в совершенстве овладел искусством сворачивать самокрутки, но насмотрелся на этот процесс уже достаточно. - А тебя как звать?
- Василием. - видя мои безнадежные попытки извлечь огонь из окончательно сдохшей зажигалки, новый знакомец протянул мне свой окурок. - Бывший старшина бывшей Рабоче-крестьянской Красной Армии...
Я на миг замер, так и не поднеся свою самокрутку к его окурку. Но быстро расслабился и, наконец, подкурил.
- Хорошо! - заявил я выпустив густой клуб дыма и блаженно сощурившись. - А скажи мне, Василий, почему ты армию нашу бывшей называешь? Не боишься таких разговоров?
- А какая она, армия наша? - кажется он вполне искренне удивился. - Гонят ведь наших... Шутка ли - за какой-то месяц от Польши до самого Днепра дошли! А бояться мне... Все равно - не жилец. Повидал уже... Тут ведь смерть так косой своею размахалось, что дурость надеяться на другое.
И, главное, говорит так уверенно! Но, одновременно - спокойно. По этому человеку, несмотря на слова, абсолютно не заметно, что он чем-то сломан, что чего-то боится...
- А чего ж тогда оружие не бросишь, - я указал на небрежно прислоненную к дереву 'трешку', - и не укроешься где-нибудь? Вдруг пронесет!
- А вот это - хрен собачий! - Василий тут же посуровел. - Не достанется супостатам так просто моя земля! Собака я, что ли - в кустах отсиживаться? Пусть эти фашисты проклятые меня и убьют, но я с собой кое-кого из них захвачу!
И дернуло же меня после разговора с Митрофанычем подойти именно к нему! Нет, это только с моим счастьем можно вот так наткнуться на человека, который, фактически, объявил себя смертником. Камикадзе, блин! Но могло быть и хуже - этот хоть воевать хочет, а не мается здесь, в отряде, ожидая смерти или ища какой-то другой выход. Будь по иному, я бы тут же побежал к Митрофанычу и, рассказав о Василии, требовал бы принять какие-нибудь меры. Ведь, будь иначе - в отряде появился бы потенциальный предатель, который непременно сдал бы нас, пообещай ему немцы жизнь. А так - можно постараться переубедить.
- Вот что, Василий, - я снова затянулся и чуть помолчал, - кругом ты не прав. И армию нашу хоронить рано...
- Та, все так говорят! - махнул рукой он.
- А ты не перебивай! Рано, говорю, Красную Армию хоронить! Сейчас отступаем - это да. Только, ты глобус видел когда-нибудь?
- Ну, видел. - согласился он.
- Тогда ты видел какая у нас страна огромная. Так? А Германии той что? ее не всякий на глобусе и разглядит! А теперь представь, сколько штыков может выставить наша Родина и сколько - Германия. Сколько у нас заводов, которые танки могут делать, и сколько у Германии.
- Оно-то так... - Василий говорит уже не так уверено.
- Да ты не перебивай! Вот тебе еще - мы ведь на своей земле воюем, а немцы на чужую залезли. А заводы их все в Германии и остались. Так? Значит, оружие, танки и все прочее они должны везти своим войскам через нашу землю, а нам достаточно, считай, только пошарить у себя под ногами.
- И что? - похоже, разговор уже так увлек его, что он даже забыл о своей догорающей самокрутке.
- А то, что все свое добро немцам придется везти через нас. Через наш отряд. Понимаешь? И через тысячи других, таких же отрядов. А наша задача - сделать так, чтобы все это до войск не дошло. Вот не дойдет до фронта немецкий состав со снарядами и патронами - много фашисты навоюют?
- Это да! - согласился Василий. - Без патронов - сам знаю каково это. Только мы ведь не каждый состав под откос пустим...
- Не каждый. - кивнул я. - Только, смотри - отправят немцы, скажем, три состава. А у нас взрывчатки - на раз. Один мы подорвем, а остальные дальше поедут. Так?
- Так.
- А мы же сейчас - у самой старой границы. До Днепра - далеко. Еще не один такой отряд на пути тех составов встретится. Вот, считай, еще два отряда на востоке от нас - и до фронта не дойдут уже все три состава! И чем дальше продвинуться немцы по нашей земле, тем дальше они от своей Германии и тем больше будет партизанских отрядов между Германией и фронтом. И натиск придется фашистом ослабить, и нашим легче будет. А там - закрепимся и ударим так, что немцы не остановятся уже до самого Берлина. Понял, Василий?
- Понял. - он с уважением посмотрел на меня. - А я-то в таком ключе и не думал... Прав ты, минер. Голова у тебя - в самом штабе служить!
- Ну, это ты уже загнул. - я по-моему даже покраснел. - А насчет того, что ты не жилец - это уже как судьба ляжет. Вон, на Митрофаныча посмотри. Третья война у командира - думаешь, на первых двух смерть меньше людей косила?
- И тут ты прав. - на этот раз перед ответом Василий долго думал.
- Так кто ты есть, боец? - я подпустил в голос командирскую нотку.
- Старшина Рабоче-крестьянской Красной Армии! - как на плацу, гаркнул он.
- Неправильно! - ответил я. - Ты - боец партизанского отряда Комова. Как и я, и все остальные. Так что, воюй, Василий!
Хлопнув его по плечу, я отправился дальше. Настроение значительно поднялось от того, что беседа прошла успешно. Но надо все же наладить пропагандистскую деятельность в отряде. Ой, не зря ели свой хлеб политруки... Как они свою работу выполняли - дело десятое, но кто-то, ответственный за морально- идеологический климат в отряде, нужен позарез!
- Командир! - а вот и первый и 'моих', встретившийся в лагере. Навстречу мне идет Казик. Гордо так идет - видно, что задание выполнил! Но главное - несет в руках тарелку!
- Привет, Казик. Как сходили?
- И вам здоровья, командир! - поприветствовал меня он. - Всю зброю забралы, прынэслы...
- Молодцы! - меня вдруг сильно заинтересовала тарелка в руках пацана. Каша! Живот тут же напомнил о своих правах. - Там, на кухне, еще не все съели?
Казик посмотрел на тарелку, потом на меня, и протянул кашу мне.
- Берить, а я соби зараз щэ визьму!
- Да ладно! Я, что - сам не могу пойти себе взять? - покачал головой я.
- Та кажу - берить! - Казик прямо сунул мне в руки тарелку и унесся обратно. Ну... Спасибо! Я сел прямо на землю, вытащил ложку и принялся наворачивать кашу.
Обратно Казик примчался когда я успел уже съесть половину. То есть - вернулся он быстро. Сел рядом и принялся, одновременно поедая свою порцию, излагать мне последние новости. Генрих с разведкой еще не вернулись из Антополя, зато Славко успел сходить в Тучин, переговорить с Максимом Сигизмундовичем и вернуться обратно.
- ...доктор йому щэ лекарст всяких дав! - хвастал казик, словно это он сам ходил к нему. - Та домовылысь, шо по суботах Славко до нього буде прыходыты. А як будэ щось важнэ, то доктор сам до хутора прыходыты...
Потом разговор перешел на Антона.
- Как он? - спросил я, выбирая пальцем последние крупицы каши.
Антон, как оказалось, уже окончательно пришел в себя. Еще не встает, но лежит в сознании. Не раз спрашивал обо мне, не раз требовал дать ему хоть какое-то задание, но все его попытки жестко пресекались. Слаб еще... И проваляется минимум неделю.
В остальном, все было так же, как и когда мы покидали лагерь. Никаких операций отряд не провел. Что еще? Появились четверо новых бойцов... в общем, это все, что я смог узнать от Казика за то короткое время, пока мы опустошали свои миски. Ну и пацан тоже не упустил возможность расспросить меня о нашем походе к минному полю. Я и рассказал, умолчав только о своей вылазке в Сенное.
- Спасибо. - сказал я, вставая и возвращая парню миску. - И за кашу, и за информацию.
- Нэма за шо! - ответил он и крикнул мне вслед. - Вы, як быты нимця пидэтэ - мэнэ визьмить!
- Посмотрим! - не оборачиваясь ответил я. Куда теперь? К Антону или к Селиванову? Подумав, я
