на куски, и в открывшуюся брешь в обороне врага смогут ворваться остатки эскадрильи.
Экран радара заволокла завеса помех, и наводчик зенитного ракетно-пушечного комплекса 'Тунгуска', как ни терзал приборную панель, перескакивая с одной частоты на другую, не мог справиться с этим. Враг был близко, на расстоянии удара, намного ближе, чем было необходимо, и оставался при этом невидимым.
– Цель ставит помехи! Цель не наблюдаю!
– Переходи на ручное наведение, – приказал командир боевой машины. – Из пушек – огонь! Сбей его! Сбей!!!
Лучи радаров вязли в паутине помех, на приемники локаторов управления огнем и поиска целей возвращался не один эхо-сигнал, отраженные от вражеского самолета, а множество, десятки импульсов, большая часть из которых была порождена станциями радиоэлектронной борьбы штурмовиков 'Тандерболт'. Это был странный бой – компьютер против компьютера, программа против программы, роботы сражались с роботами, направляемые несгибаемой волей людей. Сложная техника, сошедшаяся в поединке над походными порядками танкового полка, оказалась равна, и ни одна сторона не могла рассчитывать на победу только за счет бездушного железа. Но оставалось еще мужество бойцов, решительность, быстрота реакции и готовность принести себя в жертву грядущей победе.
Наводчик 'Тунгуски', оставив радар, теперь совершенно бесполезный, приник к оптическому прицелу, наведя перекрещивающиеся нити на силуэт вражеского самолета. Штурмовик был рядом, стремительно увеличиваясь в размерах, заполняя одно за другим кольца прицела. Он мчался на зенитную установку, точно американский пилот был намерен таранить 'Тунгуску', обрушив на нее всю массу своего самолета.
– Вижу цель, – доложил наводчик. – Высота пятьсот, дальность три тысячи! Готов к стрельбе!
Все, что должен был сейчас делать человек – удерживать мишень в перекрестье прицела, все прочее выполняла техника. Лазерный дальномер определял расстояние до вражеского самолета с точностью до метра, а бортовой компьютер без участия людей рассчитывал упреждение, направляя спаренные стволы автоматических пушек 2А38 в ту точку небосвода, где снаряды должны будут настигнуть штурмовик, летящий с высокой скоростью.
Противник был близко, он мчался на самоходную установку, опускаясь все ниже, к самой земле. Расстояние сжималось так быстро, что реакция человека безнадежно запаздывала. Происходящее вдруг стало напоминать поединок двух рыцарей, с той лишь разницей, что только один мчался галопом на врага, второй же оставался на месте, спокойно и уверенно нацеливая свой удар.
– Огонь!
Услышав приказ, наводчик с яростью вдавил гашетку, вкладывая в это движение всю свою ярость, весь страх, все желание победить. С треском заработали автоматические пушки 'Тунгуски', выбрасывая из четырех тридцатимиллиметровых стволов шквал раскаленного свинца, мчавшегося навстречу вражескому самолету со скоростью почти тысяча метров в секунду. Казалось, били не обычные, пусть и сверхскорострельные пушки, а какие-то фантастические лазеры – трассеры выпущенных к цели зенитных снарядов сливались в мерцающие лучи, вонзившиеся в силуэт распластавшего прямые, словно обрубленные на концах крылья штурмовика.
Автоматические пушки выбрасывали навстречу пикирующему 'Тандерболту' восемьдесят четырехсотграммовых снарядов каждую секунду, наполнив воздух пламенем и свинцом. Огненная завеса развернулась на пути штурмовика, и пилот не нашел в себе сил продолжать атаку, выполнив резкий разворот и уходя из-под огня. А вслед ему уже мчались зенитные ракеты 'Игла' – расчеты зенитного взвода, едва успев выбраться из бронетранспортера БТР-80, торопливо вскидывали на плечи темно- зеленые раструбы переносных зенитно-ракетных комплексов, активируя системы наведения ракет, и, как только звучал сигнал захвата цели, стрелки-зенитчики, не мешкая, нажимали на спуск, посылая в вышину один самонаводящийся снаряд за другим.
Головка наведения ракеты AGM-65B не успела захватить цель, когда американский летчик, уходя из-под огня, в последний миг нажал кнопку пуска. Управляемый снаряд огненным росчерком умчался к земле, безнадежно промазав по цели, но в тот миг, когда ракета была уже в полете, летчик думал уже только о том, как бы остаться в живых.
Это выглядело даже красиво, зачаровывая своей смертоносностью. Русское зенитное орудие выбросило в небо шквал свинца, и к 'Тандерболту' протянулись огненные нити, туго натянутые мерцающие струны, поток трассирующих снарядов. Очередь прошла в стороне, чуть выше, и пилот, напрягая мышцы, толкнул штурвал, уходя вниз, к холмам, обрамлявшим равнину, превратившуюся в поле боя.
Противник промахнулся, подарив пилоту штурмовика еще один шанс, драгоценные секунды, которые могли решить исход этой схватки. Луч радара, резавший небо над зенитной установкой SA-19, увязал в мешанине помех, дробился о рассыпавшиеся следом за маневрировавшим 'Тадерболтом' дипольные отражатели, и русский наводчик мог полагаться только на собственные глаза, пусть даже и усиленные оптикой и электроникой. И он не увидел, как штурмовик, описав почти полный круг, исчез на миг за горизонтом, скрываясь от всех и вся, чтобы появиться вновь, выходя в новую атаку оттуда, откуда его появления враг ожидал меньше всего.
Пилот 'Тандерболта' изменил курс, направляя свой самолет на русскую зенитную установку. Прицельное кольцо на колиматорном индикаторе на лобовом стекле А-10А сжалось вокруг русской боевой машины, и бортовой компьютер пронзительным зуммером сообщил о захвате цели. Летчик теперь не стал использовать ракеты 'Мейверик', которых и так осталось в обрез на внешней подвеске. На этот раз, когда противники сошлись накоротке, в ход пошло иное, не менее мощное оружие. Одно движение большого пальца руке, лежавшей на рычаге управления самолетом – и ожило автоматическое орудие 'Эвенджер', выплюнув в цель поток свинца.
– Получите, засранцы!!!
Семь тридцатимиллиметровых стволов автоматической пушки GAU-8/A зашлись злобным лаем, изрыгнув поток огня. Сердечники подкалиберных снарядов, разогнанные до скорости тысяча двести пятьдесят метров в секунду, обрушились на землю стальным дождем, а навстречу им уже мчались зенитные снаряды русской SA-19, наводчик которой открыл огонь почти одновременно.
– О, черт! Долбанные ублюдки!
Рев пушки, выпускавшей снаряды со скоростью семьдесят штук в секунду, по десятку из каждого ствола, заглушил даже вой турбин, оттеснив куда-то все прочие звуки кипевшего вокруг сражения. Самолет ощутимо дрогнул, когда вся мощь орудия оказалась спущена с короткого поводка. Пилот видел, как огненные нити трасс впиваются в борта и крышу зенитной установки, которая теперь была видна, как на ладони. Мгновение – и резким движением руки, рывком штурвала летчик увел свой штурмовик с боевого курса, ушел из-под огня.
Они находились друг напротив друга не более пары секунд, но этого хватило, чтобы сделать по смертельному выстрелу. Пилот 'Тандерболта' увидел, как взлетела на воздух, исчезая в ярком пламени, русская зенитная установка, когда ее накрыла точная очередь. Сердечники бронебойно-подкалиберных снарядов PGU-14/B, тридцатимиллиметровые 'иглы' из обедненного урана, намного более тяжелого, чем любая сталь, вскрыли тонкую броню 'Тунгуски' с той же легкостью, с какой швейцарский нож откупоривает жестянку с консервами. Немедленно взорвался боекомплект и топливо, но русские зенитчики за мгновение до гибели, быстрой и легкой, успели дать достойный ответ.
– Проклятье! – вскрикнул пилот А-10А, когда его штурмовик тряхнуло, так что пилот едва не откусил себе язык. – О, черт!
Тридцатимиллиметровые снаряды 'Тунгуски', снабженные неконтактными взрывателями, разорвались на пути штурмовика, зарывшегося в это облако визжащего свинца. Осколки царапнули обшивку фюзеляжа, оставляя глубокие шрамы, пронзили плоскости, добравшись до топливных баков, но пористый наполнитель, мгновенно набухший от контакта с воздухом, запечатал пробоины, не позволив вытечь и капле горючего и тем более не пустив внутрь хищное пламя.
– Дьявол!!!
Самолет, резко уйдя вниз, оказался как раз над русскими бронемашинами, часть из которых
