Другими словами, настало время, когда каждый спасается, как может. Новости для них неутешительные, так как исходя из того, что успел накопать Сэмпсон, нам необходимо пересмотреть все данные о доходах начиная с 2001 года. А это значит, что причастны в той или иной степени все члены правления. Расхождения в суммах не столь велики, но для КЦБ и прокурора не имеет значения, просчитался ли ты на один цент или на миллиард долларов.
— Необходимо констатировать, что у нас большая проблема, — говорит Сэмпсон. Его помощники сидят, явно довольные собой, как будто ожидают, что им заплатят премию за отлично выполненую работу. Я бы их сейчас с удовольствием взял и расстрелял.
Одежный фабрикант сидит, опустив голову на руки, и стонет. Я знаю, о чем он сейчас думает:
а) И зачем я только согласился войти в это правление?
б) Сколько будет стоить заказать убийство Стива Джобса?
в) Можно ли это сделать таким образом, чтобы он умирал медленно и мучительно?
Но самая плохая новость заключается в том, что Сэмпсон настаивает на скорейшем обнародовании этой информации.
Вот это действительно огромная проблема. Время самое неподходящее. В выходные должно состояться главное событие года — Всемирная конференция разработчиков. Мы потратили целые месяцы на различные репетиции, подготовку презентации образцов продукции, а теперь вся работа пойдет насмарку из-за этой дурацкой истории.
— Я действительно не понимаю, почему мы не можем отложить опубликование заявления до окончания конференции, — говорю я. — Оно только отвлечет участников от главной цели, которую мы хотим до них донести.
— Промедление невозможно, — заявляет Сэмпсон. — Это будет означать утаивание информации.
— Я же не говорю, что мы будем утаивать ее вечно. Я прошу отсрочки всего на неделю. Давайте проведем конференцию, а потом все и объявим.
— Даже и не думай, — вступает в разговор Том Боудитч. — Чарли прав. Такие вещи скрывать нельзя. Из-за этого КЦБ совсем озвереет.
В уголках рта Тома появляется пена. Он все больше напоминает мне взбесившегося ротвейлера, который только и ждет, пока все разойдутся, чтобы вонзить свои клыки мне в горло и разорвать меня на куски.
— Итак, все согласны? — спрашивает Сэмпсон и смотрит на Тома. Он даже не пытается делать вид, что его интересует мое мнение.
— Я не согласен, — говорю я.
Это заявление остается проигнорированным.
— Все согласны, — отвечает Том.
Заседание заканчивается. Все директора торопливо покидают зал. Со мной никто не прощается. Они даже не смотрят в мою сторону.
Росс Зим отводит меня в сторонку и спрашивает, нет ли у меня желания просмотреть текст пресс- релиза, но я просто не в состоянии что-то вымолвить. Сердце бешено колотится. Меня охватывает самая настоящая паника. В мозгу моментально вспыхивают воспоминания о восьмидесятых годах. Этот кошмар не из тех, где вы видите себя входящим в зал заседаний в семейных трусах. Мой кошмар касается воспоминаний о том, как правление вышвырнуло меня из моей же собственной компании. Тогда все начиналось так же. Они начали игнорировать меня на заседаниях и перестали интересоваться моим мнением.
Я быстрым шагом иду через холл к своему кабинету. Джаред начинает что-то рассказывать о том, что я пропустил тренировку по йоге и мой тренер не знает, ждать меня или можно уходить домой, но я отмахиваюсь от него.
— Переключи на себя все звонки, — говорю я.
Я закрываю за собой дверь и ложусь на диван.
22
Прежде чем я успеваю прочесть мантру, дверь распахивается и в кабинет врывается недомерок Том Боудитч, мой маленький мучитель, волоча за рукав Зака Джонсона.
— Садитесь, — говорит он Заку тем же голосом, каким собаке отдают команду «сидеть!» — Вот сюда, на диван, рядом с Человеком Дождя. Отлично. А теперь, идиоты, я хочу, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов.
— Мне тоже хотелось бы получить несколько ответов, — говорю я. — Например, о чем это вы вчера говорили с Джимом Беллом около «Гарден Корта»?
— Заткни пасть. — Он поворачивается к Заку и приказывает ему говорить.
Зак был нашим главным финансистом, когда заварилась вся эта каша. Он абсолютно честный человек, но, к сожалению, с детства страдал сильным заиканием. Он потратил долгие годы, посещая курсы и усердно работая над собой, чтобы избавиться от этого недостатка. Но сегодня, когда Том так на него наехал, создается впечатление, что всего этого лечения как и не бывало:
— Ну, э-э, а-а-а… ввв… вввв…
— Да рожай же, в конце концов, придурок, мать твою, — кричит Том.
Лицо Зака искажает гримаса. Он снова пытается что-то сказать:
— Мммммм… ммммм… мммммм…
— Ладно. — говорит Том. — Хорошо, сделаем паузу. Успокойтесь. Я сожалею. Мне не следовало повышать голос.
Зак закрывает глаза. Наконец, с грехом пополам он объясняет, что в тот период времени все наши действия можно было расценить и как вполне законные, и как выходящие за рамки закона, но сейчас у КЦБ другой подход к этим вещам, и они интерпретируют все по-новому.
— Мы выпустили в обращение опционы. — Он поворачивается ко мне. — Помните? Вы получили часть из них, как и некоторые другие сотрудники. Мы датировали их задним числом, то есть той датой, когда акции были дешевыми. Это потенциально повышает внутреннюю стоимость опционов. Кроме того, подобная структура создавала для держателей бумаг определенное преимущество с точки зрения налогообложения.
— Вы нормальным языком можете это сказать? — спрашивает Том.
— Боюсь, что не получится.
— Так чья это работа? — настаивает Том. — Ваша? Зачем вы это сделали?
— Мне Стив приказал.
— Ничего подобного, — говорю я. — Я не мог такого приказать.
— Это вы, — говорит Зак. — Вы сказали, чтобы я так сделал. Это было прямое указание.
— Я никогда этого не говорил.
— Вы сказали, что уволите меня, если я не сделаю. А потом распустите по Долине слухи, что меня уволили за то, что на моем рабочем компьютере нашли детскую порнографию, и я никогда больше не смогу найти работу. Я тогда еще совершенно недвусмысленно предупредил вас, что могут возникнуть проблемы.
— Не помню такого.
— Я сказал, что это не совсем чисто, а вы спросили: «Есть разница между „не совсем чисто“ и „противозаконно“?» Я ответил: «Все зависит от того, как это интерпретировать». И тогда вы сказали: «Хорошо, будем интерпретировать так, что это вполне законно».
— Я не мог сказать такого, — возражаю я. — И никто в этой компании не мог. Только не у нас. Вы все путаете.
— У меня есть письменные заметки об этой беседе, — говорит Зак.
Том встает:
