшими на зелень компаниями.
Обойдя рощу, сыщик увидел и землянку отшельника, едва возвышавшуюся в виде продолговатого холма, обнесенного ровиком для стока воды. Тут же был и сам отшельник Никон.
Босой, в сильно поношенной рясе, он сидел на земле и, видимо, ждал, пока закипит стоявший тут же самовар.
Сыщик подошел и снял картуз.
— Со святым праздником! — произнес он.
— И тебя тоже! Благословенно будет имя Божие! — отозвался отшельник.
— А что, отец, нельзя ли у тебя чайку напиться? — спросил сыщик.
— Отчего нельзя! Обедня уж отошла. Хочешь — со мною попьешь.
— Ладно, — согласился сыщик.
Он сел рядом с отшельником и с наслаждением глубоко вздохнул полной грудью.
— Хорошо у тебя здесь! — произнес он завистливо.
— Ништо, — хладнокровно ответил Никон.
Они замолчали и стали ждать, пока поспеет самовар.
Наконец самовар поспел, и отшельник пригласил Фрейберга в землянку.
Внимательно оглядывая все вокруг себя, сыщик стал спускаться вниз.
Землянка состояла из передней комнатки и жилого помещения. Передняя имела три двери: наружную, внутреннюю и боковую. Жилое помещение было очень просторно и освещалось целым десятком лампад. Задняя стена вся целиком была занята киотом, посреди которого, в отдельной раме, красовался прекрасный образ Спасителя, а по бокам — всевозможные лики святых. Часть стены, прилегавшей к киоту, была покрыта картинами из Ветхого Завета. У правой стены на длинном ящике помещалась твердая соломенная постель, а у левой стоял небольшой некрашеный стол и три табуретки. Маленькая полка с расставленной на ней затейливой посудой довершали обстановку.
Бедность землянки скрашивалась великолепным киотом, блестевшим кое-где золотом и серебром и эффектно освещавшимся десятком спускавшихся с потолка причудливых лампад.
Заварив чай, отшельник громко помолился, причем Фрейберг заметил, что слова молитв произносились неправильно, а из нескольких составлялась одна, совершенно непонятная.
Попивая чай, они разговорились.
— Все трудитесь, слышал я? — спросил между прочим сыщик.
— Господь заповедал трудиться во славу Его, — скромно ответил отшельник.
— Я слышал, длинную пещеру прорыли уже?
— Не особенно, обваливается часто песок-то…
— А взглянуть можно?
— Можно, батюшка, можно, — с видимым удовольствием ответил отшельник, вставая с табурета.
Вслед за ним сыщик прошел в переднюю комнату.
Отворив боковую дверь и засветив свечку, отшельник ввел сыщика в довольно высокую подземную галерею, уходящую наклонно вниз. Стены были не облицованы и состояли из песчаного фунта, а потолок поддерживался двумя полосами досок, лежавших на небольших поперечных балках, укрепленных на вертикальных столбах. Вообще, скрепы были очень примитивны, и галерея далеко не безопасна.
Осмотрев галерею с двумя поворотами, прорытую без всякого смысла (для одурачивания суеверного люда), сыщик возвратился в землянку. Теперь все его внимание приковал киот. Неотразимое любопытство тянуло к нему Фрейберга. Раза два он посматривал на часы, но время, как ему казалось, тянулось бесконечно медленно.
— Аль собираешься куда? — спросил отшельник.
— Да, пора и честь знать, — ответил сыщик. — А эти два пятиалтынных возьми, сделай милость, на бедных.
И он подал отшельнику деньги.
— Спаси тебя Христос, — вздохнул Никон. — Деньги-то ты в кружечку опусти!
— Ну-ну, — согласился Фрейберг.
Он опустил в кружку деньги и подошел к киоту:
— Ишь, какой образ! Знатно написан! — кивнул он на среднюю икону и пригнулся к ней, глядя на ее края.
Не было сомнения, что икона эта, высотой в половину человеческого роста, вставлена в киот совершенно отдельно. Щель между ними хотя и была еле заметна, но все же существовала. Но что еще более привлекло внимание сыщика, так это маленькая выпуклость внизу этой иконы, заклеенная золотой бумагой. Эта выпуклость походила на кнопку электрического звонка, нечаянно заклеенную обоями. Ужасно хотелось ему дотронуться пальцем до этого места, но чувство осторожности заставило на время отказаться от своего желания.
За спиной Фрейберга раздался звон. Осторожно обернувшись, он увидел, что отшельник стоит к нему боком и моет посуду.
Искушение было чересчур велико.
Нащупав в кармане браунинг, Фрейберг тихо пригнулся, словно рассматривал раму образа, и, протянув руку, надавил на интересовавшее его место.
Это преждевременное любопытство чуть не стоило сыщику жизни. Едва его палец нажал на кнопку, как большой образ быстро откинулся внутрь, словно дверь, образовав проход в темную подземную галерею.
В ту же секунду мысль, что он погиб, мелькнула с быстротой молнии в голове сыщика. Выхватив револьвер, он обернулся назад, но в то же мгновение выронил его, получив страшный удар в плечо.
Глаза отшельника, горевшие ненавистью, в упор глядели на него.
Преодолев нестерпимую боль в правом плече, сыщик нагнулся, чтобы поднять револьвер, но в этот момент две сильные руки стиснули его горло. Затем те же руки повернули его, словно перышко, и бросили в подземелье за образом.
Ткнувшись головой о землю, сыщик растерялся. Он выхватил свисток и пронзительно свистнул.
И словно в ответ на этот свист потайная дверь захлопнулась за ним и он услышал насмешливый голос:
— Иди, куда хотел!..
Полный мрак окутал Фрейберга. Вскочив на ноги, он инстинктивно прижался к потайной двери. Это было сделано как раз вовремя.
Вверху над ним что-то треснуло, и земляной потолок рухнул. Единственное, что осталось незасыпанным, была голова и шея сыщика, прижатые вплотную к двери и защищенные дверным косяком.
