Спорить с Филиппом было бесполезно. Когда он чего-либо хотел, он становился дьявольски упрям. А если все равно не добивался своего — то дьявольски мстителен. Де Вард и де Гиш не хотели пробуждать в принце мстительность. И потому, горько жалея о том, что посвятили его в свои планы, вынуждены были согласиться.
— Мы отправимся, как только стемнеет, монсеньор, — сказал Вард и вздохнул.
Гиш посмотрел на него сокрушенно.
А Филипп презрительно фыркнул.
— Да будет вам, господа! Лучше бы порадовались, что в кой-то веки вам удастся развлечь своего несчастного принца!
Филипп только говорил, что готов одеться скромно и неприметно, как бедный дворянчик, на самом же деле, заставить его сделать это оказалось невозможным. Та одежда, что Гиш и Вард принесли ему, повергла принца в шок.
— Господа, — поморщился он, — С кого вы сняли это тряпье?!
Вард в сердцах швырнул все на пол и носком сапога пнул под диван.
— Вам не угодишь! — проворчал он, — Это мой собственный камзол, если хотите знать!
— Боже, Вард… Ну ладно, я уже сам подобрал себе костюм.
Вард и Гиш мрачно переглянулись.
— Идите сюда, господа, я покажу вам!
Фавориты не стали ни возмущаться, ни пускаться в очередные бессмысленные уговоры, они уже были готовы ко всему и со всем смирились. Так было проще.
— Будем надеяться, что его все-таки не узнают, — тихо проговорил Гиш, когда они осторожно, как воры, покидали дворец через крохотную калитку, которой пользовались самые ничтожные из слуг, мусорщики и золотари.
— Не беспокойтесь, граф, никому даже в голову не придет, — утешил его Вард.
— Если он будет вести себя тихо.
— Если он не будет вести себя тихо — я его задушу.
Гиш хмыкнул.
— Что вас так задержало, господа? — услышали они сварливый голос принца, который уже успел углубиться в какую-то подворотню, — Поспешите, здесь невыносимое зловоние!
Его лошадь стояла посреди улочки прямо в желобе для стока нечистот, где темнела застоявшаяся бурая масса, и воздух казался густым и жирным от гнилостных испарений.
— Какого дьявола вы выбрали именно эту дорогу?! — всхлипнул принц.
Сейчас приключение ему совершенно не нравилось: его мутило, ему казалось, вонь пропитала его волосы и бархат его камзола, и от нее невозможно будет избавиться никогда.
Вард и Гиш поспешили вскочить на лошадей.
— Монсеньор, прошу вас тише, если вы не хотите, чтобы нас здесь застали!
— А, черт!
Филипп свесился с лошади, и его стошнило прямо в сточную канаву, добавив к букету ароматов еще один, новый.
— Монсеньор, — простонал Гиш, — Нам лучше вернуться во дворец!
— Нам лучше поскорее убраться отсюда! — прорычал Вард, — Вы в состоянии ехать, Филипп?
— Я не знаю, — пробормотал Филипп, с трудом выпрямляясь в седле и вытирая губы батистовым платком, — По-моему, я умираю.
В следующий миг платок полетел под копыта лошади. Гиш поспешил склониться и подобрать его.
— Что вы делаете? На нем ваша монограмма, — с укором сказал он.
Вард взял за повод лошадь принца и повел за собой.
Спустя какое-то время они выехали на набережную Сены, где воздух был несколько свежее, и принц смог продышаться. Филипп был бледен и выглядел ошеломленным. Гиш нежно коснулся его руки.
— Может быть, вам все-таки вернуться?
— Ну, нет, — вяло улыбнулся Филипп, — Ради чего в таком случае, мне пришлось все это пережить? Вперед, господа! Веди меня, Вергилий… Как там? «Яви мне путь, о коем ты поведал»… Э-э, ну короче через все круги ада.
— Не надо преувеличивать, мой принц, — засмеялся Гиш, — «Здесь нужно, чтоб душа была тверда; здесь страх не должен подавать совета».
— Граф, черт побери, довольно! Вы собираетесь провести на улице всю ночь, декламируя стишки?! — Вард пришпорил коня и понесся прочь.
— Ох, мой бедный Вард никогда не обладал достаточной утонченностью, чтобы ценить высокую поэзию и воспарения духа, — вздохнул Филипп. — Впрочем, он прав, Гиш, последуем за ним.
Конечно, путешествие по Парижу не было похоже на путешествие по кругам Ада. Филипп был даже несколько разочарован. Когда схлынула первая острота ощущений, и он попривык к своему инкогнито, сидеть в трактире и играть в кости с пьяными постояльцами показалось ему вдруг невыносимо скучно. Вард и Гиш напивались, вели себя все более шумно, и оттого, что они постоянно проигрывали, настроение их никак не улучшалось. Филипп поначалу играл вместе с ними — с ними, и еще с какими-то сомнительными господами, являвшимися, судя по свирепому виду и длинным шпагам, какими-то разбойниками или бретерами. Потом ему стало скучно, и он уже начал жалеть о том, что навязался к ним в компанию, когда вдруг в трактир пожаловал новый посетитель. Это был солидный буржуа, краснолицый и толстый, как пивной бочонок. С ним вместе прибыли слуги с двумя тяжеленными кофрами и некая бледненькая юная особа, явно падающая с ног от усталости.
— Хозяин! — пробасил буржуа, — Подай-ка ужин, любезный, и прикажи приготовить две комнаты.
Трактирщик согнулся в поклоне и отправился отдавать приказания, а буржуа взгромоздился за один из столов. Юная особа уселась с ним рядом, постаравшись закрыться за его толстым брюхом от сальных взглядов обосновавшихся в трактире господ.
Игра не шла. Ко всему прочему, господа уже порядком набрались, и были просто не в состоянии проигнорировать явно туго набитый кошелек нового постояльца.
— Эй, милейший! — крикнул кто-то из бретеров, — А не желаете ли присоединиться?
Буржуа побагровел еще больше.
— Благодарю, — проговорил он, — Но я слишком устал с дороги.
— О! — возмутился Вард, — Кажется, этот господин пренебрегает нашим обществом!
Вард медленно поднялся, заговорщицки улыбнувшись Гишу.
Гиш коротко кивнул.
— И в мыслях не было, господа, поверьте, — пробормотал буржуа, уже явно жалея, что судьба занесла его в этот трактир.
Юная особа побледнела еще больше и сжалась в комочек, явно желая оказаться невидимой.
Филипп почувствовал, как сильнее забилось сердце. Вечер явно переставал быть скучным, и это не могло не радовать.
— В таком случае, мэтр… Как вас там? — заявил Вард, — Не заставляйте нас просить дважды.
Буржуа было чертовски жаль денег, и он мучительно пытался придумать, как бы увильнуть.
— Господа, — проговорил он, — В знак моего особого почтения, позвольте преподнести вам в подарок пару бутылочек великолепного анжуйского вина. Эй хозяин! — возопил он, — Неси, что там у тебя есть, мы выпьем за здоровье его величества!
На том, по сути, инцидент был бы исчерпан, если бы не вмешательство его высочества, которому до смерти хотелось развлечений.
— Он хочет отделаться парой бутылок паршивого вина! — воскликнул Филипп, — Каков негодяй!
Буржуа смерил его взглядом, в котором было все: и недоумение, и презрение и ярость. Перед ним был какой-то мелкий расфуфыренный дворянчик, почти мальчишка, и, между тем, он позволял себе вести себя так нагло с человеком, который — по меньшей мере — годился ему в отцы.
