Охотник посмотрел на него подозрительно, но ничего не сказал.
Выйдя из лавки и слившись с темнотой, Филипп скользнул мимо постов охотников, поджидающих своего парламентария, вниз по улице, и свернул в неприметный переулок, выходивший к какой-то свалке отбросов.
Из темноты к нему вышел Жак.
— Все сделали, как вы велели, монсеньор.
Все же общаться телепатически было очень удобно. Прошло не так много времени с тех пор, как Филипп начал подкармливать слугу своей кровью, а связь между ними была уже вполне сносной. Жак слышал приказы на расстоянии.
— Где он?
— Здесь рядом, хотел шмыгнуть в какую-то щель, едва поймали.
— Обернуться не пытался?
— Пытался, но господин де Лоррен пригрозил оторвать ему яйца.
Филипп усмехнулся.
В глубокой тени зловонного переулка между какой-то покосившейся лавкой и заброшенным складом Филиппа ждали несколько вампиров. Один из них держал за горло кудлатого оборотня, прижимая его к гниловатым доскам стены. Тот был здорово напуган и находился на первой стадии превращения в крысу, глаза его отсвечивали красным, и оскаленные зубы совсем уже не походили на человеческие.
— Что это значит? — прошипел он, увидев Филиппа.
Тот подошел к нему и резким движением дернул за бороду, отрывая ее. От неожиданности все вампиры отшатнулись. Лоррен чертыхнулся и едва не разжал пальцы на горле оборотня, — бороды при нем еще никому не отрывали. Следующим движением Филипп стянул с головы крыса лохматый парик.
Без всего этого антуража тот выглядел совсем молодым и довольно жалким, он хлопал глазами, не зная, что сказать, и даже полностью вернулся к человеческому облику. Для него разоблачение тоже стало неожиданностью.
— В роли Фигаро ты был более убедителен, — сказал ему Филипп, бросая парик и бороду в кучу отбросов.
— Вы видели меня в театре? — обрадовался крыс, — Вам показалось, я хорошо играл?
— Сносно.
Оборотень шумно перевел дух и нервно улыбнулся.
— Теперь понятно, почему вы меня узнали. Но кто бы мог подумать, что принц вампиров бывает в Комеди Франсез!
— Почему нет? Когда-то я был инициатором его основания. И точно могу тебе сказать, — мрачные главари разбойничьих шаек не твое амплуа. Не стоит браться не за свои роли. А месье Ренар, если так уж боится за свою шкуру, мог открыто прислать вместо себя парламентера, а не устраивать маскарад.
— Скажите ему об этом…
— Скажу, если представится случай. Но прежде ты явишься к нему и скажешь, что мы будем считать переговоры завершенными, только когда он все же явится на них лично. Если уж он хочет быть с нами на равных, должен иметь храбрость встретиться лицом к лицу. Я приглашаю его в свой дом. Завтра через два часа после заката. Не будет ни охотников, ни колдунов, только мы вдвоем. Вот тогда и обсудим все условия. И еще: можешь сообщить ему заранее, чтобы он хорошенько подумал по поводу отказа от вассальной клятвы. Когда лет через десять кто-нибудь молодой и сильный захочет лишить его власти, он приползет ко мне просить помощи и не получит ее.
Он сделал знак Лоррену отпустить оборотня.
— Я все передам, — сказал тот обреченно, явно уже представляя себе, как огорчится его господин, когда узнает, что он не справился с заданием.
Когда уже незадолго перед восходом солнца вампиры вернулись домой, там ждал их очередной сюрприз.
— К вам посетитель, — сообщил Филиппу мажордом, как только тот переступил порог.
— Гони его к черту, — мрачно сказал принц, — Скоро рассвет, что за мода являться с визитами в столь поздний час?
— Он ждет вас несколько часов, — проговорил Жером, — И возьму на себя смелость просить вас уделить ему время. Он сказал, что это очень важно и мне кажется, что это действительно так.
— Это человек? — спросил Лоррен.
— Господа стражи уверили меня в этом, — Жером покосился на дежуривших у дверей вампиров, — Мне самому сложно судить…
Увидев, как блеснули глаза Лоррена, дворецкий поспешил добавить:
— Боюсь, он покажется вам не пригодным в пищу. Это старик и, похоже, он очень болен.
Лоррен сразу поскучнел.
— И перед смертью он хочет раскрыть мне какую-нибудь тайну, — пробормотал Филипп, — Ну хорошо, мне уже любопытно.
Он обернулся к Лоррену.
— Идешь со мной?
— Пожалуй. Не верю я жалким старикашкам, они порой оказываются зловредными колдунами.
Филипп скептично покачал головой.
— Зачем бы я мог им понадобиться?.. Хотя, как знать. Пригласи его в кабинет, Жером. Минут через десять.
— Да, монсеньор, — отозвался Жером.
На случай, если старик действительно окажется зловредным, Филипп активировал некоторые защитные амулеты. Но, как оказалось, напрасно. Посетитель оказался вполне тривиален. Смертный. Не оборотень. Не маг. Правда, что-то в нем было… чуть-чуть… неуловимое, непонятное…
Хотя может — не в нем, а в сумке, которую он нес, перекинув через плечо, косо склоняясь под тяжестью ноши.
В сумке явно находилось что-то магическое.
На вид старику было хорошо за семьдесят. Измученный и исхудалый до невозможности. Сухая кожа, ввалившиеся глаза, кисловатый запах изо рта… Он долгое время недоедал.
Скромная одежда буржуа, остриженные волосы… Скорее всего — маскировка.
Когда-то он был придворным. На это указывает все: осанка, манеры, и этот особенный взгляд, одновременно надменный и исполненный почтения, и деликатные движения — он привык скользить по покоям, оставаясь незаметным. И руки у него тонкие и холеные. Руки аристократа.
— Мой принц, — склонился старик перед Филиппом. — Какое счастье лицезреть вас во плоти, мой принц!
Он всхлипнул, и Филипп решил, что бывший придворный переигрывает. Но тут же ощутил на губах вкус соли. Старик плакал и, склонившись еще ниже, пытался скрыть, что плачет.
Человек, может, и не заметил бы. Но вампиры чувствуют вкус пролитой крови. И пролитых слез. Даже в воздухе. Тончайшие испарения…
Выглядело все это странно, Филипп чувствовал себя так, будто вдруг перенесся в далекое прошлое и принимает какого-нибудь просителя в своем кабинете в Пале-Рояле. Или скорее так — будто этот старик бродил по миру сто с лишним лет, разыскивая его… Ведь называя его «мой принц» он явно имеет ввиду его прежний человеческий титул.
— Встаньте, милейший. Кто вы? И откуда вы знаете, кто я? — спросил Филипп.
Старик с трудом поднялся. Одну ногу он выпрямил, а другое колено все подламывалось, и он снова опускался на пол, пока Филиппу это не надоело, и он не поднял старика рывком. Старик воспользовался тем, что Филипп к нему приблизился, чтобы припасть поцелуем к его плечу.
Поцелуя в плечо удостаивались лишь особо приближенные к королевской семье придворные.
— Садитесь, — Филипп легонько толкнул старика в кресло, и тот снова не удержался на ногах, но на этот раз упал хотя бы не на пол. — Рассказывайте!
— Смею ли я сидеть в присутствии…
