– Видишь ли, Ронен, – сказал Натаниэль так, словно в кабинете находились только они двое, – этих троих – Головлеву, ее кузину Мирьям и покойного Шломо Мееровича связывали особые отношения. Мирьям Шейгер была виновницей развода своей родственницы с мужем.
Тишина, воцарившаяся после этих слов, оказалась столь глубока, что даже сам Натаниэль немного испугался. Он внимательно обвел взглядом замершие фигуры собравшихся.
– Да, – сказал он и развел руками. – Это так. И я не думаю, что кто-нибудь всерьез станет оспаривать мои слова.
– Не будет, – сказала вдруг Мирьям. Она выпрямилась и с вызовом посмотрела на детектива. – Никто не будет. Потому что, как мне кажется, все и так знают это. Никакого секрета вы не раскрыли. У меня был роман с Шломо – тогда он звался Семеном – сразу после их свадьбы. Но, во-первых, Лариса сама виновата. Она очень быстро охладела к мужу. А во-вторых – мы, действительно, не встречались с ним в Израиле. То есть, я знала, что он репатриировался.
– Если не секрет, откуда? – спросил Натаниэль.
– Не помню. Это имеет какое-то значение?
Натаниэль вышел из-за стола и подошел к Мирьям.
– Ваш муж знал об этом?
– Да, – ответил вместо Мирьям Ицхак. – Я знал. У жены не было секретов от меня. Но, честно говоря, меня мало волновало прошлое. Тем более, прошлое советское.
Мирьям взглянула на мужа с удивлением, но промолчала. Натаниэль повернулся к Головлевой. Та сидела, чуть склонившись к Алексу и внимательно слушая перевод. Она не поднимала глаз ни на двоюродную сестру, ни на детектива.
– Понятно, – сказал Розовски. – Видишь, Ронен, появляется новый фактор, верно?
Инспектор осмысливал услышанное. Вмешался адвокат.
– Извините, Натаниэль, но я пока не вижу связи между обвинением Головлевой в убийстве и старым романом госпожи Мирьям, – сказал он.
– Все очень просто, – Розовски прошелся по кабинету. Сделать это было сложно из-за обилия людей. – Все очень просто… Представим себе следующее: предположим – только предположим, что госпожа Мирьям сейчас сказала нам неправду, – он жестом остановил протест со стороны четы Шейнер. – Я ведь говорю: предположим. Предположим, что их связь возобновилась в Израиле. И что женщиной, имени которой не знала госпожа Меерович, но о связи которой с мужем она знала была именно Мирьям.
– Говорите что угодно, – сказала Мирьям устало. – Мне все равно.
Ронен Алон недоверчиво посмотрел на Натаниэля.
– Но в роковой вечер в квартире была не Мирьям. И не Далия, – сказал он. – Там была Головлева.
– А ты представь себе, – сказал Натаниэль, – что покойный вовсе не охладел к своей бывшей супруге. Допустим, узнав от Мирьям о ее приезде, он решил с ней встретиться. Учти, ситуация более чем благоприятствует встрече: серьезная размолвка с женой – не исключено, кстати, что она могла бы привести к очередному разводу. К тому же, кто знает, не тяготила ли его продолжающаяся связь с Мирьям?
– Послушайте, – сердито заговорил Ицхак Шейгер. – Я понимаю, что все эти разговоры сущий вздор, но не могли бы вы перестать издеваться над моей женой?
– Оставь его, Ицик, – сказала Мирьям. – Он ведь действует из благих намерений. Хочет найти убийцу, – в последних словах слышалась неприкрытая издевка. – Он его не нашел, но надеется, что кто-то из нас сорвется из-за его непрекращающихся оскорблений, наговорит массу лишнего, а он повесит на этого человека всех собак и будет торжествовать. Так что лучше помалкивай и терпи.
– Это вы во всем виноваты, – сказал Ицхак, обращаясь к адвокату. – Мы вполне могли бы обойтись и без такого, с позволения сказать, специалиста.
Грузенберг не ответил, но взгляд его, брошенный на Натаниэля, тоже не был особенно благожелательным.
Розовски выслушал все это с неизменной любезной улыбкой.
– Надеюсь, вы позволите мне продолжить? – спросил он адвоката. – Я ведь принес свои извинения.
– Хорошо, – сказал Грузенберг. – Но не могли бы вы, Натаниэль, избрать более деликатную форму рассуждений? Или вообще: изложить сразу выводы. В конце концов, рассуждения – ваш производственный процесс. Нас гораздо больше интересует результат. И мы будем судить о нем самостоятельно.
– Осталось совсем немного, – сказал Натаниэль с извиняющейся улыбкой. – Я прошу вас набраться терпения. Что же касается рассуждений – в них, как я надеюсь, содержатся доказательства…
Ицхак негодующе фыркнул.
– Итак, представим себе, что Шломо Меерович неосторожно проговорился любовнице о желании встретиться с бывшей женой. Или же она сама начала подозревать возможность такого хода событий. Я пока не знаю, но возможно, что с Шломо Мееровичем госпожа Мирьям Шейгер связывала свои надежды на будущее. Иначе трудно было бы объяснить возобновление старого романа. И вот это будущее оказывается под угрозой… Обрати внимание, Ронен: только Мирьям знала о пристрастии своей родственницы к гороскопам. Только она знала, что Лариса следит за астрологическими прогнозами в соответствие с настоящим днем рождения.
– Что значит «в соответствии с настоящим днем рождения»? – прервал его рассуждения Ронен. – Есть и ненастоящий?
– Представь себе, – сказал Натаниэль. – Настоящий день рождения госпожи Головлевой и день рождения, проставленный в ее документах, не совпадают. Верно? – он обратился к Головлевой. Та кивнула.
– Такое иногда случается, – сказала она. – Я родилась в крохотном городе. Регистрировали в районном исполкоме, делопроизводитель был не очень внимателен… Словом, не знаю деталей этой истории. Мать рассказывала ее как курьез. Я, в свое время, хотела поменять документы, но оказывается, требовалось такое количество бумаг, что я махнула рукой.
– Но день рождения вы отмечали истинный, – уточнил Натаниэль. – 8 января. Что, кстати, зафиксированно на фотографии, подаренной вами родственникам.
– Да, верно.
– Понятно? – спросил Натаниэль у инспектора. – Я могу продолжать?
Несколько сбитый с толку инспектор Алон перевел взгляд с него на Головлеву и обратно и неуверенно кивнул головой.
– Прекрасно. Я остановился на том, что Мирьям Шейгер знала о различии между настоящим днем рождения и дату в паспорте. И только она знала о том, что Лариса непременно последует указанию очередного гороскопа и согласится на встречу с мужчиной, позвонившим ей в роковой вечер.
– А кто звонил? – спросил инспектор. – Ведь Головлева сказала, что голос был незнакомым.
– Дойдем и до этого… Мирьям решила убить своего любовника. И сделать это так, чтобы подозрение пало на Ларису Головлеву.
– Вы с ума сошли! – крикнул Ицхак. Мирьям успокаивающе положила руку на его плечо.
– Что ей нужно было сделать для этого? – спросил Розовски, не глядя на них. – Ей нужно было, чтобы полиция застала на месте убийства ее родственницу. Она попросила кого-то из сотрудников газеты «Ежедневная почта» – я сейчас не буду уточнять, кого именно, всему свое время – ввести в очередной астрологический прогноз текст, составленный ею. Сделать это не представляет особого труда. Компьютеры в редакции «Ежедневной почты» соединены в сеть, так что с любой клавиатуры можно ввести в нужный файл требуемую информацию. Затем некто – возможно, тот же сотрудник – позвонил Ларисе Головлевой и назначил ей свидание. Затем, незадолго до назначенного времени, она приехала к Шломо Мееровичу и убила его. Поставила на шкаф привезенную из дома фотографию. В спальне дождалась приезда Ларисы. И позвонила в полицию. И в конце концов, пользуясь вполне естественным душевным состоянием Головлевой, покинула квартиру… Вот так все было, – сказал Розовски после небольшой паузы. – Госпожа Мирьям Шейгер убила Шломо Мееровича, с которым продолжала любовную связь уже здесь, в Израиле, а затем сделала так, чтобы обвинение пало на Головлеву. Никто в полиции никогда бы не поверил объяснениям последней о каких-то там астрологических прогнозах и тому подобной чепухе.
– Как ты могла, Мирьям?! – глаза Головлевой наполнились слезами. – Ведь ты говорила, что даже не виделась с ним!
