шансов у нее выжить в лесу? Пусть не одной, а с остальными односельчанами? Ненамного больше, чем если она дождется прихода карателей. Но как я скажу ей, где находится отряд, если среди местных может оказаться кто-то, кто тут же побежит с докладом к немцам? Или она сама, увидев мучения оставшихся (а такие будут!) односельчан, не выдержит и, чтобы спасти их, расскажет немцам?
Выйдя из дома и оглянувшись в последний раз на Кожешиху, я зашел за угол и побежал. Не скрываясь и не заботясь о том, что кто-то может меня увидеть или услышать. Настолько паскудно на душе было... Да, я могу убить немца. Зарезать, как свинью, полицая, покрывшись при этом с ног до головы его кровью. Я могу пережить смерть товарищей. Смерть в бою или от ран. Но эта старушка... Она помогла мне - дала надежду. Знала, что ей не пережить ни карателей, ни скитаний по лесу... И она, так же, как и я, знала, что я могу помочь и ей и людям. И она, так же, как и я, знала, что я не имею права им помочь больше, чем уже помог. Парадокс! Но, все же - какая же я сволочь!
Я пришел в себя только перемахнув через остатки ограды за огородом. Упал на колени и перевел дух. В висках стучало, сердце бешено колотилось... Я со всей силы впечатал кулак в землю. Успокоиться! Не время сейчас рефлексировать, мать твою!
- Командир, ты чего так драпанул оттуда? - Симонов подкрался незаметно. - Немцы в селе?
- Тебе кто-то разрешал пост покинуть? - рыкнул я так, что боец отшатнулся.
- Я... - пролепетал он.
- Ладно, хрен с тобой. - я отдышался и немного успокоился. - Нет там немцев.
Забирай Шпажкина и давай к остальным.
Когда все снова оказались в сборе, я кратко обрисовал ситуацию. Немцев в селе нет, один из моих бойцов жив и его увезли в неизвестном направлении, точнее - в известном, но неизвестно куда. Об айнзатцкоманде я умолчал. Скажу уже Митрофанычу - к нашему заданию это непосредственного отношения не имеет. Чтобы не терять время, а более - чтобы не отвечать, я пресек все вопросы.
- Выдвигаемся!
К минному полю мы вышли только когда уже рассвело. Легко сказать - 'вышли'! За неполную ночь нам пришлось сделать около десяти километров, два из которых - по лесу. Бегом по лесу, стараясь не переломать ноги. Пять минут отдышаться и бегом по полям, чуть ли не перемахивая одним прыжком через изредка попадающиеся дороги. Слава Богу, наши враги уже пуганые - ночью малыми группами стараются нигде не появляться, а большим группам та этих третьестепенных дорогах делать нечего. Так что, никаких последствий у нашего рывка, кроме гудящих ног и ноющей печени, не было. Зато последствиями грозил наступивший день - чтобы не тратить время на пробежку к минному полю из ближайшего леска, расположенного более чем в пяти километрах, и не пытаться потом извлечь из земли и разрядить мины трясущимися от усталости руками, я решил провести день где-то в укромном местечке среди полей. Благо, рельеф позволял спрятаться. Но ведь тот овражек - пять метров на три - пусть и заросший непролазным кустарником, все равно ведь это не лес... А в двадцати метрах уже белеют педантично расставленные таблички, на которых, готов поспорить, написано что-то вроде 'Ахтунг! Минен!'. Еще метров пятьдесят - небольшая грунтовка, в километре от которой проходит уже приличный тракт. Вот по этому тракту и, частью, по грунтовке с рассветом началось движение.
- Командир, смотри какая колонна! - шепчет Селиванов.
- Вижу. - отвечаю я. - Значит, не восстановили еще полностью тот мост!
По тракту ползет на восток нескончаемая череда грузовиков, шныряют туда-сюда юркие мотоциклы. Только бы никому не пришло в голову заинтересоваться нашим овражком! Понимаю, что вряд ли немцы попрутся к нам через минное поле, но, все равно, душа уходит в пятки, а в голове бьется это 'Только бы не'.
- Танки, командир! - шепчет Денисенко.
- Вижу. - повторяю я, наблюдая за ползущими в туче пыли нелепыми гробами. Вроде 'двойки'?
- А это что? - Селиванов аж привстал. - Наши???
Позади танковой колонны идут три танка, по силуэтам отличающиеся от остальных. Не знаю точно - какие это танки, но уверен, что наши. Трофейные.
- Наши на запад должны идти. - сквозь зубы цедит Денисенко. - Танки-то наши, да вот ездят на них теперь немцы.
- Трофейные. - подтверждаю я, вспоминая фотографии 'тридцатьчетверок' с крестами на башнях, которые видел в будущем.
- Как это - 'трофейные'? - переспрашивает Шпажкин.
- Вот как 'парабеллум' у меня - трофейный, - ответил я, - так и наши танки у них...
Еще пару минут мы наблюдаем за дорогой, а потом я опомнился.
- Так, бойцы, чего разлеглись здесь всем табором? У кого есть чем писать?
У Селиванова нашлась затертая тетрадь, которая оказалась исписана практически полностью. Я только бросил на нее взгляд - что-то явно пропагандистского толка. И хоть самому это все читать - даже меньше чем не хочется, но идейку на соответствующую полочку отложил. Надо будет Селиванову поручить пропаганду населения. Работа эта, в теперешних условиях, немаловажная, и как раз по плечу Сергею. Кроме тетради, у одного из бойцов нашелся огрызок коротенький карандаша.
- Селиванов, отмечаешь что, куда и сколько движется по дороге. На грунтовку тоже обращай внимание, но основное - тракт. Остальные - по одному человеку по сторонам оврага. Смотрите чтоб никто не подобрался. Никому не надо напоминать, что стрелять ни в коем случае нельзя? Вот и хорошо. Потом вас сменят. Остальным - вниз и отдыхать.
Я понаблюдал еще минут десять за дорогой, за Селивановым, который, высунув от усердия кончик языка, что-то отмечал в своей тетрадке, и присоединился к расположившимся у небольшого родничка бойцам. Надо и мне отдохнуть. Ночью еще та работа предстоит...
В голове почему-то крутится момент из мультфильма о Карлсоне. Тот самый, где отец отчитывает Малыша за прогулку по крышам. 'Ну зачем? Зачем ты туда полез?' Я ползу в высокой траве, чувствуя, как по спине ручьями течет пот и как ее сверлят глаза товарищей, оставшихся в овражке. Поскольку никто из моих ребят опыта в обращении с заводскими минами и их разминировании не имеет - ползу сам. Ха! Можно подумать, у меня есть такой опыт! Ну нахрена оно мне надо было вообще - вспоминать об этом минном поле, вызываться прощупать его? Мало тебе брошенных мин и снарядов по лесу валяется? Так устроил бы налет на склад какой-нибудь! Много ли делов-то - поручил бы разведке выяснить где такой склад есть, придумал бы как по-тихому туда пробраться... Нет же, понесло тебя по минному полю ползать!
Ползу медленно. Даже не как муравей, не как улитка, не как черепаха... Думаю, мою скорость можно измерять сантиметрами в час. Аккуратно, очень плавно и под углом втыкаю перед собой в землю штык-нож. Проверяю чуть ли не по сантиметру. С учетов 'выноса'. В общем, перед тем, как на продвинуться на десять сантиметров, штык-нож 'прострачивает' передо мной линию из нескольких десятков дырок, широкой дугой охватывающую все, куда может попасть какая-либо часть моего тела. И начал я это кропотливое занятие еще за несколько метров до белеющих впереди табличек. Мало ли - вдруг ошиблись гансы с определение границ минного поля.
...Пусто, пусто, пусто... Правую ногу поджать... Продвинуться чуть вперед... Снова штык-нож в землю... Вот я уже у самой границы, отмеченной табличками. Одна из них белеет прямо у моего левого плеча. Вшиших... Лезвие входит в землю с едва заметным, но, на фоне общего состояния, кажущимся громовым шелестом. Пусто... Пусто... Еще чуть-чуть вперед... Вот табличка уже позади. Я смотрю на небо - кажется, что уже должен наступить рассвет, но луна, как приклеенная, висит в зените. Все тело ломит от напряжения... Ноет раненная рука, возмущенная непочтительным отношением и 'нарушением больничного режима'. Чуть отдохнем... А то уже правая рука дрожит, как у алкоголика - неровен час потеряю контроль и воткну штык-нож в землю как-нибудь не так...
Давным-давно, если считать, конечно, по нормальному ходу времени, когда никто и не слышат ни о каких 'Гарретах' и 'Майнлабах', когда умельцы еще не освоили кустарное производство металлоискателей, а армейский миноискатель ИМП был недосягаемой мечтой, поиск железа, оставшегося с войны, проводился двумя способами - либо тупо, траншейным методом, раскапывать найденный окоп 'до материка', либо...
