Загадочная Отечественная война

переброски армии на юг было потеряно два месяца — произошло это, по словам генерала, по вине советской стороны. «Я должен подтвердить и подчеркнуть, что лишняя потеря продолжительного и ценного времени произошла исключительно по вашей вине», — писал он генералу Панфилову[258]. Трудно понять, чего было больше в этом заявлении — наглости или издевательства. Ведь всем было известно, что бессмысленную «переброску на юг» инициировал сам Андерс…

Вывести на фронт хотя бы одну 5-ю дивизию, давно подготовленную и вооруженную, польский генерал не согласился, мотивировав это нецелесообразностью. Меж тем в составе британских войск поляки прекрасно воевали даже отдельными бригадами.

Одновременно командующий польской армией выдвинул новый прожект:

«Польская армия в связи с ее снабжением, организованным на английских и американских источниках, будет иметь отличительный характер армии моторизованной.

Достижение боевой готовности таким образом организованной армии будет зависеть от степени обученности значительного числа водителей автомашин, танков и мотоциклов. Нужды Польской армии в этом отношении определяются числом около 20 000 водителей.

Вопрос этот для меня является основным и первостепенной важности, и поэтому я ставлю его на первый план.

Разрешение этого вопроса будет возможно при выполнении следующих двух условий:

а) немедленная передача автомобильного имущества для учебных нужд;

б) обеспечение горючим для нужд обучения водителей.

Требование на предметы автомобильного снаряжения вместе с иными требованиями было передано на руки г. полковника Ген. штаба Черствого. 150 автомашин, которые я получу из Ирана (50 купленных и 100 — от англичан), только частично решают этот вопрос.

Для индивидуального обучения 20 000 водителей нужно будет около 3000 тонн горючего и соответствующее количество смазочных материалов»[259] .

К этому моменту вся польская армия насчитывала чуть больше 60 тысяч человек — и треть из них Андерс предлагал готовить как водителей. Даже самому наивному человеку тут стало бы ясно, что речь идет о примитивной разводке: польский командующий требовал невыполнимого, чтобы, сорвав очередной срок вывода своих войск на фронт, заявить Кремлю: «А это целиком ваша вина. Я же просил, а мне не дали…»

…В польской армии разрастались антисоветские настроения. Ни в исполкоме Коминтерна, ни в НКВД, ни в Генштабе уже не считали это случайностью. «Нельзя полагать, что в рядах польской армии антисоветская и антисемитская работа в настоящий момент прекратилась, — писал глава Коминтерна Георгий Димитров. — Наоборот, есть достаточно данных, которые говорят, что эта работа в известной части армии продолжается, хотя и в более прикрытой форме, чем раньше»[260] .

Димитров был совершенно прав. Антисоветские настроения прямо поддерживались командованием польской армии, не собиравшимся выполнять союзнический долг. Имелись, правда, среди командования и расхождения. Если Андерс прилагал все силы для скорейшей эвакуации армии в Иран, то начальник оперативного отдела штаба армии подполковник Крогульский считал, что армии нужно остаться в СССР, но не выдвигаться на фронт. «Наша особая линия, — говорил он, — должна заключаться в том, что не нужно спешить вводить в дело польские вооруженные силы до тех пор, пока не приблизится развязка… Когда же фронт передвинется на польскую землю — выступить против немцев в союзе с Красной Армией надо. Первым солдатом, который вступит на польскую землю, должен быть поляк, если вступит первым красноармеец, то Польша может стать коммунистической, а этого допустить нельзя»[261].

Офицерский состав армии совершенно очевидно разлагался, что приходилось признавать даже самим полякам. «…Вообще военные ведут себя отвратительно, — сообщал посол Польши в СССР Кот. — Солдатам пить и гулять нельзя, а сами офицеры пьянствуют с девушками из штаба и устраивают целые оргии… Вообще запомните, что командный состав у нас слабый»[262]. Командование увлеченно занималось околополитическими интригами. Появились враждовавшие друг с другом группировки. Лояльные к советскому союзнику офицеры получали анонимные письма с сообщениями, что они приговорены к смертной казни и будут уничтожены.

Увлеченные интригами и пьянками, офицеры к войне не готовились и на учениях представляли самое печальное зрелище. В советском отчете указывалось:

«Офицеры совершенно не знают материалов опыта войны 1941–1942 гг. и не планируют боя на всю глубину обороны противника, подготавливая только атаку переднего плана обороны.

Меры ПВО не принимаются. Обращали на себя внимание чрезвычайно скученность боевых порядков и неумение эшелонировать части в глубину…

Командование не имеет представлений о взаимодействии в условиях современной войны саперов с боевыми порядками наступающей пехоты и не умеет организовывать ночной поиск.

Общий вывод — командный состав нуждается в срочной переподготовке на основе опыта войны 1941–1942 гг., особенно средний, в обучении эшелонированным в глубину действиям боевых порядков взводов и рот, ведению разведки, преодолению заграждений, умению организовывать взаимодействие с артиллерией и использовать автоматы и минометы»[263].

Иными словами, офицерский состав польской армии нужно было обучать всему заново.

Зато солдаты 5-й и 6-й дивизий демонстрировали хорошую обученность и практически никаких нареканий не вызывали: «Младший командный состав и рядовые солдаты боевой техникой пользоваться умеют, физическое напряжение при передвижении переносят свободно. Обращали на себя внимание высокая дисциплина и исполнительность»[264].

К середине марта вся польская армия насчитывала 65 тысяч человек. Пайки, однако, выделялись советской стороной на 96 тысяч — при этом по нормам фронтовых частей.

Обещанные четыре новые дивизии так и не были сформированы. В 7-й пехотной дивизии имелось лишь 7199 человек, в 8-й — 1751, в 9-й — 1259, в 10-й — 2803. Зато запасной центр армии невероятно разбух, по численности сравнявшись с полноценной дивизией. Велась ли где-нибудь, кроме давным-давно сформированных 5-й и 6-й дивизий, боевая подготовка, понять было невозможно.

VI. Последний шанс

В середине марта в Генштабе предприняли очередную попытку понять, как обстоит дело с формированием польской армии и когда же польские части наконец появятся на фронте. Прилетевший в Москву Андерс долго уклонялся от ответов на прямо поставленный вопрос. Когда же ответ был дан, он оказался поистине потрясающим:

«В конце концов в ответ на настойчивую просьбу высказаться точнее он заявил, что не раньше чем через шесть месяцев, да и то он не уверен в этом сроке, так как общее физическое состояние личного состава очень плохое. Советский генерал при этом даже вздрогнул — ответ явно поразил его. Не скрывая своего удивления и недовольства, он спросил:

— Как же так, солдаты обучаются уже полгода и еще не готовы? Неужели им нужно еще шесть месяцев? Ведь это старый, обученный контингент. У нас в Советском Союзе такой солдат после трех, самое большее четырех месяцев подготовки идет на фронт, почему же польскому для этого нужно более года? Ведь даже новобранец обучается значительно быстрее»[265].

Еще шесть месяцев означали, что польские войска появятся на фронте лишь в конце сентября — октябре 1942 года. Если они вообще там появятся.

На следующий день генерала Андерса принял Сталин[266], попытавшийся вновь воззвать к совести союзника. Командующий польской армией эти призывы проигнорировал и стал добиваться эвакуации части армии из СССР в Иран. О формировании польской армии в шесть дивизий речи уже не шло — Андерс в очередной раз нарушил собственные обещания.