— Открывай, Матайр! Если ты думаешь, что я ради собственного удовольствия взобрался пешком на семнадцатый этаж, то ты ошибаешься.
Анна подумала, потом я услышал ее обреченный вздох (ей прямо доставляло удовольствие строить из себя страдалицу), и она впустила гостя в квартиру. Это был высокий мужчина в белом плаще, аккуратно выбритый, с холодными серыми глазами.
— Добрый вечер, Матайр, — буркнул он.
— Привет, инспектор, — в тон ему ответила Анна. Она повернулась, чтобы идти на кухню, но гость остановил ее.
— Меня зовут Бертрам Шнайдер. Твой сын дома?
— Откуда мне знать, где шляется мое отродье? — Анна презрительно скривила лицо. — Может, он уже и сдох, в своей проклятой комнате.
— Это здесь?
Ну вот, мне опять не дали доиграть спокойно! Я бросил карты, бесшумно поднялся и также бесшумно выскользнул на балкон. Бледные звезды и луна, мои старые знакомые, приветливо встретили меня.
— Да, это его комната, инспектор. Войдите туда и пристрелите этого ублюдка!
Шнайдер толкнул дверь и увидел черную комнату, заполненную черным мраком. Анна тем временем улизнула на кухню и начала готовить какое-то блюдо, наверное, пудинг с изюмом. И я уже знаю, чем закончится эта стряпня — пудинг получится очень вкусным, но его некому будет есть. Анна слопает всего один маленький кусочек, поливая его скудными слезами мученицы, а потом, проклиная весь белый свет, выкинет остатки в мусорное ведро. Вот тогда уже подойдет очередь полакомиться и для меня, я выковыряю пару изюминок…
Шнайдер провел рукой по стене, нашарил выключатель, щелкнул им, но безрезультатно. Я было обрадовался, но гость пришел сюда не с пустыми руками — внутренности комнаты нагло пронзил яркий свет ручного фонаря.
— Доркхан, ты здесь? — тихо спросил Шнайдер.
Луч обежал черные стены, скользнул по полу и остановился на разбросанных картах. Гость подошел ближе, присел и поднял одну из них. И узрел он распятое тело, и девять сверкающих клинков вонзились в него, и алая кровь сочилась из ран, и все было пропитано мучительной агонией, а странная улыбка на тонких черных губах умирающего повергла Шнайдера в ужас. Его рука дрогнула, и карта, перевернувшись, упала на пол. Уходи же отсюда, проклятый шпион! Но Шнайдер не спешил. Фонарь осветил бронзовые часы, гость долго рассматривал их, потом решил подвести стрелки по своим наручным электронным часам (наглец!), но не нашел, как это сделать. А потом я понял, что он собирается выйти на балкон, где затаился я.
Он сделал шаг, второй, третий, его рука легла на ручку балконной двери… Ну не дожидаться же мне его! Одним прыжком я вскочил на перила и, сильно оттолкнувшись от них, покинул балкон.
А вот теперь здесь появился Шнайдер. Он погасил фонарь, потому что небо было еще более-менее светлым, а на западе алела полоса только что исчезнувшего за горизонтом солнца. Лицо Шнайдера было хмуро. Он осмотрел балкон, глянул вниз, но меня так и не увидел, хотя я был на расстоянии вытянутой руки от него, и замедленные мерные взмахи моих крыльев овевали его лицо.
— Его нет, — тихо сказал самому себе Шнайдер и ушел.
Я возликовал. Слепые людишки, вас можно только пожалеть, даже Мертвые видят больше, чем вы! Я перекувыркнулся в воздухе, потом сложил крылья и камнем упал вниз. У самой земли я раскинул свои черные крылья и перешел в горизонтальный полет, стремительный, великолепный полет по улицам засыпающего города. С истошным писком от меня шарахались летучие мыши, и со зловещим молчанием — тени. Я миновал фонтан, разрезав крыльями струи холодной воды, сделал круг вокруг памятника какому-то генералу, разбил пару стекол в высотных домах и вспомнил о Морне.
О, Морна! Моя милая леди! Я лечу к тебе!
Ресторан «Краунз», в котором Морна работала официанткой, располагался на последнем, девятом, этаже одноименного отеля. Я покружил немного, потом мои ноги коснулись мраморных плит, и я, все еще оставаясь невидимым, вошел в главный зал ресторана. Яркое освещение ослепило меня, и я поскорее прижался к стене, отступил в самый темный угол. Безликие люди за столиками неторопливо чавкали, переговаривались, звенели вилками, ножами и другой посудой, между ними порхали похожие друг на друга, как капли воды, официантки. Морна, моя леди, где ты? Будь проклят этот яркий свет! И еще этот запах мертвечины… Я медленно отступал к выходу на балкон, который опоясывал весь девятый этаж, но тут мои ноздри вздрогнули от радостного возбуждения. Она!
Морна приняла заказ у какого-то заплывшего жиром мужчины, спесиво выставляющего унизанные золотыми кольцами пальцы (его спутницу, блондинку с развратным оскалом рта, эти кольца, по всей видимости, интересовали больше всего на свете — она не сводила с них глаз). Я подошел к своей леди вплотную и с упоением дышал ароматом ее волос, ее тела. Затем я бесшумно, шаг в шаг, последовал за ней, подождал, пока она передала заказ, а когда Морна на мгновение задержалась у зеркала, я крепко обнял ее сзади. Любая девушка на ее месте завопила бы от ужаса, но только не Морна! Ее тело напряглось, потом расслабилась, и на ее губах появилась почти незаметная улыбка.
— Это ты, — счастливо прошептала она, потрепав меня за волосы (со стороны это выглядело, будто она поправляет собственную прическу). — Тебя не было два месяца, Доркхан…
Два месяца! Я думал, всего несколько дней… Время летит так незаметно… Но в голосе Морны звучал упрек, и я почувствовал себя виноватым. Я нежно поцеловал ее в шею и с сожалением разжал объятия.
— Иди за мной, Доркхан, только прошу тебя, не налети на какой-нибудь столик и не сбей кого-нибудь с ног…
Едва она сказала это, как мне сразу же захотелось перевернуть, по крайней мере, несколько столиков или всего лишь выдернуть из-под какого-то жирного пузана стул, чтобы посмотреть, как он барахтается на полу. Но я удержался.
Итак, я шел за Морной, которая продолжала работу, и переговаривался с ней, со своей леди.
— Два месяца, Доркхан! Я думала, что ты исчезнешь навсегда.
— Наверное, моя красавица, это так и произойдет, — пошутил я. — Твой Доркхан исчезнет без лишних слов.
Морна погрустнела.
— Но ведь я не сойду с ума, как бедняжка Мэрион?
— Мэрион? — я был немного сбит с толку. — Ах, Мэрион!
— Доркхан, сукин сын, только не говори мне, что ты уже забыл свою первую возлюбленную!
Я несильно дернул ее за волосы:
— Моя леди не должна говорить мне таких слов! А Мэрион — что ж, она была такой молодой, как покинула этот мир…
— Доркхан! — мужчина за ближайшим столиком вздрогнул и разлил немного вина на скатерть. — Мэрион жива! Она сейчас находится в психиатрической клинике.
— Что ж, тем лучше для нее. Кажется, я ее припоминаю… У нее на правом бедре была родинка…
— Болван! Это у меня там родинка, Доркхан! Надо будет навестить Мэрион на выходных. Я слышала, ей уже гораздо лучше. Эй, я вижу твою руку! Словно смутная тень…
Мы находились как раз в центре зала.
— Эти проклятые новые лампы! — я разозлился. — Ладно, я ухожу. Прощай, моя леди!
— Погоди, я выйду с тобой на балкон.
На небе сияла луна в окружении множества звезд. Ослепительное пиршество осталось внутри, а на огромном балконе не было ни души, кроме нас с Морной.
— Покажись, — попросила она. — Я хочу увидеть тебя.
Я выполнил ее просьбу. Морна просияла и взяла мои руки в свои ладони.
— Ты же совсем не одет, — рассмеялась она.
— Но штаны-то на мне. Леви Штраус — лучшие в мире джинсы!
— Доркхан, может, тебе подарить пиджак?
— Если тебе это будет приятно — подари, — разрешил я.
