Рифмуется с радостью

значит принять волю Божию, преодолевая собственные дурные склонности, проявить послушание, донести крест жизни до конца и – может быть! – получить награду. Способность человека радоваться всему, что дает Господь, и есть счастье, как сказал один священномученик, расстрелянный в 1937 году.

Помнишь слова владыки Антония Сурожского о горькой женщине, которая, увлеченно повествуя о своих несчастьях и обидах, показала на колючки чертополоха: «вот вся жизнь!»; между тем за кустами голубели горы, за горами сверкало море, и все вокруг сияло теплым летним светом… она же, как многие, видела лишь колючки. Чем не монашеское делание: всегда и во всем находить позитивную сторону и всякую проблему считать лишь поводом для борьбы – с собой, конечно с собой.

Всем знакома трясина уныния, порождаемого эгоизмом, ропотливостью, неблагодарностью Богу; психологи применяют термины «невроз», «стрессовое состояние» и даже «катастрофичность мышления»; доказано, что злоупотребляющие подобными настроениями в два раза чаще подвергаются старческому маразму! Мы и из святых отцов знаем: вредно осуждать других и жалеть себя, а также поддаваться печальным думам, мрачным идеям и горестным фантазиям; подобно тому как воздерживаются от курения и пьянства, следует воздерживаться от безотрадных, тоскливых помыслов, приводящих к пропасти отчаяния, греховного, поскольку оно, затмевая уверенность в Божией милости, препятствует нашей молитвенной связи с Ним и всецелой преданности Его воле.

В монастыре всё способствует здоровому образу жизни, то есть вероятность превратиться в развалину у нас гораздо меньше, чем у мирских. Ритм устава вынуждает рано вставать, двигаться, трудиться, делать поклоны, напрягаться – деятельная жизнь чрезвычайно приветствуется современной медициной. В меню нашем преобладают общепризнанно полезные продукты: овощи, бобовые, растительное масло, рыба взамен мяса. Профессор Кроуфорд, директор Лондонского Института химии головного мозга и питания человека, пришел к выводу, что мяса и трав недостаточно для развития интеллекта; наши предки эволюционировали в человека разумного именно тогда, когда стали селиться по берегам морей и рек и употреблять в пищу много рыбы.

Ученые, объективно, то есть без намерения пропагандировать посты и прочие телесные подвиги, установили, что все поводы к выносливости, на их языке стрессовые факторы, например голод, жара, холод, способствуют сохранности мозга, потому что в этом случае организм запускает мощный механизм восстановления и «ремонтирует» клетки, поврежденные старением; получается, аскетические ограничения поддерживают не только дух, но и тело. Опять-таки ученые обнаружили такую безотказную защиту от старения, как медитация, по-нашему молитва, когда органы чувств максимально отключаются от внешних раздражителей, от ворохов информации, словом, от повседневности с ее преимущественно негативными сигналами.

Оглянемся вокруг: стариковское одиночество в монастыре не грозит; событий сколько угодно, поскольку сосредоточены главным образом на событиях внутренней своей жизни, дел тоже полно на всякий возраст, скучать не приходится, есть храм, богослужение, сад, библиотека; у Христа за пазухой живем – мы богатые, мы счастливейшие люди! впору нам, как той старушке из анекдота позапрошлого века, с умилением вздохнуть: «да будет Господь Бог вознагражден за все милости Его ко мне».

Мы опытом знаем, что внешний человек тлеет, по апостолу, зато внутренний со дня на день обновляется[6]: несомненно, разум, освобождаясь от пустяков, проясняется, сердце от многого покаяния смягчается, немощь учит понимать чужую боль и ценить всякое добро, снисхождение, благодеяние; никакого смысла нет стенать перед зеркалом и считать болячки. Форсированное внимание к своему состоянию, давлению, стулу, аппетиту губительно: обременяя помыслы, оно само по себе лишает свободы и убивает; в конце концов каждый волен выбирать: промысл или атомы, сказал непросвещенный язычник Марк Аврелий.

Поддаваясь страху, воображая, что рушатся основы нашей жизни, мы теряем способность влиять на собственное развитие; остается лишь капитулировать перед слепой силой природы. Но размыслим без паники: ведь ступить на непроторенную тропу, узнать что-то новое, доселе не изведанное, должно быть интересно и увлекательно. «Старюсь, – мне представляется, что время сделалось торопливее! – писал святитель Игнатий. – Спешит, спешит!.. Остановись! Дай нам вглядеться в себя и подробнее узнать волю Божию, приготовить себя к вечности, как к вечности!». Короче, в какой-то момент подается сигнал: теперь не до игрушек, пора стать строже к своим «шалостям», сконцентрироваться на главном.

Наука придает важное значение мнениям субъекта о своих возможностях и способностях; то есть если с уверенностью ожидать одряхления, склероза, притупления эмоций, атрофии ума, то есть маразма, можно не сомневаться, что все сбудется; называется «выученная беспомощность». Ни в коем случае нельзя признавать себя развалиной! Наоборот, нужно мобилизоваться и противостоять пагубным стереотипам.

Самый страшный страх, который, видимо, невозможно преодолеть, – страх перед болью, страданием; нет человека, который, даже старея спокойно и радостно, не испытывал бы тревоги при мысли о финальных мучениях от рака, инсульта, инфаркта. Искупление через муки еще можно понять: говорят, когда нет добрых дел, ангел-хранитель предъявляет Христу чашу страданий своего подзащитного. Но вот спасительность страдания – самая трудная тайна христианства: не «искупительность», а именно «спасительность». Потому что в духовной победе над ним, в духовном «претворении» страданья совершается духовный рост человека, вхожденье его в другое измерение», – говорил о. Александр Шмеман.

Многие святые вынесли великие предсмертные муки; толкования различны: может, святые пастыри терпят за грехи своих чад, может, для примера нам грешным; знаем одно, Господь не посылает креста выше сил человеческих, поэтому слабым и малодушным вроде нас такие испытания, вероятно, не грозят.

Молодые всё время чего-то ждут: праздника, подарка, весны, а старенькие все подарки уже получили, напраздновались, им теперь все времена года нравятся и каждый день в радость. Вообще-то «в монахе, каких бы лет он ни был, постоянно встречается и старец, и юноша; он похоронами всего личного возвратился к юности» – заметил, ты не поверишь, Герцен. Вот юными бы и войти в новую жизнь, ведь не умирать же в самом деле готовимся! А собираться потихоньку надо, в разуме и спокойствии, в любви и надежде.

Священное Писание недвусмысленно считает долголетие воздаянием за добродетель[7]; с возрастом обостряется восприятие жизни как драгоценного дара Божия; за всякий дар надо благодарить, всякий дар нужно с ответственностью хранить и приумножать, радуясь предоставленной возможности в чем-то еще покаяться, что-то еще увидеть, понять и исправить. Недаром замечательный самобытный старец Феофан Новоезерский, оставивший яркие, живые воспоминания, признаваясь в «греховной горести» юных лет, среди великий благодеяний считал терпение Создателя, Который даровал ему время, довольное для покаяния, спасал «в смертных случаях», и сохранил «до старости и престарения».

Иногда, говорят, в конце приходит самое главное утешение, ради которого живут монахи: вожделенный, сладостный дар чистой благодатной молитвы. Помнишь стихи сестры нашей монахини Л.: