приставили
– Джонс, О’Брайен, Мэллиган и Рейли следят за ней и ее поваром днем и ночью.
– И что?
– Ничего. Она была в посольстве, была у мадам Шаплен. Повар не отлучается с кухни.
– Может быть, попытаться подкупить его?
– К чему? Что может знать какой-то жалкий повар? Меню завтрашнего обеда?
Негр за колонной, слышавший весь разговор, ухмыльнулся. Пресловутые Джонс, О’Брайен и К° были на редкость ненаблюдательны и начисто лишены воображения, иначе они знали бы, какие чудеса способна творить жженая пробка, не говоря уже об обыкновенном женском платье и хорошо подобранном парике.
Вчера Амалия вызвала Франсуа и спросила у него:
– Мой Франсуа, ты способен ради меня на подвиг?
– О! Надо кого-нибудь прирезать, мадам?
– Ничего подобного, Франсуа! Мне нужно, чтобы ты раздобыл мне образцы почерка леди Джейн Ундервуд и Лаймхауза, а также бумагу, на какой он обычно пишет. На сегодня, пожалуй, все, но есть одно «но»: у особняка неотлучно дежурят два экипажа, один у парадного входа и один у черного. Похоже, что за нами следят.
– Может, слегка оглушить их, мадам?
– Ни-ни, Франсуа, никакого насилия. Слушай, что я придумала.
Вечером агент Рейли увидел, как из черного входа появилась прачка с корзиной грязного белья на голове. Покачивая бедрами, она двинулась вверх по улице.
– Вот это куколка, – вздохнул Рейли.
«Куколка», которой был не кто иной, как переодетый Франсуа, отправилась в небольшой пансион, который держала его соотечественница, обладавшая двумя достоинствами: она была слепа и глуха, когда от нее это требовалось. Франсуа снял у нее комнату, вытащил из корзины кое-какие подозрительные приспособления и стал ждать ночи, коротая время за изучением подробной карты Лондона.
Ночью он проник в дом лорда и леди Ундервуд, где подружился с тремя симпатичными собаками, которых их хозяева, бог весть почему, считали злыми. После Ундервудов он нанес визит Лаймхаузу, который попортил Франсуа немало нервов тем, что вернулся среди ночи, разбудил слуг и долго орал на них. Франсуа пришлось слушать все это, лежа под кроватью, из-под которой он смог выбраться, только когда Лаймхауз уже заснул.
– Он храпел, как слон, мадам! – доложил Франсуа своей хозяйке. – Нет, даже как стадо слонов!
Утром сменивший Рейли Джонс заметил курчавого негра с небольшим чемоданом, входящего в особняк. Негр проскользнул в комнату Франсуа, смыл с лица и рук грим и явился пред ясные очи герцогини Олдкасл.
– Очень хорошо, – одобрила действия своего помощника Амалия. – Вечером ты должен подложить записку, которую я тебе дам, в карман Лаймхаузу, до того, как его примет королева. Я полагаю, он приготовил письменный доклад, так вот: записка должна быть в том же кармане!
Изучив почерк леди Ундервуд, она написала на розовом листке следующее трогательное послание: «О Джордж! Вы совсем обо мне забыли! Как вы могли? Ваша навеки, с разбитым сердцем».
– Если нам очень повезет, – продолжала Амалия, отдавая записку Франсуа, – Ундервуд увидит ее и, может быть, начнет кое-что подозревать.
– А как же Лаймхауз? – спросил Франсуа. – Он не догадается, что записка подложная?
– Он наверняка получает дюжины таких записок, – усмехнулась Амалия, – как ты думаешь, он будет ходить по любовницам и выяснять: «Дорогая, это не вы мне написали?» Кстати, быть негром тебе очень идет, в таком виде и поедешь с нами к королеве. Если кто-нибудь из слуг с тобой заговорит, неси тарабарщину. Ты же не обязан понимать по-английски!
– Слушаюсь, мадам!
Со своей стороны, Амалия сделала все, чтобы в судьбоносный вечер вывести королеву из равновесия: облачилась в роскошное платье, вовсю ратовала за войну, дурно играла в бридж и несла околесицу. Судя по всему, ее усилия принесли свои плоды.
Кроме того, она запустила две сплетни, нацеленные на то, чтобы унизить Ундервуда. Почему именно две? Потому что одна версия происшедшего это не сплетня, а данность, Амалии же была нужна именно сплетня. Существуют две разновидности последней: первая – правдоподобная ложь, вторая – правда, успевшая обрасти выдумками. Амалии, разумеется, подходила лишь первая разновидность. Ложь должна быть именно обоснованной, иначе в нее никто не поверит, а значит, никто не захочет ее повторять. Если некий Смит (или Иванов) известен тем, что не берет в рот ни капли, бесполезно говорить про него, что он алкоголик; но если у того же Смита (Иванова) натянутые отношения с женой, никто не удивится, услышав, что он ее поколачивает. Пугающая внешность леди Ундервуд требовала особого подхода к «производству» сплетни о ней, и именно поэтому Амалия выставила сразу два предлога для интереса Лаймхауза. Леди Эмбер поведала услышанное дюжине знакомых, а принц Уэльский распространил среди всех остальных. Когда этот скучный вечер наконец подошел к концу и гости получили высочайшее позволение удалиться, Амалия с удовлетворением констатировала, что она сделала все, что могла, и главное – что ее усилия принесли определенные плоды.
В карете Арчи молчал. Амалии тоже было не до разговоров, и она задумчиво поглаживала пальцем бесценную «Принцессу», искрящуюся в сумерках.
Негр-слуга отворил дверцу кареты и помог Амалии спуститься, после чего исчез. Возможно, он растворился в окружающей тьме.
– Арчи, – сказала Амалия с упреком, когда двери особняка на Парк Лейн закрылись за ними, – вы зловредный младенец! Вы что, нарочно дали мне «Принцессу», надеясь, что со мной произойдет несчастье и я утону? Меня уже пытались утопить [18] , так что запомните: ничего у вас не выйдет!
– Еще бы, – отозвался герцог обидным тоном, – кому суждено быть повешенным, тот не утонет!
– Сударь, – вспыхнула Амалия, – если бы я не была так хорошо воспитана, я бы дала вам пощечину! Но так как я леди до кончиков ногтей, то поступлю по-другому.
Герцог поспешно поднял руки к ушам, но допустил промах, ибо Амалия что было силы двинула его коленкой в причинное место. Арчи захрипел, согнулся надвое и повалился на пол.
– Уилер! – спокойно позвала Амалия. Уилер был лакеем герцога во время его приездов в Лондон. – Пойдите помогите его светлости. Похоже, у него эпилептический припадок.
– Иду, миледи!
Однако, сделав несколько шагов, Уилер остановился и с изумлением воскликнул:
– Но, миледи, мой хозяин не страдает эпилепсией!
Глаза Амалии светились золотом.
– Тогда почему же он лежит на полу и хрипит? – язвительно осведомилась она и, оставив сконфуженного лакея размышлять над этим вопросом, ушла к себе.
Глава 12, в которой появляется весьма занятная личность и сыплет парадоксами
– Я не желаю ничего о ней слышать! – были первые слова герцога Олдкасла на следующее утро.
Арчибальд провел отвратительную ночь. Ему снилось, что он зритель в цирке, а затем он внезапно превращался в тигра. Дрессировщица заставляла его прыгать через огненное кольцо, жонглировать живыми мышами и проделывать массу других головокружительных трюков. В первом ряду сидел принц Уэльский и бурно аплодировал, вскакивая на ноги. Дрессировщица оборачивалась к Арчи, и он видел, что это не кто иная, как его жена в полупрозрачном пеньюаре. Во сне он мечтал разорвать ее на части в конце концов и прыгнул на нее, но прыжок оборвался в пустоте, и Арчи проснулся с жутким сердцебиением.
Именно поэтому, когда утром к нему пришел Уилер, осведомился, как милорду спалось, и заговорил о домашних делах, невзначай упомянув «герцогиню», Арчи впал в ярость.
– Мошенница! Интриганка! Исчадие ада! Как я влип! О боже, как я влип!
Он застонал и уткнулся лицом в подушку, что было сил колотя по постели кулаком.
Зная, что герцог все равно не видит его, Уилер лишь пожал плечами. О новой герцогине он уже получил самые одобрительные отзывы от горничных. Она была проста в обращении, любезна, никого не шпыняла, не гоняла попусту и не изводила придирками. В глазах прислуги это самые ценные качества человека, какие только можно себе представить.
– Что она делает? – внезапно спросил Арчи.
– Дает указания повару, – отвечал лакей, слегка замешкавшись.
– Черт бы его побрал! – вспылил Арчи. – А негр? Где негр?
– Миледи сказала, что он уехал в Африку, – последовал ответ.
Арчи подозрительно покосился на лицо слуги, но оно выражало лишь полнейшую невозмутимость…
– Франсуа, – говорила меж тем Амалия своему сообщнику, – у меня для тебя новое поручение. У Лаймхауза есть любовница, французская актриса. Ее зовут мадемуазель Донж. Поскольку ты ее соотечественник, тебе будет легко завоевать ее доверие, чтобы разузнать у нее, какого рода подарки баронет делает своим любовницам. С одной стороны, он не похож на скупердяя, с другой – вряд ли отличается особым воображением. Все дельцы вне сферы своих интересов не стоят ни гроша, и я полагаю, что всем своим подружкам он дарит на память одно и то же – украшения, скорее всего. Постарайся разузнать, какие именно и у кого он их заказывает. Да, Франсуа! Не забудь еще, что у дома дежурят наши ангелы-хранители. Вот тебе адрес мадемуазель Донж – тот, который значился в досье. Если баронет уже расстался с ней, что вполне возможно, разрешаю тебе слегка за ней приударить, только не перегибай палку. В общем, действуй по обстоятельствам.
– Ах, мадам, – с чувством произнес Франсуа, кладя ладонь на грудь, – своим поручением вы проливаете бальзам на мои раны!
– Что, Франсуа, тебе не нравится Англия?
– Не то чтобы не нравится… Но лишь побывав здесь, я понял, отчего англичанам удалось завоевать весь мир. Дома их ждут овсянка и англичанки, так что, можно сказать, им терять нечего.
