него самим Промыслом, когда его душа жаждала трудиться во благо ближних. Но крайне расстроенное здоровье и смиренное сознание слабости своих сил для несения высоких обязанностей архипастыря, заставили его просить решительного увольнения на покой. «Вот причина моего уединения, – говорил он уже на покое, – первое – слабость моего здоровья не позволяла мне управлять епархией; второе – епископский омофор, который на плечах своих епископы носят, очень тяжел; я ни поднять, ни носить не могу оного. К тому же и сил не имею таких; – пусть сильные носят». [33] По таким побуждениям, святитель Тихон послал второе прошение в Синод от 16 марта 1766 года, в котором писал: «И доныне в той же болезни (какую он описывал в первом прошении) нахожусь, и уже в крайнюю пришел слабость, так что по своей должности и отправлять дел, которых по здешней епархии много, и трудные, и мне, по немощи моей несносны, и служить не могу», – почему и просил уволить его от епархии на покой, – а если это не будет разрешено, то дозволить ему жить в Задонском монастыре впредь до излечения. На эту просьбу не последовало никакого ответа, а между тем здоровье свт. Тихона расстроилось до того, что весной 1767 года он не надеялся подняться с постели и готовился к смерти. Желая проститься со своим другом, иеромонахом Митрофаном, он писал к нему: «Я в Троицком живу; ко мне приезжай немедленно, чтобы повидаться, пока с миром сим не распрощаюсь, поскольку крайне слаб». Апрель 1767 г. После этого свт. Тихон решился послать просьбу об увольнении прямо на имя Императрицы, прося вместе с тем дозволения жить в каком-нибудь монастыре воронежской епархии и назначения какого-нибудь пособия на его содержание. Вследствие такой усиленной просьбы, св. Синод сделал доклад Государыне об увольнении Тихона от епархии, назначение пенсии предоставляя ее милостивому благоусмотрению. 17 декабря Государыня изъявила согласие на увольнение преосвященного Тихона, определив на его содержание 500 руб. в год, и дозволив жить в том монастыре воронежской епархии, в каком пожелает он сам. 3 января 1768 года свт. Тихон получил указ из Синода, увольняющий его от должности, а 8 числа он уже сдал все дела и вещи, принадлежащие архиерейскому дому.
Глава 4
Пребывание святителя Тихона на покое
Епископский сан, и семилетнее служение в нем святителя Тихона в Новгородской и Воронежской епархиях, не остались без особенного влияния на его последующую жизнь. По любви к уединению и безмолвию он хотел бы скрыться от людей и в безвестности трудиться для своего спасения. Но епископский сан не позволял ему этого сделать. Как возжженный светильник в русской Церкви, он не мог уже скрываться под спудом для сынов ее, желавших озаряться его светом. Живя на покое в Задонске, Тихон чувствовал и неоднократно выражал, что епископский сан препятствует ему трудиться в безвестности и вдали от людей. «Если бы можно было, –говаривал он, – я бы и сей сан снял с себя, и ряску, и клобук, и сказал бы о себе, что я простой мужик и пошел бы в самый пустынный монастырь... Но та беда, что у нас в России нельзя сего сделать». По этим же побуждениям, он сочувствовал положению греческих епископов, которые, оставив свои епархии, удаляются на Афон и там пребывают в безвестности и глубоком уединении. «Там наши братья, епископы, оставив епархии, живут по монастырям в уединении», – говаривал Святитель из желания уединения.
С другой стороны, привыкнув к усиленным и многообразным трудам в епархии, Тихон развил в себе такую любовь к деятельности, что, удалившись от епархиального управления, не мог спокойно жить и трудиться лишь для себя, поэтому до тех пор не мог успокоиться, пока не решился часть своего времени и трудов посвящать благу ближних. Потому, его жизнь на покое проходила в удовлетворении совместных требований его души – и любви к уединению, и любви к деятельности на пользу ближних, т.е. в подвигах безмолвия и в подвигах самого деятельного служения ближним. Впрочем, он не вдруг определил для себя эти занятия, но сначала должен был вынести тяжелую борьбу с самим собой.
Отказавшись от управления епархией и желая трудиться в безвестности и безмолвии, Тихон для своего жительства избрал сначала Толшевский монастырь, [34] и поселился в нем. По своему положению эта обитель совершенно соответствовала его подвижническим видам. Она находилась вдали от селений и была окружена лесами, в то время почти непроходимыми. Не тревожимый многолюдством, здесь он чувствовал себя, даже когда и после бывал, «покойнее и веселее»; здесь он думал беспрепятственно трудиться и соблюдать монастырский устав наравне с простым послушником. «Вот здесь на монастырь походит, – говаривал он после, – здесь самая монастырская уединенная жизнь. [35] Здесь же он надеялся от действия природы и телесных трудов на свежем воздухе, получить облегчение в своих недугах.
Но благоприятствуя его наклонностям к безмолвию и уединению, эта обитель, или точнее – природа ее местности не благоприятствовала его здоровью. Нечистый воздух, наполненный вредными испарениями от окружающих болот и густых лесов разрушительно действовал на его слабые и расстроенные нервы. Весной и летом, при телесных трудах, здоровье его, по-видимому, стало поправляться, но к осени оно расстроилось еще более и болезненные припадки усилились. К тому же настоятель монастыря, зараженный неисцельным расколом, явно выражал свой ропот на водворение у себя своего пастыря, который к тому же еще старался его обратить на путь истины, хотя и совершенно безуспешно. Потому, несмотря на свою любовь к этой обители, святитель Тихон вынужден был ее оставить. «Эх! если бы не вода здесь такая, не подумал бы я никогда в иной монастырь идти жить», [36] – сказывал он своему келейнику.
Новым местом для своего пребывания Тихон избрал третьеклассный Задонский монастырь, куда и переселился в Великий Пост 1769 года, и где оставался до своей кончины.
Задонский монастырь расположен на полугоре, близ реки Дона, в 90 верстах от Воронежа. Внизу под полугорьем вытекает множество чистых ключей. Местоположение в окружности красивое, воздух здоровый. Вблизи монастыря было небольшое селение, известное под названием Тешевки, которое в 1779 году, по умножении жителей, переименовано в уездный город Задонск, следовательно, этот монастырь не был так уединен и не пользовался такой тишиной как монастырь Толшевский. По временам здесь бывали даже ярмарки, на которые съезжалось много народу из соседних селений. Несмотря на то, что многолюдство нередко стесняло святителя Тихона, пребывание его здесь оказалось весьма благотворным для его здоровья. Чистый воздух, телесные работы в монастырском саду в первую весну и лето, и отдохновение от тяжелых трудов, значительно укрепили его слабые нервы и поправили его здоровье.
Но с укреплением его телесных сил изменилось его душевное состояние. Пока он был нездоров и силы его были слабы, он по необходимости должен был оставлять занятия, и это нисколько не тревожило его деятельной души. Когда же силы его укрепились и здоровье поправилось, – он снова почувствовал в себе потребность к трудам, к которым привык, и готовность к занятиям, в которых всегда упражнялся с особенной ревностью. И эта потребность в трудах, не находившая никакого удовлетворения в настоящем его положении, стала беспокоить, тяготить его. Он не знал, на что решиться, чем наполнить пустоту своего времени, которое все было в полном его распоряжении и ничем пока не было занято. Естественно, он начал скучать без дела. Случись это удаление на покой ранее, когда он еще был архимандритом, как он желал этого тогда, – бездействие не так бы тяготило его, переход от служебной деятельности к уединению не был бы так резок тогда. Но после таких ревностных трудов, какие были в епархии, настоящее, ничем не занятое положение, вынужденное притом болезнью, которая впрочем прошла, – слишком резко противоречило его прежней жизни и его, сильно развившейся привычке к деятельности; так что, несмотря на все свое расположение к уединению, он не мог вдруг забыть своей прежней деятельной жизни и отрешиться от нее. Он мысленно возвращался к своему служению в епархии. Это тяжелое состояние души Святителя прекрасно понял и выразил один из его жизнеописателей, преосвященный Евгений.
«Мужам деятельным, – писал он, – привыкшим к должностям и чувствующим еще в себе силы к оным, нет ничего тягостнее удаления от обыкновенных своих занятий. Они больше всех тогда чувствуют как бы потерю своего существования, пустоту времени и будто бы бесполезность свою, по крайней мере, в первые годы своей свободы. Уединение и досуг, которых искали сами они при делах, становятся им обременительнее самих дел и мрачная скука одолевает их». [37] При этом в душе Святителя возникали различные помыслы, которые еще более смущали его душу. Теперь ему представлялось, что он слишком мало потрудился для Церкви, для
