Успех очередного самозванца так сильно возмутил его, что господин Наундорф взялся разоблачить его, в качестве самого главного аргумента в споре предъявив собственную персону как подлинного короля. Самозванец был уличен во лжи, а вот разоблачить самого Наундорфа оказалось не просто: Луи-Шарль подробно рассказывал о своем детстве во дворце и о жизни в Тампле, несколько путался он только с историей своего спасения, что и не удивительно, — расскажи он правду, его тот час сочли бы буйно помешанным и не стали бы слушать. Только поэтому Луи-Шарль выдумал каких-то авантюристов, которые выкрали его и держали взаперти, собираясь передать эмигрантам за выкуп, об обещании сохранять тайну вампиров он не вспоминал, — Луи-Шарль настолько вошел в раж, доказывая свое королевское происхождение, что готов был бы использовать любые аргументы в свою пользу.
Филипп не особенно следил за историями с самозванцами и не подозревал, что один из них и есть их беспокойный малыш, до той самой поры, когда уже в 1832 году тот не явился по приглашению комиссии, расследующей дела «чудесно спасенных Людовиков», в Париж. К тому времени оба дядюшки Луи-Шарля уже отошли в мир иной и Францией правил Луи-Филипп, — первый король из Орлеанской ветви Бурбонов, восшествие которого на престол некогда доставило принцу города немало приятных минут.
Луи-Шарль прекрасно знал, что вампиры не стареют, и все же ему было странно видеть птенцов Филиппа, впустивших его в дом, и даже Жака совершенно не изменившимися. Ему даже на миг показалось, что он вдруг вернулся в детство… Только вот сам он уже совсем не походил на хрупкого белокурого мальчика. Да что там: его собственный сын уже был гораздо старше, чем он сам той ужасной осенью 1795 года, когда его умирающего принесли в дом вампиров.
Впрочем, и здесь кое-что изменилось, не было уже в живых Жерома и кухарки Мари, а горничная Шарлотта стала совсем старушкой. Она плакала, когда увидела своего бывшего воспитанника, и он сам не смог удержаться от слез: с возрастом Луи-Шарль стал сентиментальнее.
А вот Жак не был ему рад.
— Напрасно вы вернулись, — сказал он, — Вам не следовало приезжать в Европу и уж тем более в Париж. Монсеньор будет недоволен.
Луи-Шарль хотел бы ответить, что ему плевать на одобрение его действий монсеньором, но он промолчал, потому что на самом деле очень рассчитывал на поддержку принца города. Собственная семья считала его притязания на трон безумием, жена и дети не верили ему. И никто не верил. Все эти судейские чиновники смотрели на господина Наундорфа с подозрением и неприязнью, и злились оттого, что не могут разоблачить его так легко, как других самозванцев. Только Филиппу не нужно было доказывать свою подлинность.
Луи-Шарль дожидался вампира в гостиной и, когда солнце скрылось за горизонтом, сердце его вдруг болезненно сжалось от страха. Он знал о ментальной связи Жака со своим хозяином и догадывался, что Филипп уже знает о его появлении и не удивится, увидев его. Луи-Шарль не сомневался и в том, что вампира не обрадует его визит — раз уж Жак так сказал. Но он не знал, насколько он его не обрадует…
Филипп влетел в гостиную злой, как черт, глаза его горели красным, лицо искажала ярость. Луи- Шарль не успел опомниться, как вампир оказался рядом и пнул его кресло так, что оно со скрежетом поехало по паркету и с силой врезалось в стену. Луи-Шарль стукнулся затылком о спинку и прикусил язык так больно, что искры вспыхнули перед глазами. Он вскинул руки в безотчетной попытке защититься, испугавшись, что вампир сейчас его убьет, но тот только резко опустил его руки вниз, заставляя смотреть на себя.
— Что вы здесь делаете? — прошипел Филипп, и Луи-Шарль увидел блеснувшие у него во рту клыки, — Только не говорите мне, что газетные статейки об очередном претенденте на престол имеют к вам какое-то отношение!
Луи-Шарль смотрел на него с ужасом, не в силах вымолвить ни слова. Глаза вампира притягивали взгляд как пистолетные дула и, глядя в них, возникало то же чувство безнадежности. Он совсем не боялся его, когда был маленьким, словно тот и вправду был его добрым дядюшкой. А ведь, наверное, напрасно…
— Вот дьявол! Так это вы Наундорф! — не дождавшись от него ответа, с изумлением воскликнул Филипп, резко отстраняясь. Несколько мгновений он смотрел на бывшего подопечного, словно на какое-то невиданное чудо, потом спросил уже почти беззлобно:
— Скажите на милость, с чего вдруг вам, республиканцу, приспичило стать королем?!
— Я не собираюсь претендовать на престол! — пробормотал Луи-Шарль, с трудом переводя дух, — Мне лишь хотелось, чтобы семья признала меня!
Филипп презрительно скривился.
— Вы стали питать нежные чувства к тиранам и угнетателям народа?
— Вы говорите со мной, будто я все еще тот глупый мальчишка, каким был тридцать лет назад! — с чувством отвечал Луи-Шарль, — Для вас время, видимо, течет иначе. А у меня со дня нашего расставания прошла почти целая жизнь. Уж, по крайней мере, большая ее половина… Мне скоро пятьдесят. И кто я такой? Никто! Неудавшийся король, неудавшийся солдат, неудавшийся часовщик… Кидался из стороны в сторону, искал свое место в жизни, но так и не нашел, и везде чувствовал себя изгоем!
— Вы должны были забыть о своем происхождении и начать жизнь с чистого листа. У вас были для этого все возможности.
— Я должен был, но я не смог!
— Это чрезвычайно меня огорчает. Но, помнится, вы обещали хранить тайну своего происхождения вне зависимости от того, сколь удачно сможете пристроиться в вашей новой жизни!
— Я обещал… — согласился Луи-Шарль, — Но не понимаю, какая вам в этом надобность?
— Из-за вас, глупец вы эдакий, я нарушил закон, запрещающий вампирам вмешиваться в дела людей! Если ваши притязания на трон будут подтверждены, вы дадите крысам оружие против меня! Ведь они все знают, они смогут поведать Совету вампиров, какую роль я сыграл в вашем спасении!
Луи-Шарль призадумался.
— Крысы нарушили закон первыми, это их не смутит?
— Нисколько. Они не отчитываются перед Советом вампиров. И потом, тех, кто ответственен за ваше похищение, давно нет в живых!
— Как все запутанно, — вздохнул Наундорф, и снова решился поднять взгляд на вампира. Его глаза уже вернулись к привычному человеческому цвету, но тепла и участия в них не прибавилось. Филипп изменился. Пусть и не внешне, — но он изменился по отношению к Луи-Шарлю. Оттого ли, что много времени прошло, от того ли, что тот перестал быть ребенком… Луи-Шарль понял: Филипп больше не станет его защищать.
— Я понимаю… — проговорил он, — Вы когда-то спасли мне жизнь, а я поступаю бесчестно.
Глядя на его унылое, изборожденное морщинами лицо, Филипп чувствовал тоску. Для вампира время действительно течет иначе, чем для людей, но и у них бывает возможность почувствовать его власть. Время безжалостно уничтожило отчаянного мальчишку, который так раздражал его и одновременно так радовал своей отвагой, упрямством и живучестью. Луи-Шарль должен был прожить пусть не самую счастливую, но яркую жизнь, он не имел права становиться ничтожеством.
— Мне очень хочется вас убить, — проговорил Филипп, — Лишь сожаление о потраченных на вас усилиях меня останавливает. Уезжайте из Парижа к чертовой матери. Обратно в Америку.
Наундорф скорбно покачал головой.
— У меня не хватит ни сил, ни средств, чтобы все начать сначала.
— Так все дело в этом? Вам нужны деньги?
— Нет не в этом! — зло ответил Луи-Шарль, — Я сказал вам правду, мне хотелось воссоединиться с семьей!
— Почему же вы обратились к газетчикам, затеяли какой-то цирк, как все прочие самозванцы? Почему вы не отправились сразу к сестре? Полагаете, она не узнала бы вас?
Луи-Шарль молчал, и Филипп видел, как нервно напряглись его сцепленные в замок пальцы.
— Я был у Марии-Терезы, — проговорил он, наконец, — Вернее, как… В дом меня не пустили бы, я подошел к ней на прогулке. Сестра узнала меня, я видел это по ее глазам…
— И что же?
— Она велела мне идти прочь и была готова приказать слугам прогнать меня, если бы я не
