Не торопясь, карабин за карабином, я ставлю передний парус. Внимательно слежу за каждым бегущим к нему тросом. Поглядываю на затянутое облаками небо и по их движению определяю, что старт будет классическим против ветра. Для небольших яхт это дополнительный шанс. Все последние приготовления внешне я выполняю очень спокойно, а сам перебираю в мыслях возможные упущения, еще раз лихорадочно оцениваю лучшие варианты старта, хотя все уже давно мной обдуманы. Решено также, что через Атлантику я иду самым коротким путем, где ожидают меня айсберги, туманы, встречные ветры и штормы. Может быть, эти опасности расхолодят некоторых яхтсменов и я окажусь в выигрыше.
«Комодор», стоявший все время рядом с «Полонезом», отходит и швартуется возле «Юпитера». Я принайтовил в каюте все мелкие предметы, чтобы они не летали по ней, когда яхта начнет скакать по волнам. Образцовый порядок у меня и на палубе. С трудом сдерживаюсь, чтобы еще раз не проверить, как работают тросы, блоки, крепления парусов.
Через открытый шлюз выходят на старт первые участники гонки. В бассейне Милбой-док суетится туча моторок с красными флагами, вытягивая на буксире одну яхту за другой. Обычно здесь помогала всем одна моторка, которую обслуживал Дэйв Дингам, расторопный молодой человек, мастер на все руки. Он неплохо справлялся с делом, пытаясь удовлетворить нужды почти шестидесяти стартующих яхтсменов. Увидев, что ко мне подплывает именно Дэйв, я очень обрадовался. Подпираемый сбоку моторкой, «Полонез» быстро выходит из бассейна.
Залив переполнен всевозможными плавающими и порхающими судами, но я предполагал, что толкучка будет намного больше. Этого не случилось, вероятно, потому, что посередине бассейна оставлено свободное пространство для стартующих яхт. Все остальные яхты кружили в разных концах залива или еще не вышли из Милбой-дока.
Я веду «Полонез» под острым углом к ветру, чтобы оставить в стороне стартовое поле со снующими на нем моторками. И вижу, что точно так же делает Фрэнсис Чичестер, пробираясь на «Джипси Мот-V» возле самого берега. Мимо меня проходит «Бинки-II», и Майк Мак-Маллен, который тоже выбрал «север», приветственно машет мне рукой. Рихард Конкольский, занятый чем-то на палубе своей маленькой «Нике», не замечает, как я проплываю около него с подветренной стороны.
За десять минут до старта я нахожусь возле судна гоночной комиссии и накладываю стопор[9] в момент подачи предупредительного сигнала. Через пять минут, сделав большой круг, я снова оказываюсь на том же месте. Проверяю время. И замечаю, что ветер слегка изменил направление. Теперь более выгодна противоположная сторона линии старта. На всех парусах мчусь на другой конец…
Стартовый сигнал я сперва вижу, а потом слышу, однако уже с первого мгновения держу яхту остро к ветру. Регулирую установку парусов, включаю на минуту подруливающее устройство и бегу на нос, чтобы поднять малую геную. Это занимает несколько секунд. «Полонез» идет под четырьмя парусами со скоростью шесть узлов…
К моему удивлению, «Вандреди трез» не набрала той скорости, какой я ожидал от нее. «Танкер», как тут ее прозвали, движется достойно, но обогнать «Полонез» почему-то не может. Я оглядываюсь назад. Среди массы парусов трудно кого-либо узнать. «Миранда» Пухальского стартует во второй группе. Перед стартом он говорил мне, что очень опасается толкучки на выходе. По-видимому, этого боялись все, и линия старта оказалась пустой.
Время идет. В воздухе шумно — вертолеты, самолеты, как и моторки на воде, не оставляют нас ни на минуту. Несколько поворотов — и уже большие яхты, стартовавшие с наветренной стороны, опережают «Полонез». Но все это пока лидеры, что доставляет мне огромное удовлетворение. Через два часа меня нагоняет «Секонд Лайф» и только через три — мой любимец «Стронгбоу».
Ветер крепчает, и я вижу, как у конкурента с подветренной стороны разрывается пополам парус. «Полонез» идет спокойно навстречу темноте. Надо подумать об ужине, пока шторм не разгулялся в полную силу.
Первая ночь
Одним галсом я продвинулся далеко к середине пролива Ла-Манш, а вторым надеюсь попасть к мысу Лизард. Маяк на мысе уже мигает в густеющей темноте. Сильный ветер и непрерывно падающее давление обещают тяжелую ночь. Пролив Ла-Манш, особенно у западного мыса Корнелии, — не самое лучшее место для встречи со штормом, но гонки есть гонки.
На ужин я разогреваю консервы — спагетти по-болонски — и торопливо съедаю их. По крену яхты чувствую, что работа меня уже ждет. В этот момент вижу гостя: на кокпит сел почтовый голубь с металлическим кольцом на ножке, усталый и испуганный.
Тонкая стальная мачта гнется так сильно, что я решаю сменить передний парус на меньший. На носу промокаю до нитки и выгляжу, наверно, таким же усталым, как мой гость.
Спускаюсь вниз, нечаянно задеваю голубя, но он не улетает, а прячется под палубой, где садится на мою подушку, словно это место предназначено для него. Я бросаю мокрую одежду в сушилку, устроенную над двигателем, и переодеваюсь во все сухое.
Впереди теперь хорошо виден свет маяка, и это волнует меня все больше. Мне хотелось пройти около мыса, не делая поворота, но течение видимо, здесь более сильное, чем я предполагал, — относит меня к скалам. Хороша перспектива — закончить гонку в первую же ночь на скалах!
Несмотря на беспокойство, держу курс на маяк. Может, ветер переменится, и тогда я выиграю несколько часов у более пугливых коллег. Вдруг со страхом замечаю свет справа. Что это? Буй, берег, рыболовная сеть или судно на якоре? Свет движется. На всякий случай освещаю «Полонез» мощными огнями на краспицах мачты.
Разобрав, что это один из моих соперников зажег на мачте белый огонь, я облегченно вздыхаю. Вопреки здравому смыслу, он идет без единого паруса.[10] Этот, наверняка, не из пугливых, коль скоро оказался здесь, однако и он удирает от берега. Я выдерживаю еще четверть часа, потом тоже делаю поворот.
Из Атлантики идет, не встречая препятствий, огромная волна, которая здесь, на мелководье, дыбится и ломается. При повороте нос яхты целиком окунается в воду. На обратном галсе я все время слежу за расстоянием до маяка, чтобы не уплыть слишком далеко. Снова поворот в белой кипени. Мачты резко гремят, паруса пронзительно хлопают и снова все успокаивается, если это можно назвать покоем.
Удары волн сотрясают весь корпус. Подветренный край палубы шпарит по воде. С противоположной ее стороны летят косые брызги, обстреливая кокпит. Здесь, за иллюзорной занавеской из парусного полотна, я и нахожусь.
Свет маяка кажется таким близким, что меня невольно охватывает дрожь. Но, может, это от холода? Решаю не менять курса. Если расчеты верны, то через несколько минут свет передвинется вправо и передо мной откроется свободный путь. Эти минуты тянутся вечность, но наконец свет передвигается вправо. «Полонез» набирает скорость. Слева от меня остаются в черной ночи острова Силли, справа — мыс Лендс- Энд. Теперь можно немного и отдохнуть. Яхту удержит на курсе подруливающее устройство.
Под палубой я вспоминаю о голубе — тот выглядит умирающим. Вместе с подушкой, которую он успел загадить, я бросаю его в угол и валюсь на койку. Вой ветра не дает уснуть. Выхожу еще раз на палубу, проверяю расстояние до маяка и курс. Единственно, что меня беспокоит, удержит ли «Полонез» курс. Усталость берет верх. При этом направлении ветра ничего не должно случиться, а если ветер переменится, то меня разбудит курсовая сирена.
Через три часа я встаю отдохнувший. К рассвету серое море светлеет, по нему бегут белые буруны. С подветренной стороны виднеется белый парусок, который, будто наперекор погоде, резво движется вперед. Чтобы равняться на него, нужно менять паруса. Наступает очередной трудовой день.
