указательный положил на спусковой крючок.
Спокойной ночи, Майк!
С сильным грохотом револьвер рвануло из моей руки, кровь и крошечные кусочки мозга брызнули на потолок и стены, но само выходное отверстие пули получилось весьма небольшим и, я бы даже сказал, аккуратным.
Мое тело завалилось набок. Тело, некогда бывшее пристанищем желаний, страстей, любви, ненависти. Ты так и не сделал ничего из того, о чем когда-то мечтал, разве что купил револьвер «Скайвей» за семь сотен…
Изо рта потекла тонкая струя крови.
Глаза покрылись смертельной пеленой.
Finita la commedia!
Майк умер…
Но Тимоти Лири жив!
Я поднялся с пола, отложив в сторону «Скайвей». Во рту немного саднило, всякая дрянь из черепа стекала в мою носоглотку. Голова немного кружилась.
— В чем дело, Майк? — забарабанил в дверь мой сосед. — Что случилось?
— Все в порядке, — ответил я. — Я чистил оружие, и оно вдруг выстрелило.
Сосед ушел. Я переместился в ванную и теперь внимательно изучал в зеркале и на ощупь последствия выстрела. Несмотря на то, что я совершил самоубийство впервые, у меня это получилось мастерски. Пуля прошла именно там, где и нужно было. Но нужно было привести себя в порядок. Лейкопластырем я заклеил дыру в черепе и замаскировал ее под волосами, благо волос-то у меня предостаточно. Потом я умылся, очистив свое лицо от крови, и прополоскал рот, выплевывая крупицы костей и мозгов. С отверстием в нёбе тоже нужно будет что-нибудь придумать.
Теперь, когда я стал мертвым, многое из того, что было для меня тайной, открылось мне, я понял очень многое, чего просто не может понять живой человек. Мертвые видят мир по-другому. (Я не имею в виду бездыханные тела, которые закапывают в землю.) Живые — жалкие слепые щенки. Этот мир испокон веков принадлежал нам, мертвым, а вы, живые, даже не в состоянии отличить нас от вас.
Мир, встречай Тимоти Лири! Тимоти Лири возьмет от тебя все то, о чем мечтал несчастный Майк, и много больше. Заодно надо заскочить к приятелю Лейзу и спросить, каков процент нас, мертвых, среди пяти миллиардов людей. Мне лично кажется, что нас не менее половины. А сейчас я выйду на улицу и все сам увижу своими глазами.
Удачи тебе, Тимоти Лири!
Я надел ковбойскую шляпу, взял в руки «Скайвей» и открыл дверь.
Хронос
— Остановись, мгновенье! — издал я безумный вопль. Откинувшись на спинку стула, я с гордостью взирал на творение своего разума, заключенное пока в тонкой тетрадке, страницы которой были покрыты понятными только мне закорючками.
— Я победил тебя! — этими криками мне просто необходимо было выразить переполнявшую меня радость.
Я сделал это! Я — бог! Я первый совершил невозможное, и осталось воплотить мою идею в жизнь, и тогда вся Вселенная будет лежать у моих ног. Я встал, немного пошатываясь от нечеловеческой усталости. Двадцать шесть часов не смыкая глаз… Я устал, но эти двадцать шесть часов были самыми плодотворными за тридцать один год моей сумбурной, полной превратностей жизни. Шаркая по заваленному испорченными листами полу, я прошел в кухню, где царил не меньший беспорядок, и открыл дверцу холодильника. Взяв из морозильника одну из трех бутылок «колы», я отпраздновал таким образом свое открытие, после чего мой изможденный разум потребовал отдыха. Пальцы разжались, упустив бутылку на пол, глаза закрылись, и я крепко-накрепко заснул. Мне снились вереницы формул и Вселенная. Она жила, рождаясь и умирая, я протянул руку и сжал ее в кулаке.
— Что? Что?! — светло-рыжие волосы Тамми стали дыбом.
— Машина времени, — со спокойной уверенностью произнес я.
— Пожалуйста, Кей, повтори, что ты сказал?
— Машина времени.
И тогда Тамми громко, оскорбительно расхохотался. Он смеялся очень долго, слезы выступили на его глазах, а от слез у него, как всегда, начался насморк. Он высморкался и, печально посмотрев на меня, участливо спросил:
— Неужели ты это серьезно? У тебя, наверное, в последнее время было сильное нервное напряжение.
— Но сегодня я отлично выспался, у меня ясная голова и превосходное настроение. И я полностью отвечаю за свои слова. Я изобрел машину времени. Путешествующую и в прошлое, и в будущее.
— У тебя руки в пепле, — мимоходом заметил он, видно, я его основательно сбил с толку.
— Сжигал старые бумаги, — сказал я. — Старые ошибки, заблуждения и черновики. А еще вчера я изобрел машину времени.
Он бросил на меня испуганный взгляд. Так смотрят на безумца, и мне это не понравилось.
— Но… Кей, ты же помнишь, когда мы рассуждали на эту, безусловно, фантастическую тему, мы оба пришли к единому и безоговорочному мнению: путешествия в прошлое принципиально невозможны!
— Одна оговорка все же есть — Вселенная пульсирует. Ты с этим согласен, Тамми?
— Э-э-э… — он открыл рот, подумал. — Возможно.
— А я убежден именно в этой, пульсирующей модели Универсума. Я нашел способ покорить время.
Тамми нервничал. Он не хотел никаких неприятностей и никаких неожиданностей, он был доволен своей сытой тупой жизнью. Я решил пуститься в объяснения.
— Путешествия в будущее возможны, да, Тамми?
Он вытер вспотевший лоб (по-моему, тем же платком, в который сморкался) и ответил:
— Ну, если откинуть некоторые аспекты… В общем, я не отрицаю этого.
— А теперь представь себе расширяющуюся и сжимающуюся, пульсирующую Вселенную… Представим, условно, конечно, что мы живем в Первом Цикле. Второй Цикл будет в точности подобен нашему, не так ли?
— Ну, э-э-э… Возможно.
— Предположим, опять же условно, что цикл пульсации равен ста миллиардам лет. Так вот, перенесись мысленно в будущее на сто миллиардов минус десять лет…
— Ты хочешь сказать, что таким образом мы переместимся на десять лет в прошлое? Цикл номер два, в точности похожий на первый, только год 2026-ой?
— Именно так, Тамми! Только в этом году будет уже два Кея Адамса. Возвратиться же в Первый Цикл, в полном соответствии с постулатами, будет невозможно.
— Слушай, Кей, а не подслушал ли ты эту идею у какого-нибудь школьника? Они сейчас такие головастые…
— Ты не веришь, что это возможно?
— Я верю во многое, но в это… В твою квазинаучную теорию, прости меня, конечно, но… На это потребуется невообразимое количество энергии!
— Я не пришел бы к тебе, если бы не знал, как осуществить прыжок во времени практически. Именно энергетический вопрос занимает шестнадцать страниц из восемнадцати в моей тетради. Вернее, решение этого вопроса.
— И как же ты решаешь его? — скептически усмехнулся он. Так усмехались инквизиторы, слушая доводы своих жертв.
