Они попробовали. Ничего не получилось. Обнаружилось, что, для того, чтобы придавать чему!то литературный блеск, надо самому в это дело вникнуть. А. М. отпал. Почти случайно на горизонте возник другой человек, по профессии социолог. Его мы назовем Б. М. Ему было лет тридцать, он носил аккуратную бородку, обладал мягкими движениями и той значительностью, что свойственна небольшим людям. Попросту говоря, понтом. РД, привыкший в общении принижать себя, дабы чем-нибудь не обидеть собеседника, совершенно терялся, встречаясь с людьми, обладавшими понтом. Его не замечали. Тем не менее приходилось терпеть.
Выяснилось, что социолог тоже занимался дискотеками и собирается писать о них диссертацию (позже он стал известным дискжокеем). Естественно, он был специалистом в роке и разговаривал с РД несколько снисходительно и устало, не понимая блажи пришедшего к нему человека в летах.
— Для вас это все постольку!поскольку, — сказал Б. М. — А я отдал дискотекам полжизни.
— Видите ли, я действительно считаю, что относиться к современной легкой музыке нужно именно так, — ответил РД. — Она хороша на своем месте. И мне непонятно, когда ее фетишизируют.
— Тогда вы не понимаете всей глубины проблемы, — парировал он. — Для вашего поколения музыка — один из видов искусства, и только. А для нынешнего человека она — учитель жизни.
Гораздо позже РД понял, что социолог прав. Но тогда хотелось спорить.
Впрочем, спора не получилось. Б. М., чтобы отвязаться, дал почитать две сброшюрованные тетради большого формата, заполненные машинописными текстами. Это были номера самиздатовского журнала о ленинградской рок-музыке. Журнал назывался «Рокси».
РД читал «Рокси» со смешанным чувством оторопи и наслаждения. При всей непричесанности фраз, халявности оформления, путанице незнакомых тогда РД имен и фамилий возникало удивительное ощущение молодости, живости и свободы самовыражения, столь не свойственных тогда официальной прессе. Это была веселая игра, сдобренная сленгом и стебом, но игра всерьез, где ставками были искусство, свобода творчества, сама жизнь молодых музыкантов.
Не покидало также чувство опасности, поскольку сам факт издания самодеятельного журнала в те годы был если не подсуден, то предосудителен. Формально в «Рокси» не было никакой политики, но фактически все противостояло казенной удушающей идеологической системе, сложившейся в эпоху застоя. Впрочем, тогда никто не знал, что живет в эпоху застоя, — просто чувствовали, что жить так невыносимо. Но вернемся к «Рокси».
Там были опубликованы несколько статей, посвященных проблеме русскоязычного рока. Для РД такой проблемы тогда не существовало, но читать было любопытно. К сожалению, он мало что понимал, потому что ссылки на английские названия ЛЕД ЗЕППЕЛИН или ЮРАЙЯ ХИП ему ничего не говорили, впрочем, как и ссылки на тексты МАШИНЫ ВРЕМЕНИ. Почти так же непонятен был раздел «Новости звукозаписи», где рецензировался альбом некоего Майка «Сладкая N и Другие». Здесь же были вклеены фотообложки магнитофонных коробок. На одной из них РД увидел молодого человека, прислонившегося к кирпичной стене, рядом — список песен и состав участников (без фамилий): Майк, Вячеслав, Борис, Игорь. Оформляли альбом Наталья и Вилли. В заключение было написано: «Всем мерси. Майк».
В рецензии было сказано, что «Майк возвышается над всем остальным рок-потоком, как рабочий, вылезающий из канализационного люка. Единственный из всех, он реально поет о том, что реально происходит здесь и сейчас с каждым из нас, — и тем языком, в терминах которого мы привыкли думать».
РД опешил. А как же Пугачева и Леонтьев, гремевшие по телевидению? Неужели их заткнул за пояс этот парнишка по имени Майк?
Тогда он даже не догадывался, что то, к чему его ежевечерне приучал телевизор, не имеет к року никакого отношения. Это либо советская эстрада, либо зарубежная коммерция.
Далее в двух корреспонденциях, подписанных явно вызывающими и вымышленными фамилиями Ж. Физдипилло и Ферапонт Бродвеев, повествовалось о последних новостях музыкальной жизни, в частности об одном несостоявшемся концерте: «При полной тишине зала на сцене появился Гена Барихновский и молча стал укладывать гитару. Через одну-две минуты появился Сергей Данилов и принялся проделывать со своим инструментом те же несложные манипуляции. Зал молчал. Еще через несколько минут появился Сережа Петров и, бросив сожалеющий взгляд на публику, начал свинчивать барабаны. Народ безмолвствовал. Затем на сцене появился милиционер. Зал взорвался аплодисментами, смеялся и улюлюкал…»
Но наибольший интерес РД вызвало интервью с неким Георгием Ордановским, лидером группы РОССИЯНЕ. Интервью предваряла анкета:
Имя: Ордановский Георгий Владимирович.
Родился: 2 октября 1953 года в Ленинграде.
Образование: среднее.
Профессия: рабочий Выставочного зала.
Любимый композитор: БИТЛЗ.
Любимые писатели: Достоевский, Стругацкие.
Любимый поэт: Маяковский.
Интервью запомнилось тем, что Ордановский отвечал на вопросы серьезно, без ерничества, вполне искренне. Так мог отвечать популярный артист, любимец публики. РД почувствовал, что прилетел на другую планету и читает там свежую прессу. Открывавшийся мир был богат, разнообразен, жил по каким-то своим законам, но никак не был связан с тем миром, где обитал РД.
«— Когда ты первый раз взял в руки гитару?
— В тринадцать лет. Толчком к этому послужила музыка БИТЛЗ. Представь себе шестьдесят шестой год. Я помню передачу, которую услышал по Центральному радио. Я помню себя, одиноко сидящего в комнате, помню стены, какой был день — вплоть до запахов помню. Это была музыкальная передача. Было зачитано письмо недовольного слушателя: „Почему вы ничего не говорите о БИТЛЗ?“ Потом началась страшная ругань. Говорили, что они кричат и так далее. Потом передали одну вещь. Мне кажется, это была „The Hard Day’s Night“. Я не скажу, что сразу схватился за гитару, тем более что у меня ее не было. Но так получилось, что песня запала мне в душу, возможно, потому, что запретный плод сладок… Я попросил купить мне гитару. Я уже не мог без этого. Мы начали петь БИТЛЗ. Учились друг у друга. Пели все рок-н- роллы подряд…
— Где ты учился музыке?
— Я же говорю, учились друг у друга. Было желание учиться в училище. Мы даже поступили в музыкальную школу для взрослых. Нас приняли, несмотря на то что нам было по тринадцать лет. Но наш классный руководитель в обычной школе запретил нам туда ходить. Мы уже плохо учились, потому что думали совсем о другом…
— А кто!нибудь из наших музыкантов оказал на тебя влияние?
— Из наших? Нет… Что мы имели? Сейшены раз от разу.
— Расскажи о РОССИЯНАХ.
— В группу РОССИЯНЕ я попал в семьдесят первом году. По рекомендации одной девочки, которая сказала про меня: „Там чувачок ЦЕППЕЛИН орет“. Когда я пришел на репетицию, я был просто поражен. Они пели свои вещи! Тот, кто слышал РОССИЯН в то время, должен помнить: „Мальчики и Девочки“, „Белый Мрак“ и другие… Главным было то, что русский язык, но не тот русский язык, который мы привыкли слышать с эстрады. В то время это делал разве что САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Можно ввести такое понятие: отечественный рок, или русский рок. Сейчас это уже неудивительно, многие стали это делать. Но мы занимаемся этим давно, мы приверженцы этого направления. Раньше считалось: на русском и петь вроде нельзя…
— Но это было давно, сейчас все думают по-другому.
— Да, это заслуга многих: Корзинин, Рекшан, МИФЫ, Ильченко, потом уже все остальные…»
И наконец, в разделе «Музыкальная критика» РД обнаружил небольшую статейку за подписью Д.
