подчинился. Она меня ненавидит, — добавил он пресным голосом.
Филипп вскинул брови. Однако этот человек не перестает его удивлять.
— И у нее есть на это причины?
— Она полагает, что есть.
— В последний раз она видела вас восьмилетним ребенком.
— В том-то и дело! — горестно воскликнул Луи-Шарль и с силой ударил кулаком по подлокотнику кресла, — Мне было всего восемь! И я был испуган! Я не знал, как себя вести! Все говорили мне, какие чудовища мои родители, все ненавидели их, особенно… мою мать. Они говорили о ней столько гадкого. Они задавали мне разные вопросы. И хотели нужных ответов. А я хотел им понравиться…
— Вы давали показания против матери?
— Они не имели никакого значения! Они ничего не меняли! Ее все равно казнили бы!
— Что же вы наговорили, что это до сих пор не дает вам покоя?
— Какие-то глупости… Будто она развращала меня, брала с собой в постель и ласкала так, как не подобает матери. Не знаю, почему им так уж хотелось обвинить ее еще и в этом. Марию-Терезу расспрашивали тоже, но она все отрицала, она плакала и говорила, что я всего лишь испуганный ребенок и сам не понимаю, что говорю. Так и было, монсеньор… Ведь так и было! А теперь она меня ненавидит!
— Занятные фантазии были у граждан республиканцев, — задумчиво проговорил Филипп, — Как интересно. Таких подробностей я не знал. Впрочем, я никогда не интересовался тем судебным процессом, полагаю, там было много вздорных обвинений, каждое из которых встречалось с восторгом.
Он посмотрел на понурого Луи-Шарля и добавил:
— Не думаю, что Мария-Тереза такая дура, чтобы обвинять вас в чужих грехах.
Луи-Шарль вскинул на него взгляд.
— Но она же…
— Да бросьте вы. Нет у нее к вам ненависти. Она не станет официально признавать вас, потому что это будет означать государственный переворот. Кому нужны на троне Франции вы и ваши дети?
— Я отрекся бы от престола!
— За весь свой род до седьмого колена? Вы законный государь, к тому же несчастный изгнанник, общество будет на вашей стороне, тем более, что трон Франции перешел к побочной ветви. Забудьте о Бурбонах, вы им не нужны. Ваша семья — это жена и дети. Возвращайтесь к ним.
— Это несправедливо.
— Что делать… В жизни много несправедливости. Самую большую, заметьте, я пытался исправить, вернув вам жизнь.
— А я не сумел ею правильно распорядиться.
— Как бы там ни было, вы ее прожили. И у вас есть еще в запасе лет десять или даже двадцать, чтобы перестать метаться и начать получать удовольствие от того, что вы находитесь среди живых, а не гниете в могиле. Уезжайте из Парижа немедленно или мне все же придется убить вас.
Луи-Шарль смиренно согласился уехать и, возможно, в тот момент он действительно собирался так поступить, но все же по какой-то причине он передумал и остался. И, когда пришло время, отправился на заседание суда доказывать свое происхождение. Возможно, та легкость, с которой Филипп отнесся к его признанию в предательстве матери позволила Луи-Шарлю наконец, простить себя… Возможно, его же слова заставили Луи-Шарля начать ненавидеть свою сестру за то, что ради каких-то нелепых политических интересов она отвергает свое родство с ним…
Мария-Тереза отказалась явиться в суд и свидетельствовать в его пользу. Луи-Шарль проиграл дело и был выслан из Франции без права когда-либо вернуться на родину. Он перебрался в Лондон, где упрямо именовал себя Людовиком XVII и уверял газетчиков, что вскоре взойдет на престол. Когда же, со временем, интерес к его особе начал ослабевать, господин Наундорф организовал химическую лабораторию и, припомнив знания, полученные когда-то от Эмиля Патрю, взялся делать бомбу, которой решил взорвать своих родственников. Он так и назвал ее «бурбонной бомбой».
Все это не просто выходило за рамки приличий, а было чистейшем безумием. Не дожидаясь осуществления грандиозного плана с бомбой, Филипп велел Жаку ехать в Лондон и решить эту проблему раз и навсегда. Лишь одно печалило его — что он не сделал этого раньше.
С тех пор Филипп пообещал себе не спасать людей от смерти без большой на то необходимости. Не стоило оно того, чтобы нарушать Закон. И дело было не только и не столько в Законе, придуманном Советом вампиров, но скорее в более глобальном и сложном Законе мироздания, обращаться с которым следует очень осторожно. Вмешательство в промысел судьбы не сулит ничего хорошего, каждый, кто имеет дело с магией, знает об этом. Рано или поздно за такие вещи приходится расплачиваться всегда.
Часть 4. ХОЛОДНОЕ ЖЕЛЕЗО
Глава 1
С тех пор, как он подписал договор с фэйри, прошло больше двух столетий, и Филипп предполагал, что на месте леса святой Женевьевы и того мелкого прудика сейчас может быть что угодно. Участок магистрали, например. Или какой-нибудь милый маленький городок, где не совершается преступлений более серьезных, чем вождение в нетрезвом виде, где нет фоморов, да и вампиров нет.
Но лес был на месте, такой же жиденький и непривлекательный, но совершенно не замусоренный, в отличие от большинства таких лесочков. И пруд был на месте. И все выглядело так, словно время над этим местом не властно. Словно за пределами этого лесочка не шумел относительно благополучный двадцать первый век, а трагически завершался блистательный восемнадцатый… Наверное, магия фэйри берегла это место.
Филипп, в отличие от подавляющего большинства вампиров, не испытывал совершенно никакой ностальгии по прекрасным былым временам. Ему нравилась современная жизнь. И, когда в небе над лесом святой Женевьевы замерцал огонек пролетающего самолета, Филипп почувствовал радость — будто ему подали добрый знак, свидетельство того, что он не вернулся в прошлое, и что теперь его встреча с фэйри пройдет иначе, лучше. Конечно, сущая глупость — верить в какие-то знаки, и он не верит… Но этот лес хранит магия, он полон магии, так что возможно — здесь законы логики отменяются.
Филипп опустился на колени ровно на кромку воды. Вода была холодная. А главное — мокрая… После такого испытания замшевые брюки от Кавалли только выбросить. А новые не сидят так хорошо по фигуре, как разношенные, и не имеют такого небрежно-роскошного вида. Но ничего не поделаешь: планируя поход по сельской местности, Филипп оделся так, чтобы самому запачкаться по минимуму. Плотнее замшевых брюк у него в гардеробе ничего не нашлось.
Сосредоточившись, он принялся нараспев произносить заклинание вызова фэйри. Произнес его трижды, неотрывно глядя на воду. Как только последний звук сорвался с его губ, кажется — в то же мгновенье от воды начал подниматься белый туман, постепенно становясь все плотнее… Когда он рассеялся — лесочка и пруда как небывало, вокруг стеной стоял густой лес, а перед Филиппом расстилалась гладь огромного озера. С неба смотрели теперь незнакомые звезды, и вряд ли среди них можно было найти дружественно подмигивающий огонек пролетающего самолета.
Филипп ждал, когда появятся лодки, морально готовясь к новой встрече с Королем Слуа и невольно перебирая в голове преступления последних лет, на предмет не могли бы те вдруг заинтересовать эту хищную гадину с акульими зубами.
Поверхность озера оставалась спокойной, пока Филипп не усомнился — а все ли он сделал правильно, вдруг как-то не так произнес слова вызова и его перенесли в иной мир, но фэйри при этом не появятся? И что ему тогда делать, как возвращаться?! Как вдруг из воды метрах в трех от берега взмыла
