барьер, который успела выставить женщина!
— Уходи, — произнесла она с трудом. У Д. уже не было сил поворачиваться лицом в сторону противника. — Забирай их. Быстро!
— Но…
— Забирай! — повысила она голос. — Иначе, клянусь богами, ты будешь жалеть об этом остаток жизни!
Обе девочки были без сознания, но — как казалось Д. — особенного ущерба не получили. Странное оружие… если не сопротивляться, если полностью отключиться, потерять сознание, то ничего не случится.
Если, конечно, обладатель этого ужасного взгляда не решит закусить беспомощной жертвой.
Д., прилагая огромные усилия, подхватил обеих девочек. Семь шагов, которые пришлось для этого сделать, были самыми тяжёлыми в его жизни.
Затем он сдавил камушек —
Они оказались на пустынном скалистом обрыве, у берегов океана.
— Ты должен вернуться за бабушкой! — потребовала одна из девочек. глядя на Д. исподлобья. — Ты не посмеешь оставить её там одну!
— Я не могу ей помочь, — произносить эту ложь было тяжело. Конечно, он мог вернуться. Но Д. знал точно — едва он покинет их, как, вернувшись, не застанет в живых никого. Время уходит. Он полез в карман за сигнальным шариком — выручать застрявшую на дороге женщину… но тут его толкнули в грудь кулачками, да так сильно, что он упал и искры посыпались из глаз.
Хорошо хоть, сигнальное устройство не выпало.
Одна из девочек стояла над ним, синий огонь переливался в её ладошках.
— Или ты вернёшься за ней немедленно, — произнёс голос из пустоты, в которой загорались и гасли яркие искры, — или останешься один, и…
Д. не помнил, что именно ему пообещали. Точнее, в память въелась только часть фразы. Всё остальное он не помнит, и никогда уже не вспомнит.
«Останешься один и у побед будет вкус поражения».
Пороть надо таких детей, чтоб не учились всякой гадости.
Оказавшись меж двух проклятий, какое вы предпочтёте?
Он отвернулся и, держась одной рукой за скалу, с силой сдавил шарик.
Он ещё успел сообщить оператору о том, что они оказались в беде. Дождался прибытия спасателей.
Потом была совершенная пустота.
— …И узнал, что это была не мать их, а бабка, — закончил Д. и отвернулся. — В последний момент решила, что пойдёт вместо дочери. Предчувствовала беду. Хотела спасти жизнь и ей, и внучкам. И спасла.
— Бабка? — удивилась Кинисс. — Супруга… Тенгавера?
— Тенгавера, — кивнул Д. — Он же Ользан из Меорна. После этого он… отошёл от дел. Надолго. И каждый год, в среднее полнолуние… уходил куда-то. Вечером. Утром… всегда возвращался.
Молчание длилось долго.
— Сегодня — среднее полнолуние, — тихо произнесла Кинисс. — Куда, по-твоему, он может отправиться?
— Не помню, — глаза Д. недобро сверкнули. — Зачем ты заставляешь вспоминать всё это?! — он почти кричал.
— Я не знаю о нём почти ничего, — спокойно ответила Кинисс и склонилась над ручьём, чтобы напиться. —
— Легко сказать, — проворчал Д., откидываясь прямо в траву.
Белка следила за ними из дупла, шевеля усами, но подбежать так и не решилась.
От человека пахло страхом.
Чем ближе был квадратный пруд, тем больше подробностей открывалось взору. Во-первых — четыре тёмных прохода. Они проходили через середины сторон, сквозь лестницы, и ни капли света не просачивалось из них.
Шорох текущих листьев заглушал почти все остальные звуки.
Клеммен спрыгнул в один из углов и… едва не упал.
Под ногами не было твёрдой опоры!
И всё же сворачивающиеся в крохотные вихри, ускользающие куда-то вглубь листья держали его — словно он был пробкой, брошенной в воду. Стоять было неудобно, но проверять, сможет ли он «всплыть», если потеряет равновесие, не хотелось.
Что скрывается там, в глубине?
Листья двигались, словно кусочки овощей в огромном кипящем котле. Человек проваливался в них чуть глубже щиколоток, и идти было не очень-то приятно — словно ступаешь по зыбкому облаку. Того и гляди, провалишься!
Убежать быстро не получится, подумал Клеммен, и ему сразу же стало неуютно. Верхняя кромка этой гигантской арены была едва видна. Сколько потребуется времени, чтобы вскарабкаться туда?
Наверное, много.
Ещё один шаг.
Заглянем за край прохода… как страшно, надо же! В жизни так не боялся. Никого. Только слабо тянет холодным воздухом. Клеммен облегчённо вздохнул. Ещё шаг… самое главное — постоянно держать в поле зрения всё, что только можно. И этот шум… Что-то здесь не так.
Движение справа.
Показалось?
Клеммен чуть попятился, чтобы заглянуть как можно глубже в проход, где ему померещилось движение.
Да, несомненно, кто-то движется.
Навстречу ему.
Заметны только очертания… и то лишь отчасти. Что зажато в руке этого человека?
Меч? Кинжал?
Клеммен попятился… и в этот миг на ступенях вокруг него возникли зрители. И разразились воплями восторга.
Все невысокого роста, все одеты в красное… Хотя лица их немного отличались, Клеммен успел заметить, что зрачки обращённых на него ожидающих глаз имеют форму полумесяца.
Ещё шаг. Человек вышел, глядя в сторону Клеммена. Такого же роста, но тьма скрывает очертания лица, а одежда, которую развевает ветер — фигуру. Не понять. Но в правой руке зажато оружие.
Клеммен долго стоял, слушая свист и презрительные крики и ощущая на себе внимательный взгляд.
— Послушайте, — обратился он к незнакомцу. — Это какое-то недоразумение. Я вовсе…
Замахнувшись кинжалом, человек кинулся на него.
Спасло меня то, что под ногами была всё-таки не твёрдая и надёжная опора, а податливая и неудобная трясина.
Удар, который должен был перерезать мне горло, пришёлся вскользь по щеке. Я отшатнулся (тело само двигалось, решив не полагаться на скованный разум) и обнаружил, что и у меня в руке зажат кинжал.
Чёрный такой… с золотистым рисунком вниз по клинку. Особенно разглядывать было некогда. Человек, слегка присев, был готов прыгнуть вновь. Реакция и скорость его были потрясающими. Это что же — представление для Радуги? Я не сомневался, что все эти зрители — одна личность.
Некогда думать! Я присел, уклоняясь от колющего удара, и толкнул противника в грудь, одновременно делая подсечку.
