Дневник. 2009 год.

магистратура – это попытка облегченного прохождения курса и надежда на «автомат» при поступлении в аспирантуру.

Вышел очередной номер «Российского колокола» с пятой главой, теперь я уже пишу шестую, смогу ли, материал суровый – выборная система. Все время себя корю, что в слишком печальном ракурсе все рассматриваю, а потом сталкиваюсь с какой-нибудь очередной коррупцией. Все говорят о какой-то статье о Строеве, уже ставшем сенатором, в «МК». Хотят ли они власти? Они хотят «депутатской неприкосновенности»,

В Москве начинается весна. Для меня главнейший и вернейший ее признак: дворники начинают разваливать во дворах сугробы и бросать снег, чтобы таял, на проезжую часть.

Одна из русских туристок, скатившихся в автобусе в пропасть с высоты 200 метров и отделавшаяся только ушибами, решила продолжать отдых во Вьетнаме. Всех остальных, даже тяжело пострадавших, увозят на самолете МЧС на родину. Психика продолжившей отдых туристки для меня загадка.

17 марта, вторник. Вечером читал дипломную работу Арины Депланьи «Русские немцы» и «немецкие русские». Критические статьи и рецензии». Работа предполагается руководителем В.И. Гусевым на «отлично». Здесь два больших материала – один разбор книг Сергея Минаева «Ловушка для духless»– статья-манифест. Второй материал – обзор семи томов«Современное русское зарубежье». Арина рассматривает пока только 5 томов. Зачем правительство Москвы дает на это деньги, я не знаю. Мне показалось, что и проза, и стихи здесь ниже уровня, и не спасают никакие рассуждения о том, что уехали, но вот пишут. Это как у Борушко в Лондоне: уехали, страдают, пишут, но ведь в основном пишут плохо. А может быть, оправдываются в своем бегстве? Много бездумных антисоветских, которые я приравниваю к антирусским, текстов. Все это очень важно, с рассуждениями и цитатами, которые мне кажутся несущественными. Прелестный эпиграф из А. Герцена не для этого содержания, боюсь, не про них: «Русская жизнь их оскорбляла на каждом шагу, и, между тем, с какой святой непоследовательностью они любили Россию и как безумно надеялись на ее будущее».

В целом все это у дипломницы, конечно, на уровне, но очень уж напыщенно и крикливо. Нечто подобное сделала девушка и со своим манифестом, уж так она ругает за бездуховность и Минаева и Пелевина. Но ведь оба этих молодых человека пишут увлекательно, а вот она – нет, читать все скучно, рассуждения детские. Написал представление на диплом Екатерины Шадаевой, ныне она Пчелина. Заголовочки для самой дипломной работы и для ее разделов пришлось придумывать мне самому.

«СЕМЕЙНЫЕ ТАЙНЫ ИЗ МОЛОДЫХ ВОСПОМИНАНИЙ»

Это старая проблема нашего института – 17 лет, проза, казалось бы, подающая надежды, отличные оценки… Ну, а потом возникают трудности. Но хочу сказать, что в свои 17 лет и при отсутствии жизненного опыта Ек. Пчелина эти трудности почти преодолела. И не потому, что опыт как разностороннее видение жизни, понимание её трагизма спустился к ней через пять лет, а скорее потому, что Катя аккуратно и постоянно умела реализовывать свой внутренний резерв если не опытом, то знаниями и настойчивостью.

Дипломная работа состоит из трех частей. Это серии небольших новелл, которые Ек. Пчелина очень точно сумела определить как жанр – «Этюды об особенностях школьного литературоведения». Небольшие рассказы, где литература так аккуратно и иногда так изящно корреспондируется при таком малом жизненном опыте: подслушанный разговор, воспоминание о школе, смоделированная по газетной заметке история – всё это неплохо сделано и уже почти, как говорится, летит , довольно точно, по-газетному, грамотно, иногда занимательно.

Вторая часть, собственно говоря, основной стержень диплома, а еще точнее – кусок мяса на тарелке, ибо всё остальное, прямо скажем, неплохой гарнир, – это несколько семейных историй, где уже обнажается, а иногда и кровоточит собственно семейный опыт, опыт собственной семьи, родственников, близких. Иногда эти истории чуть слипаются, становятся почти неразличимы – на каком этаже, в какой квартире, чей сын, чья дочь, какая измена… Но в своей первооснове они все так нам близки, что иногда даже думаешь: а не моя ли это история? Или: а что бы мне попробовать из собственного материала сотворить нечто подобное? Такие семейные саги, конечно, очень неплохи, но я думаю: это еще и некий задел на будущее, тот фундамент, на котором потом будет выстраиваться победительный опыт молодого прозаика.

Ну и третья часть, тоже достаточно удачно названная, где в самих заголовках присутствует определение жанра, где есть намек на свободный полёт – «Туристические заметки», например. Здесь уже видна попытка моделирования некоторого опыта, накопленного от телевизора, кино, где есть нечто слегка придуманное, иногда не совсем удачно. Но попытка эта, по крайней мере, честная.

Перед нами честная дипломная работа, в которой сказано и про опыт, и про учебу, и про семью, и про то, что окончание института означает новый этап работы.

Несмотря на ряд недостатков, которые я вижу в работе своей ученицы, считаю, что диплом этот вполне отвечает нашим критериям и может быть успешно защищен.

18 марта, среда. Утром ходил на первые закупки к предстоящей гулянке в «Дрофе», потом говорил с Лилей Володиной-Руденштейн, которая выстраивает в Москве структуру нашего фестиваля. Оказалось, что Таня Агафонова, пришедшая на смену Генриетте Карповне, во-первых, отменила студентов, а во-вторых, сама, не согласовав со мной, пригласила писателей. Фестиваль теряет свою литературную составляющую. За этот год столько на фестивале оказалось разрушено. Пригласили Битова – это хорошо, но он сам питерец, вряд ли он будет на фестивале сидеть, и позвали Славу Пьецуха, который уже на фестивале был, а у нас принцип – не повторяться.

До ухода в институт прочел еще один диплом – Юли Поляковой, студентки Р. Киреева. Ее вроде бы поругивают, но мне показалось это интересным: дела семейные, стереоскоп девичьей жизни, похороны, воспоминания о детстве. Интересные и спокойные детали.

Защита прошла, как почти каждая наша защита, интересно, и как всегда, интереснее были выступления наших преподавателей, нежели тексты студентов. Уровень был приблизительно одинаков, но «с отличием» дали все же Арине Депланьи ― у нее хоть есть «общий накал темы». В связи с этим А. М. Турков вспомнил А. Блока, который сказал о каком-то писателе: «У него нет темы, дай ему Бог!» В. Гусев, представляя студентку, говорил, что она одна из лучших на его семинаре, говорил о ее энергичной манере, «напоминающей манеру В. Шкловского». Да-с! Почти с одним и тем же доводом выступали – оба очень хорошо – и А. Варламов, и Е. Сидоров: массовую литературу руганью не остановишь, ругань только вызывает к ней интерес. Сидоров же еще говорил и о том, что массовая литература появляется в силу того, что исчезает литература большого стиля. Я тоже не утерпел и кое-что сказал и о стиле «под Шкловского», и о характере цитат, свидетельствующих о качестве «зарубежной» прозы. Защищались также А. В. Беляева, со стихами, Г. А. Лаврищева. Замечательно здесь говорила Л. Г. Баранова-Гонченко – «надо быть опытным следопытом, чтобы отыскать лучшее в стихах». «Для поэта важен не город, а «Я» в этом городе». По поводу А. Н. Филатовой, студентка представила две повести, А. М. Турков говорил о бедности опыта. Вторая повесть – это опять Литинститут, лекции, общежитие, разнообразие лишь в том, что героиня влюблена в профессора, которого зовут Игорь. Неожиданную дискуссию вызвала повесть Ю. Поляковой. Повесть мне понравилась. А. М. Камчатнов поднял важный вопрос об ответственности писателя за время, потраченное читателем. Полякову я в принципе защищал, но проблема поднята совершенно справедливо.

Успел написать представление на дипломную работу А. Михалевского «НОВОГРАД РУБЛЕВО. Отрывки из романа».

Честно говоря, я удовлетворен тем, что весь роман мне не удалось прочесть и, думаю, никогда не удастся. Я даже не уверен, что Алексей Михалевский когда-нибудь этот роман допишет, а если и допишет, то не уверен я, что появление его на прилавках и, возможно, коммерческий успех будет закономерен.

Михалевский пришел ко мне, по-моему, в конце 3-го курса, из семинара А. Е. Рекемчука. У Александра Евсеевича не побалуешься, а я, видимо, более либеральный. О своем либерализме я сужу потому, что, внимательно слушая меня в течение двух лет, Михалевский так и не понял, что это не моя