своему заместителю. – На этой чертовой равнине одной эскадрильи хватит, чтобы пожечь все наши машины за полчаса. Мы уже давно находимся в зоне досягаемости не только истребителей- бомбардировщиков, но и вертолетов. Там, за кавказским хребтом, у янки десятки истребителей и сотни вертолетов 'Апач', но небо над нами чистое, словно и нет войны.
– Возможно, они не знают, где мы не находимся.
Подполковник Смолин и сам не верил своим словам. Все предпринятые меры маскировки сводились к движению с выключенными фарами, и каждый понимал, что мчащиеся в безвоздушном пространстве спутники оптико-электронной разведки без труда обнаружат тепловой след, шлейф раскаленных выхлопных газов, тем более различимый в прохладном ночном воздухе.
– Чертовщина, – яростно помотал головой Белявский. – И это мне не нравится. Я не могу понять, что происходит, почему янки медлят.
– Пусть так будет и дальше, – безразлично пожал плечами Смолин. – Еще пара часов такой нерасторопности – и мы увидим их позиции в своих прицелах. Тогда никакая авиация им уже не поможет. Мы просто проутюжим янки и пойдем дальше. И нас никто не остановит!
Не один только подполковник так полагал. Почти все, весь полк без исключения, истово молился, благодаря небеса за такой подарок. Враг медлил, позволив выиграть время, самое ценное сейчас, когда исход целого сражения мог зависеть от нескольких минут, тех самых, которые необходимы для решающего маневра.
Полк пронзал равнину стальной стрелой, нацеленной в неизвестность. На пути движения могли оказаться как укрепленные позиции противника с оборудованными огневыми точками, так и пустота, простершаяся до самой границы, а враг, возможно, был уже в тылу, заходя во фланг, угрожая штабам и подразделениям материального обеспечения.
Рассвет застал полк там же, где он и скрылся в ночи – среди степного простора, лишенного любых ориентиров, любых примет, и только сменившиеся цифры на спидометрах говорили о том, что позади осталось много десятков километров пути. Цель была все ближе, и когда передовые взводы доложили о том, что пересекли шоссе, уходившее куда-то на юго-восток, Белявский начал действовать.
– Выдвинуть вперед боевое охранение, – приказал командир полка. – Противник наверняка будет наступать вдоль дорог, чтобы продвигаться большими темпами. Мы должны первыми обнаружить американцев, не дав им времени, чтобы занять оборону. Полагаю, танкового и мотострелкового взводом будет вполне достаточно.
Три танка Т-90, сопровождаемые тремя бронемашинами БМП-3, двинулись по шоссе, вырвавшись вперед сбавившего скорость полка. Водители вели свои машины осторожно – никому не хотелось нарваться на засаду или на полном ходу выскочить на минное поле. Все ощущали уже близость врага, с трудом сдерживая рождавшийся в душах страх. И только превратившись в механизмы, точно и бесстрастно исполнявшие единственный приказ, можно было действовать дальше.
– Знаешь, Игорь, – задумчиво, с какой-то неуверенностью, произнес полковник Белявский, провожая исчезавшие в пыльном мареве, колыхавшемся под лучами восходящего солнца, бронемашины. – Пожалуй, и лучше, если они никого так и не обнаружат. Да хоть бы и до самой границы! Пусть пацаны вернутся живыми, это все же лучше, чем героями, но в цинковой обертке!
Подполковник Смолин подозрительно взглянул на своего командира, открыл рот, но так ничего и не вымолвил. Офицер лишь тряхнул головой, словно отгоняя прочь странный морок. Все-таки они рвались сюда, на юг, к горам, для боя, и теперь глупо было бы бояться его, бежать от него.
Наводчик-оператор боевой машины пехоты БМП-3 не отрывался от окуляров прицела 1К13-2, через восьмикратную оптику обозревая простиравшийся вперед от самых гусениц бронемашины и до нечеткой линии горизонта степной простор, рассеченный надвое прямой линией шоссе, напоминавшей сейчас след от удара клинком. От внимания бойца, одного из тех, кому было доверено важное и опасное дело – проведение разведки, зависел успех действия всего полка, подпиравшего спины боевому охранению. И наводчик вглядывался в пространство до боли в глазах, пока из-под напряженных век не брызгали слезы.
Сидевший бок о бок с наводчиком командир боевой машины тоже вел наблюдения, страхуя своего подчиненного. Прибор наблюдения ТКН-3МБ обеспечивал обзор не только днем, но и ночью, позволяя вести поиск противника почти в кромешной тьме, хотя сейчас эти качества не требовались – света было вполне достаточно, чтобы разглядеть даже отдельного человека, если только тот не попытается замаскироваться, слившись с местностью. А в том, что противник, окажись он здесь, не станет торчать посреди чистого поля, никто из мотострелков не сомневался.
– Всем предельное внимание, – еще раз напомнил командир, так что его слышали все члены экипажа и десантники, все девять человек, укрывшихся под алюминиевым панцирем бортов БМП-3. – Смотреть в оба! Готовность к бою!
Не только наводчик и командир, но и десантники вели наблюдение, прижавшись вплотную к призмам приборов наблюдения, хотя через эти узкие, забранные триплексом щели мало что было видно уже на расстоянии нескольких десятков шагов. Только механик водитель, чье место находилось точно по продольной оси корпуса, не отвлекался ни на что, намертво сжав в мозолистых, измазанных соляркой и машинным маслом ладонях рычаги управления.
Боевая машина пехоты ползал по шоссе, перетекая с места на место на бесконечных лентах гусениц, а следом за ней двигался танк Т-90. Двигатели, работавшие на пониженных оборотах, давали на удивление мало шума, так что даже сорокашеститонная махина танка, грозно выставившего перед собой укрытый теплоизоляционным кожухом ствол мощного орудия, казалась необычно тихой, точно устроивший засаду зверь.
– Осторожно! – приказал командир бронемашины, он же – командир группы, высланной вперед главных сил полка. – Вперед помалу!
Колонна, шесть покорных воле своих командиров и механиков-водителей стальных броненосцев, едва не стояла на месте, передвигаясь чуть быстрее прогуливающегося пешехода. Нелегко было сохранить терпение, удержавшись от соблазна подбавить газку, ведь та же БМП-3 могла мчаться со скоростью свыше семидесяти километров в час. Но теперь важна была осторожность, ведь зачастую побеждает тот, кто умеет ждать и никуда не торопится.
Разведгруппа как раз добралась до поворота – здесь шоссе описывало дугу, огибая невысокий холм с весьма обрывистыми склонами – когда наводчик, располагавший лучшими приборами наблюдения, подал голос:
– Движение, – напряженно выдохнул боец, так навалившийся на окуляры, что раздался ощутимый скрип. – Примерно три километра. Вижу пыльный шлейф!
– Вот и пожаловали, суки, – оскалился командир, и, щелкнув тангеткой радиостанции, приказал: – Съехать с шоссе! Занять позиции слева, за оврагом! Вероятно приближение противника!
Колонна разом развернулась, скатываясь с относительно ровной поверхности шоссе, давно и ощутимо нуждавшегося в починке, в неглубокий овраг, заросший высоким ковылем. Конечно, позади каждой машины осталась великолепная просека, но зато теперь над зарослями возвышались только башни, грозно поводившие стволами орудий.
– Черт, какие-то мотоциклисты! – Наводчик-оператор, не прекращавший наблюдение за дорогой, удивленно покосился на своего командира. – Что за туристы?!
По шоссе с треском, взметая клубы пыли, мчались три легких кроссовых мотоцикла, окрашенные в цвета пустынного камуфляжа, и не сразу пехотинцы смогли заметить за спинами у седоков стволы штурмовых винтовок. Мотоциклисты на предельной скорости пролетели мимо наспех организованной засады, взлетев на пригорок и тотчас скатившись вниз по склону, и только клубы пыли и сизые облачка выхлопных газов напоминали ее об их появлении.
– Американцы, – жестко произнес командир группы. – Это разведка! И думаю, мотоциклами дело не ограничится. Орудия к бою! – Приказы следовали один за другим с частотой пулеметной очереди. – Десанту спешиться, выдвинуться вперед для визуальной разведки!
Распахнулись створки кормового люка, и пехотинцы, томившиеся в тесноте десантного отделения, высыпали наружу, разбегаясь в разные стороны и по привычке занимая оборону под прикрытием бортов
