минимум – дней на десять. И то еще не факт. Одну операционную даже на первый этаж перевели, к лорам. Плановые операции отложили. Больных разогнали. Весь день – не работа, а одно расстройство. Да еще менты грязи понатащили… Светка прямо устала на них орать.
– А менты откуда? – заинтересовалась тетя Фаина. – Начальника ихнего привезли, что ли? Или какому сидельцу глаз покалечили?
Ася давно уже привыкла, что тетя Фаина обладает прямо-таки сверхъестественной способностью буквально по одному слову представить общую картину происходящего с очень высокой степенью точности. Привыкнуть привыкла, однако каждый раз удивлялась, что тетя Фаина сама о чем-то догадалась, а не заранее все откуда-то узнала, пытаясь морочить ей голову, на ходу сочиняя более или менее достоверные детали, которые к общей картине отношения на самом деле не имели. Тетя Фаина, на лету анализируя все детали – и подлинные, и выдуманные, – быстро представляла несколько различных вариантов общей картины, а потом говорила: «Нет, это все из другой сказки. Должно быть вот так. А вот этого и этого не было». И всегда безошибочно отметала именно те, выдуманные детали. Сейчас Асе не хотелось развлекаться, мороча тете Фаине голову. Но и рассказывать обо всем подробно почему-то тоже не очень хотелось. Она сегодня устала даже больше, чем уставала в ночные дежурства с выпавшими на них экстренными операциями. И тревожно как-то было. Нехорошо.
– Чего такое? – настороженно спросила тетя Фаина. – Насовсем глаз покалечили, что ли?
– Да нет, не насовсем, – без обычного в таких случаях энтузиазма отозвалась Ася. – Сам Плотников операцию делал. С глазом все в порядке будет. Только ему на следующий же день другой глаз прикладом подбили. А тот, кто подбил, сегодня утром под машину попал. И вообще его за последние полтора года уже четыре раза пытались убить.
– Ага, значит, сиделец под охраной, – сделала вывод из всего этого сумбура тетя Фаина. – Четыре раза, подумать только… Видать, непростой сиделец. Ты, Аська, рассказала бы все по порядку, а? Чего мне самой догадываться, только время тратить… Ты расскажи, а потом уж подумаем, что сделать можно.
И к этому Ася уже привыкла: тетя Фаина всегда думала о том, что сделать можно. Не имело никакого значения, касалось ли это их, родни, чужих людей, чужой страны или вообще никого не касалось. Тетя Фаина считала, что любой человек может сделать что-то для того, чтобы помочь себе, родне, чужим людям, чужой стране или вообще воцарению порядка во Вселенной. Тетя Фаина
всегда придумывала, что можно сделать. И Ася ей рассказала все, что произошло в отделении сегодня, и что сама увидела, и о чем догадалась, и о чем ей рассказал квадратный, и какие меры она приняла. Да ладно, меры… Полумеры, конечно. Но она ведь не знает, что в таких случаях надо делать. Это они знают. То есть должны знать… А делают черт знает что. Маразм.
Да еще Роман со своим предложением встретиться. И со своей машиной, разрисованной, как божья коровка. То есть не со своей машиной – откуда у него такая? Но ведь рядом стоял.
– О нем ты тоже не думай, – сказала тетя Фаина. – Случайно не случайно – наплевать. Это же не твоя забота. Пусть эти разбираются… А вот ребятишек жалко.
Ася удивилась. Ни о каких ребятишках речь, кажется, не шла.
– Всех ребятишек жалко, – объяснила тетя Фаина, уловив ее замешательство. – Сидельца жалко. Ведь непременно придут убивать, раз уже четыре раза пробовали. Майор этот прав – в больнице его достать легче. Так что должны прийти. И майора жалко. Этот защищать кинется, собой закрывать… Ну, не знаю, как там у них положено. И ментов жалко. Какие честные – те не разбегутся, те в драку полезут, так что в них тоже стрелять будут. Какие купленные – тех покупатель не захочет в живых оставлять. Зачем ему свидетели? Так что мне всех жалко. Даже купленных. У них тоже и матери есть, и жены, и дети… Осиротеют.
– Господи помилуй, какой страшный детектив, – испугалась Ася. На самом деле испугалась: предположения тети Фаины имели обыкновение сбываться. – Это что, все обязательно так и будет? Тогда ведь надо делать что-то! Надо срочно какие-то меры принимать!
– Да ты ведь уже сделала кое-что, – одобрительно сказала тетя Фаина. – Молодец, все правильно придумала. И я еще до завтра подумаю. Завтра убийцы еще не явятся. Карантин – это хорошо. И что караул из палаты развели – это тоже очень хорошо. Теперь убийцам сильно думать придется, как в карантинное отделение влезть. И ментов покупать без толку – они тоже от сидельца далеко. Нет, завтра днем не сунутся. А ночью – тем более не сунутся, ночью сквозь замки они ломиться не будут. Зачем им целую войну затевать? Я так думаю, что они окончания карантина подождут. Как у вас там народ туда-сюда начнет опять шататься – так и они подлезут… И еще вот что я тебе скажу, Аська. Если Роман опять вдруг объявится, ты с ним поговори. Послушай внимательно, что спрашивать будет. Я думаю, он про работу тебя спрашивать будет. Про карантин и вообще… А что ему отвечать – это ты у майора спроси.
– Тетя Фаина, откуда вы все это знаете? – спросила Ася, с тревогой чувствуя, как в солнечном сплетении опять возникает тухлый холод. – И про убийц знаете, и про ментов продажных… И даже про то, что Роман спрашивать будет…
– Живу давно – вот и знаю много, – рассеянно ответила тетя Фаина. – Ты не бойся ничего. Наше дело правое, мы победим. А завтра я тебе баньку истоплю. Пораньше. До обеда попаришься, потом поешь как следует, потом поспишь до вечера, и на дежурство – как новая. Завтра никто детей не приведет, только наши будут, так что спокойно отдохнешь.
– Я завтра хотела уже огородом заняться, – вспомнила Ася. – Митька говорит, что через пару недель картошку сажать надо, а у нас конь не валялся… Придется у Забродиных опять этот… эту машину просить. Забыла, как называется.
– Культиватор, – подсказала тетя Фаина. – Ерунда, а не машина. Да ты не думай об огороде. Сто раз еще успеется. Митька просто мечтает от школы хоть на денек увильнуть, вот и говорит, что сажать пора. Что бы он в этом понимал… А хоть и понимает – подумаешь, через две недели! У тебя отпуск через неделю, так что нечего заранее жилы рвать…
Они негромко говорили о ежедневном, привычном, нормальном, и Ася постепенно успокаивалась, переставала бояться, возвращалась к своему обычному состоянию спокойной уверенности в том, что все будет хорошо. С первого, дня в доме тети Фаины она жила в этой спокойной уверенности. Что бы ни случилось – а случалось всякое, – все равно она знала: все будет хорошо. Конечно, само собой ничего не устроится. Но они все сделают для того, чтобы устроилось так, как надо. Наше дело правое, мы победим.
– А послезавтра твоих позовем, – тихонько говорила тетя Фаина, украдкой поглядывая на Асю. – Мать с теткой давно к нам рвутся, да я препятствую. Ты и так от шума устаешь. А послезавтра – ничего, ты после дежурства придешь, поспишь немножко, а к обеду я тебя разбужу, вот тогда пусть и приходят. Ты ведь не против? У тебя ведь других планов нету?
– Не против, – зевая, отвечала Ася. – У меня никаких планов нет… Если ничего не случится на работе.
– Типун тебе на язык, – укоризненно сказала тетя Фаина и постучала костяшками пальцев по столу. – И что за привычка такая – плохого ждать? Сколько раз говорила: что ждешь – то и сбывается… И что там может случиться такого?…
Мобильник, лежащий на столе рядом с Асиной чашкой, тихонько рассыпал тонкий перезвон стеклянных колокольчиков. Тугарин. Под этим именем она записала квадратного, то есть майора Мерцалова. Что ждешь – то и сбывается… Нет, нет, нет, ничего плохого она не ждала, ничего не случилось…
– Что случилось? – Ася сама услышала признаки паники в своем голосе. Нехорошо. Она не имеет права паниковать. Она может только расстраиваться.
Квадратный ответил не сразу. Наверное, тоже признаки паники в ее голосе услышал. Совсем нехорошо. Пару секунд молчал, потом неуверенно сказал:
– Ничего… Ну, ничего такого… Ситуация под контролем. В камере… то есть в палате у Гонсалеса Елена Львовна сидит. А я посты проверил. И все двери. И окна тоже. И сигнализацию. Все в порядке.
– Благодарю за службу, – сухо сказала Ася. – Вольно.
– Служу России, – серьезно ответил квадратный. – Ася Пална, а вам кто-то звонил. После того, как вы уехали. Мужской голос. Представился знакомым. Елена Львовна говорит, что это не из ваших пациентов, она все голоса помнит… Спросил, когда будете. Елена Львовна сказала, что вы дежурите завтра в ночь, заступаете на смену в двадцать ноль-ноль. Он спросил ваш домашний телефон. Она сказала, что не знает.
