Уже в воздухе, когда стартовые двигатели крылатых ракет завершили свою работу, разом были сброшены хвостовые обтекатели, и раскрылись кормовые стабилизаторы 'Томагавков', к тому моменту уже набравших высоту почти четыреста метров, двигаясь по баллистической траектории, и начавших вновь снижаться. В этот момент раскрылись консоли крыла, и из-под брюха каждого 'Томагавка' выдвинулся воздухозаборник обычного турбореактивного двигателя. Ракеты снизились до пятнадцати метров, став теперь практически невидимыми для наземных радаров и тех локаторов, которые были установлены на кораблях. Теперь их обнаружат с земли в последний момент, за считанные секунды до того, как ракеты спикируют на цель, и только с воздуха, при помощи самолетов АВАКС еще возможно было вовремя заметить угрозу, приняв хоть какие-то меры для ее отражения. Но самолетов радиолокационного дозора у противника почти не было.
Повинуясь командам инерциальной системы управления, 'Томагавки', отныне ничем не связанные с внешним миром, развернулись в сторону цели и на скорости чуть более восьмисот восьмидесяти километров в час устремились на юг, в сторону далекого берега, берега, принадлежащего России. Теперь их нельзя было остановить, тем более нельзя было вернуть или приказать ракетам самоуничтожиться, как это порой делают герои кинобоевиков.
'Томагавки', в электронные 'мозги' которых были заложены координаты целей, которыми могло быть все, что угодно, летели заранее рассчитанным курсом. Однако точность инерциальной системы все же не была абсолютной, и потому уже над сушей в действие были бы приведены система корреляции по рельефу местности и электронно-оптическая корреляционная система. Именно благодаря им и обеспечивалась та самая хирургическая точность ударов, приводившая в ужас всякого, кто хотя бы теоретически мог оказаться под прицелом американских ракет. Сравнивая рельеф и изображение территории, над которой пролегал курс ракет, с данными, заложенными в бортовой компьютер, в котором хранились электронные карты местности, управлявшая полетом электронно-вычислительная машина проводила корректировку курса, и ракеты ложились точно в цель.
– Срочное погружение, – приказал тем временем Дуглас Макнайт. – Опуститься до трехсот футов! Рули глубины на максимальный угол!
Субмарина, приняв дополнительный балласт, нырнула к самому дну, защищаясь от опасности, теоретически угрожавшей с поверхности каждое мгновение, водяной 'броней'. Ракеты были запущены, и теперь уже ни он, никто из его подчиненных не в силах был что-либо изменить. Но подлодка, находившаяся почти у самой поверхности, представляла собой уязвимую мишень, ведь рядом вполне мог находиться русский корабль или самолет, с которого наблюдали старт 'Томагавков'. К сожалению, глубины в этом районе были небольшими, вдвое, а то и втрое меньше, чем могла погружаться атомная подводная лодка класса 'Лос-Анджелес', но даже это давало лишний шанс остаться незамеченными и уцелеть в случае атаки.
Дуглас Макнайт не знал, но догадывался, что не ему одному, не его лишь подлодке была доверена сомнительная честь сделать первый выстрел в третьей мировой войне, и он был прав. Разом вспенилось море в десятке мест, и больше полутора сотен крылатых ракет, пронзив толщу воды, устремились к русским берегам, едва ли не вплотную прижимаясь к поверхности, так что их едва не захлестывали волны. Сразу десять ударных субмарин, выстроившихся цепью вдоль русских берегов на удалении не более сотни миль от земной суши, расстреляли свой боезапас. Сто двадцать 'Томагавков' вспороли водную гладь, и, низко стелясь над волнами и хищно распластав короткие прямые крылья, ринулись в сторону недальнего берега.
И еще сто пятьдесят четыре крылатые ракеты в те же секунды стартовали с борта субмарины 'Флорида'. Бывший стратегический ракетоносец, ныне превращенный в настоящую ракетную батарею, находился намного севернее, заняв позиции в трехстах милях от побережья. Полторы сотни управляемых снарядов, способных разить цели на расстоянии в девятьсот километров, летящие почти со скоростью звука, должны были огненным шквалом обрушиться на берег спустя чуть более получаса, сея разрушения и панику. Они должны были нанести удар вместе, 'Флорила' и 'Мичиган', ставший первой жертвой необъявленной войны.
Поспешно выстреливая ракеты, что не заняло слишком много времени, американские подводные лодки, точно так же, как 'Майами', немедленно уходили на предельно возможную глубину. Они выполнили свою задачу, и были готовы исполнить новый приказ, не сомневаясь, что он вскоре поступит. На стеллажах в торпедных отсеках хватало торпед, а трубах торпедных аппаратов ждали своего часа мины 'Кэптор'. И никто не верил, что весь этот смертоносный груз придется тащить обратно в свой порт. Нет, этим американским парням должна была отыскаться работа и в русских водах.
Глава 3
Гидра
Генерал Стивенс знал цену своим словам, и потому не сыпал ими без разбора. Его речь была сжатой, скупой, бесцветной, до предела наполненной смыслом.
– Ядерное оружие – единственное, что русские могут всерьез противопоставить нашим силам вторжения. Нарушение управления, атаки командных центров – это важная часть операции по его нейтрализации, но не единственная, и, пожалуй, не самая существенная. Когда всюду рвутся бомбы, найдется какой-нибудь майор, который нажмет кнопку пуска даже без приказа из Кремля. Наибольшую опасность представляют подвижные установки баллистических ракет на автомобильной или железнодорожной базе. Обладая высокой автономностью, они способны, действуя на обширных пространствах или опираясь на разветвленную сеть железных дорог, быстро сменить позиции, выходя из- под удара. Необходимо вывести их из игры до начала полномасштабного наступления. Нарушив связь, мы выиграем время, чтобы окончательно решить эту проблему.
Бригадный генерал Эндрю Стивенс знал цену своим словам. И поэтому никто не сомневался, что он действительно найдет эффективное решение. Тем боле, когда от этого зависела судьба целой державы.
Вся конструкция до мельчайших деталей была призвана служить одной цели – его никто не должен был заметить, хотя бы до той секунды, как расцепятся замки подвески бомб. Благодаря особой облицовке фюзеляжа и плоскостей и форме корпуса, подобранной отнюдь не с точки зрения аэродинамики, радары будто смотрели сквозь него, мимо него, в упор не видя приближающуюся угрозу.
Но не только радары представляли опасность. Устройство сопел реактивных турбин исключало шлейф раскаленных газов, лакомую добычу для ракет с тепловым наведением, а малая скорость полета и все то же специальное покрытие препятствовали нагреву поверхности, выдававшему порой ничуть не хуже, чем запущенные на предельные обороты движки. Ну а целая сеть сенсоров, улавливавших радиоволны и лазерные лучи, была призвана вовремя известить о том, что он все же попал в прицел, чтобы пилот успел обрушить на противника шквал электронных помех… или просто убраться подальше подобру-поздорову, не искушая судьбу, это смотря что было поставлено на кон. И потому не случайно этому самолету молва присвоила навевавшее флер таинственности прозвище 'невидимка', а генералы с большими звездами, не долго думая, нарекли его 'Духом'.
Он не был невидимым, но мог становиться дьявольски скрытным, словно и впрямь являлся лишь бесплотным духом, и потому он оказался там, где не должен был появляться никогда. Под крылом бомбардировщика В-2А 'Спирит' простиралась чернильная тьма, лишь изредка нарушаемая сверкающими пятнами городов. Там, внизу, царил мир и покой, люди жили, мечтали, строили планы, любили и ненавидели. Спустя считанные часы, или даже минуты, этой идиллии должен был придти конец.
Громадный бомбардировщик, похожий на черного нетопыря, такой же бесшумный, будто сливающийся
