Натаниэль неспешным шагом подошел к Мирьям, в лице которой не осталось ни кровинки и вдруг положил руку на ее плечо. Она вздрогнула, подняла на него невидящие глаза.
– Успокойтесь, Мирьям, – мягко сказал детектив. – Я ведь сказал: предположим. Я прекрасно знаю, что в действительности все было по-другому. Вы ни в чем не виноваты. Простите за это испытание.
– Что ты опять затеял? – недовольно спросил инспектор. – Что за испытание?
Натаниэль повернулся к Головлевой.
– Вы ведь хотели, чтобы я – или полиция – пришли именно к такому заключению, верно? – тихо спросил он. – Отсюда и якобы вера в гороскопы, и якобы звонок незнакомого мужчины. И главный аргумент: вы руководствовались гороскопами в соответствии с реальным днем рождения. А об этом знала только Мирьям.
– Что значит «якобы»? – спросил адвокат.
– Видите ли, Цвика, – сказал Розовски. – Эти ежедневные гороскопы сочиняет один симпатичный молодой человек из редакции «Ежедневной почты». Просто сочиняет, понимаете? В отличие от еженедельных гороскопов, составляемых профессиональным астрологом. Понимаете, Цвика? Если они и сбываются, то случайно и изредка. И то – не сбываются, а лишь могут создать иллюзию этого. Потому что упомянутый мною молодой человек старается писать их обтекаемыми общими фразами. Следовательно, госпожа Головлева не могла, приехав в Израиль, проникнуться непоколебимой верой в стопроцентно сбывающиеся гороскопы. Просто потому, что они не сбываются, – Натаниэль замолчал, задумчиво глядя на адвоката.
– Но позвольте, – сказал Цвика, – это ведь еще ничего не значит. Это…
– Вы ошибаетесь, Цвика, – сказал Натаниэль. – Это значит очень много. Это значит, что попытка Мирьям подменить текст гороскопа с тем, чтобы обмануть Ларису, выманить ее из дома и в конечном счете свалить на нее совершенное убийство, не могла иметь места. То есть, как я уже объяснил, версия о виновности Мирьям в смерти Шломо Мееровича оказалась ложной.
Грузенберг снова попытался что-то сказать.
– Позвольте я продолжу, – Розовски нахмурился. – Откуда нам известно о фантастической сбываемости гороскопов? Исключительно из слов самой Головлевой. Как я уже сказал, этого не могло быть. Откуда мы знаем о звонке мужчины, назначившего ей свидание? Из того же источника. Логично предположить, что и эта информация не соответствует действительности. Остается последний гороскоп, который мы читали собственными глазами и который содержит указания, приведшие к печальным последствиям. Как быть с этим? Предположение, повторяющее аналогичное из предыдущей версии. Кто-то из редакции упоминавшейся газеты, знакомый госпожи Головлевой. А не Мирьям Шейгер, поскольку с Мирьям мы только что сняли обвинения. Опять-таки, пока не уточняю, кто именно. И это она попросила его внести в прогнозы текст, придуманный ею. Кстати, в тексте имеется намек на участие в преступлении родственников, видимо, Мирьям. Помните, Цвика? «Не доверяйте близким родственникам». И так далее.
– Это ложь! – крикнула Головлева. – Вы лжете!
– А вот и еще одно, – сказал Натаниэль. – Ответ на вопрос: кто звонил в полицию? Мы ведь исходили из того, что госпожа Головлева не знает иврита, – он повернулся к женщине. – Вот уже добрых десять минут, с момента изложения мною последней двух версии, мой помощник молчит. Как мы и договорились, – он улыбнулся чуть смущенно. – Тем не менее вы поняли все настолько хорошо, что даже обвинили меня во лжи. Но я ведь говорю на иврите, – он обратился к инспектору Алону. – Таким образом, Ронен, не было никакой свидетельницы, вызвавшей полицию. Была преступница, сама бросившая на себя тень подозрения. Кстати, логика в подобном поведении, безусловно, имеется. Полиция будет искать звонившую, все более утверждаясь в мысли, что задержанная Головлева – жертва. Рано или поздно выйдет в своих подозрениях на Мирьям, но тоже не получит необходимых доказательств. В конце концов, запутавшись в этих поисках, поддастся давлению адвоката, и… – он красноречиво махнул рукой. – Я сейчас говорю о логике преступника, – пояснил он после небольшой паузы.
Ронен откинулся в кресле и уставился на Натаниэля.
– Но зачем? – спросил он. – Каков мотив?
– Отомстить бывшему мужу, бросившему ее, и двоюродной сестре, которую она считала виновницей всех своих несчастий, – ответил Розовски.
Инспектор поднялся из кресла.
– Ну-ну, – сказал он. – Выходит, наша первоначальная версия оказалась справедливой?
Натаниэль, не отвечая, вернулся за письменный стол.
– У тебя хватит терпения выслушать меня еще минут пятнадцать? – спосил он инспектора.
Тот нехотя кивнул.
– Я не убивала!! – истерически закричала Головлева. – Клянусь, я никого не убивала!!. – крик замер на ее губах, когда она столкнулась взглядом с ледяным взглядом Мирьям.
После продолжительной паузы Розовски сказал:
– Я вам говорил, Цвика, странная семья.
– Что?… – адвокат очнулся от невеселых мыслей. – Что вы сказали?
– Да, – Розовски повернулся к Головлевой. – Да, Лариса, я знаю, что и вы не убивали. А моя вторая версия – всего лишь зеркальное отражение первой.
Адвокат и полицейский молча переглянулись.
– Видите ли, друзья мои, – сказал Натаниэль. – При столь точном совпадении двух версий могут появиться сомнения в достоверности обеих. Верно? И такие сомнения у меня появились. В самый последний момент, вчера. И мне вдруг подумалось: что, если существует и третья версия? И чем дольше я над этим думал, тем яснее видел, что за всей этой историей стоит некто третий, очень удачно воспользовавшийся враждой двух женщин для решения своих проблем.
31
– Итак, Цви, я собирался дать отчет по расследованию, – Натаниэль обращался теперь исключительно к адвокату, словно в кабинете больше никого не было. – Вы поручили мне отыскать человека, позвонившего в полицию и сообщившего о совершенном убийстве, верно?
Адвокат кивнул. Его лицо сохраняло недовольное выражение.
– Я сделал это. Человеком звонившим в полицию была сама Лариса Головлева. Должен ли я считать свою работу выполненной? – спросил Розовски.
Адвокат несколько растерялся. Инспектор Алон резко поднялся со своего места.
– Снова твои шуточки, Натан? – мрачно спросил он. – Хорошо, ты нам только что объяснил, что Мирьям Шейгер не совершала преступления. Далия Меерович – тоже. Только что ты заявил, что и Лариса Головлева не убивала. Может быть, ты оставишь в стороне все эти театральные эффекты и объяснишь нам – почему, все-таки, ты уверен в этом? Ее звонок в полицию выглядит всего лишь желанием сбить с толку следствие – кстати, твои же слова!
– Хорошо, – сказал Розовски, – если мой клиент не возражает, я могу объяснить. Попробуем мысленно вернуться в тот вечер и в ту комнату, – сказал Розовски. – А ты мне поможешь. Я вовсе не собираюсь перекладывать на твои плечи работу! Я буду рассказывать, а ты, если я ошибусь в деталях, поправишь меня. Договорились?
Инспектор согласился с видимой неохотой.
– В комнате был накрыт столик, – начал Розовски. – Так сказать, ужин на двоих при свечах.
– При чем тут свечи? Свеч не было, – проворчал инспектор.
– Это образное выражение, – пояснил Натаниэль. – Я хочу сказать – романтическая встреча мужчины и женщины. Бутылка вина, два бокала, фрукты, конфеты. В бокалах – остатки вина. Все верно? – спросил он инспектора. Алон кивнул.
– Женщина, обнаруженная полицией в квартире убитого, – Натаниэль взглянул на Ларису Головлеву, – утверждает, что когда она пришла, Шломо Меерович был уже мертв. Это так – если, конечно, она действительно пришла в восемь. Поскольку смерть хозяина наступила в семь.
– Да, – сказал инспектор недовольным голосом, – очень важная оговорка. Если госпожа Головлева действительно пришла в восемь. Но данное утверждение трудно проверить. У госпожи Головлевой нет алиби.
– Есть, – возразил Натаниэль. – У нее есть алиби. Ее соседка Шошана видела, как Лариса уезжала в тот
