нечем: пуля вдребезги разнесла ему нижнюю челюсть. Глаза его округлились от боли и обиды, он глухо охнул, сделал неуверенный шаг и мертвым рухнул на кафельный пол. Двое его спутников последовали за ним – один с пулей в виске, другой с дымящейся раной в левой стороне груди.
В следующую секунду Сарыч сбросил с себя труп Серого, с трудом поднялся на ноги и через голову стащил окровавленный бронежилет.
Остановившись над мертвым блондином, он нравоучительным тоном проговорил:
– Следующий раз не верь своим глазам, салага! Контрольный выстрел никогда не помешает! Впрочем, у тебя никакого следующего раза уже не будет!
Он презрительно сощурил совиные глаза, на всякий случай еще раз выстрелил в голову блондина и, сильно хромая, двинулся в глубину квартиры.
Заглянув в дверь кухни, Сарыч плотоядно ухмыльнулся и призывно проговорил:
– Ну где же ты прячешься? Выходи к папочке, я тебе больно не сделаю! Ну что же ты не идешь? Хочешь поиграть с папочкой в прятки? Ну как знаешь!
Он обвел кухню пристальным взглядом немигающих круглых глаз, принюхался и шагнул прочь – он верил своей интуиции, здесь Василия явно не было.
Точно так же он проверил одну за другой все остальные комнаты и наконец заглянул в спальню.
Остановившись на пороге, он застыл, внимательно прислушиваясь, и вдруг широко улыбнулся:
– Вот ты где, голуба! Кто не спрятался – я не виноват!
Из платяного шкафа доносился негромкий, но отчетливый дробный звук.
Сарыч подскочил к шкафу и дернул на себя зеркальную дверцу.
В шкафу за ровно развешанными костюмами и пиджаками прятался бледный и трясущийся Василий Окунь. Его зубы выбивали крупную дробь, как кастаньеты у танцора фламенко. Именно этот звук расслышал Сарыч, войдя в спальню.
– Ну куда же ты спрятался, голуба? – проговорил беловолосый человек, выдергивая Окуня из шкафа, как морковку из грядки. – Что ты, как малое дите? Правда, что ли, думал, что я тебя не найду? Да я бы тебя на том свете и то нашел!
Василий ничего подобного не думал. Он вообще не мог думать – он весь превратился в страх.
Под действием этого страха он как бы перенесся в свое далекое детство, когда маленький Вася сталкивался со своими первыми, глубокими, первобытными страхами. Он боялся темноты, ему казалось, что в этой темноте скрывается что-то невыразимо ужасное – какое-то чудовище, которое только и мечтает о том, чтобы сожрать маленького мальчика. Но тогда, чтобы преодолеть этот липкий, пронизывающий страх, достаточно было с головой накрыться одеялом или спрятаться в платяной шкаф, за мамины платья… Эти платья своим теплым, домашним запахом помогали ему преодолеть страх.
Но сейчас он столкнулся совсем с другим страхом, совсем другой опасностью – взрослой, реальной, смертельной.
И с этой опасностью бесполезно было играть в прятки. Она, эта опасность, играла совсем в другие игры. И играла она в них гораздо лучше Василия.
– Пойдем, что ли! – Сарыч железным кулаком легонько ткнул Окуня в спину. Тот покачнулся и послушно, как тряпичная кукла, двинулся в прихожую.
Сарыч шагнул следом за ним.
Вдруг комната перед его глазами резко качнулась, как корабельная палуба в шторм. Сарыч схватился за стену, с трудом удержался на ногах, сквозь зубы грязно выругался и опустил глаза.
На ковре у него под ногами темнели свежие пятна крови. Цепочкой таких же пятен был отмечен весь его путь от самой прихожей.
Сарыч потрогал свою ногу выше колена. Джинсы были мокрыми от крови.
– Зацепило, зараза! – прошипел он. – А я сгоряча и не заметил. Ну ничего, кость не задета, как- нибудь доберусь до своих, а там меня подштопают.
Он старался не думать о том, что потерял много крови и с каждой минутой все больше слабеет.
Василий уже дошел до дверей квартиры. Воровато оглянувшись на беловолосого убийцу, он хотел уже выскочить на лестничную площадку и захлопнуть за собой дверь. Если бы это ему удалось, у него появился бы реальный шанс спастись.
– Куда?! – рявкнул Сарыч и, преодолевая проснувшуюся боль в простреленной ноге, в один прыжок нагнал Окуня. Василий испуганно забормотал что-то невразумительное и послушно побрел рядом с беловолосым.
Они вышли на лестницу, захлопнули за собой дверь квартиры.
Сарыч вызвал лифт, втолкнул Василия в изрешеченную пулями кабину и нажал кнопку первого этажа.
Кабина остановилась.
Выбираясь из нее, Сарыч снова почувствовал, что земля круто уходит у него из-под ног. Он схватился за плечо Василия и крепко сжал его железными пальцами – чтобы тот не принял его жест за проявление слабости.
Василий вздрогнул от этого железного пожатия и на мгновение приостановился.
– Двигай! – прошипел Сарыч в его понуро ссутулившуюся спину. – Не останавливайся!
Они поравнялись с каморкой консьержки.
Озабоченная тетка с коротко остриженными обесцвеченными волосами выглянула в окошко и странным, сдавленным голосом проговорила:
– Постойте, Василий Романович, вам письмо!
– Ка… какое письмо? – проблеял Окунь, споткнувшись, и полуобернулся на голос.
– Сказано тебе – не останавливайся! – Сарыч резко подтолкнул его вперед.
В нескольких шагах от них виднелась входная дверь, а за ней – машина, свобода, жизнь…
– Вот какое! – раздался за спиной консьержки низкий скрипучий голос. Тетка с истерическим визгом отлетела в сторону, на ее месте возник немолодой, приземистый мужчина с удивительно светлыми глазами, тонкими презрительно поджатыми губами и редеющими волосами, словно приклеенными к черепу. В руке его был большой тяжелый хромированный револьвер.
– Иван! – вскрикнул Окунь.
Сарыч вполголоса выругался, оттолкнул Василия, метнулся в сторону, стараясь уклониться от пули, и одновременно вскинул правую руку с пистолетом.
Может быть, он и успел бы опередить соперника, поскольку был заметно моложе, но потеря крови сделала свое дело, словно притормозив его движения, он потерял драгоценную долю секунды, и Иван успел дважды выстрелить, прежде чем Сарыч нажал на спусковой крючок.
Сильное тело дернулось, ноги Сарыча подкосились, и он тяжело рухнул на грязный пол подъезда.
Мужчина с редеющими, словно приклеенными к черепу волосами вышел из комнаты консьержки, остановился над неподвижным телом Сарыча, секунду посмотрел в его пустые мертвые глаза, но все же еще раз выстрелил – на этот раз между глаз. Он привык не доверять очевидному и всегда ставить в любом деле последнюю точку. Только после этого он повернулся в сторону Василия, который полулежал в углу подъезда, по привычке крупно трясясь.
– Ну здравствуй, друг сердечный! – проговорил Иван своим медленным, скрипучим голосом.
– Зд…здравствуй, Иван! – ответил Окунь и попытался встать. – Ворвались, понимаешь, какие-то… и такое началось… Я просто чудом уцелел!
– Действительно, чудом, – подтвердил Иван. – Но ты не беспокойся, это ненадолго!
Он шагнул к Окуню, наклонился над ним, схватил за рубашку на груди и одним рывком поднял Василия на ноги.
– Ты понимаешь, Иван… – суетливо заговорил Окунь. – Я тут ни при чем… я про парк говорю… я все тебе объясню… Тут такое дело непонятное…
– Объяснишь, – Иван кивнул и подтолкнул Окуня к двери, – непременно объяснишь! Еще бы ты мне все это не объяснил! Ты о-очень постараешься все это мне объяснить!
– Ты, наверное, все неправильно понял! – бормотал Окунь, механически переставляя ноги. – Я ни в
