— Долинский просил пока не дергаться.
— Да на хера нам Долинский, барыга этот толстожопый!? — почти взревел бригадир. — Раньше мы его бизнес охраняли, он нам за это платил, а теперь что? У нас с ним никаких делов нет!
— Ты дальше своего шнобеля не зыришь, кореш, — с неудовольствием посмотрел на бригадира Угрюмый. — Пока в мы в козырях, а если на нарах окажемся? Кто нас с кичи снимет? У кого связи среди ментов и политиков? У тебя? У меня? Да, есть — на уровне районной ментовки, ну, маленько в ихнем управлении. Негусто, я тебе скажу, когда нам статью шить на пожизненное будут. А Долинский нас прикрыть сможет! Как и раньше прикрывал. Забыл, кто три года назад наших пацанов из литовской тюряги вытащил? Иностранных адвокатов для этого дела нанял? МИД подключил? — Тороп недовольно засопел, но промолчал. И лидер группировки вынес вердикт: — Рано нам на разборы с волынами выходить. А поосторожней вести себя следует. Того же, кто наших людей спалил, мы сыщем. Здесь нам с ментами пока по пути — те сейчас всю Матвеевку прочесывают…
Глава пятая
Йес, кошмар в это 10 августа продолжался, поскольку через порог прихожей перешагнул покойник. Впрочем, на жмура бывший хозяин квартиры, которую я снимал, Петр Иванович, или попросту Петя, тянул не на полную. Сейчас он больше смахивал на моего соседа Леху, когда тот пребывал в состоянии категорического недоопохмела.
— Дай пройти, — мрачно буркнул Петя, поскольку я, потрясенный, так и застыл в дверях на манер надгробного монумента.
Я посторонился, а потом молча проследовал за Петром, постепенно начиная соображать что к чему.
Тот, как настоящий хозяин квартиры, не спрашивая разрешения, расселся на стуле посреди комнаты. Я продолжал стоять, всем своим видом изображая уже не изумление, но немой знак вопроса.
— Чего зенки вылупил? — в меру злобно осведомился Петр.
— Есть причина, однако, — как мне показалось, достаточно деликатно ответил я.
— Причина, говоришь? Какая у тебя, блин, может быть причина?! Вот у меня причина, так причина, — и он как-то безнадежно махнул рукой.
В принципе я уже разобрался в обуревавших его чувствах, и сам начал испытывать схожее состояние.
— Баба, что ли, от тебя сбежала? — с тоской спросил я.
— Точно. — Его муторный взор озарило чувство неподдельного удивления. — А ты как догадался?
— И не только ушла, но и обшмонала тебя напоследок. А ты даже не знаешь, где ее искать. Так?
— Твою мать! Ну ты, прямо, Нострадамус! Слыхал про такого? — Я кивнул, но, видимо, не слишком уверенно, и Петр Иванович дал мне небольшую справку: — Этот ловкач на прошлой неделе в нашем районе выступал, в кинотеатре. Запросто угадывал, кто что задумал и сколько у кого бабок в кармане лежит. Объявится в здешних местах — обязательно сходи на его выступление, не пожалеешь.
— Боюсь, как бы со мной у твоего Нострадамуса облом не приключился: у меня денег вообще никаких в кармане нет, — и я в подробностях осветил недавний визит, а точнее будет сказать, налет его подруги на снимаемую мной жилплощадь.
— Ну, ты и придурок! — подвел Петя категорический итог моему печальному повествованию. — Кому поверил? Лахудре какой-то занюханной! Ее и на порог-то не следовало пускать! У нее же на роже написано, что она аферистка, а ты даже ее документы не проверил. Где теперь эту суку искать?
Я так понял, что и Петр Иванович, проведя с ней энное количество времени в непосредственном контакте на собственной квартире, тоже не заглянул в ее паспорт и ко всему прочему дал этой даме избыточное количество информации, не получив от нее никаких сведений о себе. Я даже засомневался, что он знает, как свою зазнобу зовут, но счел за лучшее промолчать — не следовало нагнетать киловатты.
— Ладно, ты сам во всем виноват, потому будь так добр: гони бабки за квартплату, а не то — выметайся, — после недолгого размышления объявил Петя свой приговор.
Крыть было нечем, однако один нюанс все же имелся.
— Но мы договорились платить по двенадцатым числам, а сегодня десятое.
— Какая на хрен разница! Я тебе говорю: меня обокрали, и бабки мне нужны немедленно.
— Ну, ты точно — не Нострадамус. Я ж тебе намекнул: нету их, бабок-то, — развел я руками как можно шире, чтобы выглядело доходчивее. — Похоже, твоей подруге они оказались еще нужнее, чем тебе. Двенадцатого приходи.
На том мы и порешили.
… Да, Ольга здорово изменилась. Эдакая эволюция от Памелы Андерсон до Кейт Мосс. И куда только все у нее подевалось.
Впрочем, и того, что осталось, мне хватало с избытком: как ни крути, Ольга не перестала быть женщиной моей мечты. Даже похудевшая, если не сказать — истощавшая, она выглядела исключительно сексуально. Именно та самая, как сказал один поэт, горизонтальная сущность прямо так и перла из этой женщины…
А прикид ее, даже на мой легкомысленный вкус, имел вид, чрезмерно вызывающий. Сохранивший остатки былого величия бюст был, можно сказать, открыт для всеобщего обозрения. Ее сарафанчик больше походил на неглиже и не скрывал цвета трусиков — фиолетового. В тон им была и прическа Ольги, и лак на ногтях ее рук.
Светлана Васильевна казалась крайне озабоченной, взволнованной и даже какой-то отчаявшейся. У Ольги было достаточно серьезное выражение лица — не более того.
Я провел их в комнату и предложил сварить кофе — все, что у меня имелось из благ цивилизации.
Но обе дамы предпочли сразу преступить к делу — то есть Светлана Васильевна зарыдала, а Ольга стала ее успокаивать.
Я терпеть не могу бабских слез, но мне ничего не оставалось делать, как ждать, когда сеанс психотерапии даст результаты.
Наконец сквозь всхлипы прозвучало с подвыванием:
— Максимка, сынок мой, пропа-а-л!
— Куда пропал? — спросил я как-то автоматически, и рыдания возобновились с еще большей силой, будто мой нелепый вопрос придал им новый импульс. — Расскажи что к чему, — предложил я Ольге.
Ее повествование было предельно кратким:
— Две недели назад Макс не пришел ночевать, и с тех пор я его не видела.
— И я тоже, — вклинилась Светлана Васильевна, у которой истерика прекратилась так же внезапно, как и началась.
— Так вам надо обратиться в милицию, — пожал я плечами.
— Понятное дело, мудрый ты наш. На четвертый день и обратились. Только от милиции пока никакого проку нет, и Светлана Васильевна полагает, что и не будет. Она считает так: ты — как давний друг и земляк Максима, вместе с ним прошедший чеченскую войну, должен нам помочь разыскать его. Ну и ко всему прочему ты — бывший милиционер.
Ироническая интонация Ольги меня слегка задела, но зато сразу стали ясны позиции сторон: мать Максима Крайнова надеется только на меня, а его жена — похоже, вообще ни на кого.
Ну, что Макс является моим старым корешем и это меня обязывает к великим подвигам во спасение земляка — тут Светлана Васильевна перехватила. В Перми мы с ним знакомства не имели. В Чечне служили полгода в одном взводе, было дело, но только и всего. А как дембельнулись — виделись друг с другом считанные разы: слишком загордился, видать, пацан, когда его в крутизну потянуло.
Но похоже на то, что у Крайнова вообще не было близких знакомых мужского пола и его мать никого из парней, кроме меня, в своем доме не видела. Отсюда и обращение ко мне, эдакая мольба отчаявшейся
