прихрамывая и издавая на ходу душераздирающие звериные вопли.
Несколько опешив от такого обильного потока ругани, исторгнутого этим безумцем, я посмотрел на своих друзей и увидел, что они, глядя на мое растерянное лицо, давятся от смеха.
— Ишь, раскаркался, бесноватый болтун! — сказал вслед убегающему бродяге Николай Воила. — Пускай идет к воронам! Там ему как раз самое место.
— А ты все же поостерегись, дражайший Феофил, — продолжая смеяться, обратился ко мне Трифиллий, — Подобные речи губительны, как укусы бешеной собаки! И вообще, я удивляюсь, как он не отгрыз тебе нос, когда ты залепил ему в лоб бараньей костью!
— Прекрати пугать нашего друга, Петр, — отозвался Григорий Камулиан. — Видишь, на нем лица нет, так его взволновали слова этого одержимого. Ты же, Феофил, не обращай внимания на чокнутого бродягу. Разве ты не знаешь, что человек этот воистину одержим бесами и даже питается нечистотами?
Так успокоив меня, сын патрикия вновь принялся за еду, его же примеру последовали и все прочие.
Когда мы отведали хваленого фасосского вина Арсафия Мономаха, которое действительно оказалось отменным — терпким и ароматным, закусили молочным поросенком, приготовленным с нардом, дикой мятой, гвоздикой и корицей, осетром, искусно обжаренным в виноградном соке вместе с грибами, сельдереем, укропом, миндалем и индийскими благовониями, и чудесными отборными финиками в белом меду, то душевное спокойствие вновь вернулось ко мне и я напрочь забыл ужасного юродивого.
Вечный насмешник Трифиллий, один выпивший не менее кувшина вина, не мог не признать его несомненных достоинств, тем не менее он все-таки заявил, обращаясь к Мономаху:
— Между прочим, ведомо ли тебе, любезный Арсафий, что во Влахернах есть одна таверна (которую, к Слову сказать, содержит мой хороший приятель), где фасосское подают ничуть не хуже, чем это, а может, и лучше?
— Не думаю, что ты сумеешь отличить хорошее вино от помоев, — обиженно отвечал Мономах, — ибо тебе воистину все равно, что заливать себе в глотку.
— Я вовсе не смеюсь над тобой, Арсафий, — продолжал Трифиллий. — Напротив, я готов признать, что твое вино достойно благородного чрева самого логофета дрома — превосходительного Ставракия, но спорю на десять золотых солидов, что, попробовав то, о котором я тебе толкую, и ты сам, и все здесь сидящие с готовностью подтвердите мою правоту.
— Ну что же, будьте вы все свидетелями, друзья мои! — вскричал Мономах. — Пусть только этот хвастун сведет нас в свою таверну, и, клянусь серпом Кроноса, если хотя бы двое из вас признают его слова за истину — я выложу не десять, а все пятнадцать солидов!
Предложение всем пришлось по душе, и мы его немедленно поддержали, решив, что тем же вечером отправимся с Петром Трифиллием, и поклялись Мономаху, что суд наш будет беспристрастным, а приговор — справедливым. Встречу назначили в первую стражу около базилики Покрова Пресвятой Богородицы во Влахернах.
Оставшуюся часть дня до вечера решено было воздержаться от употребления пряной пищи и тем более любого вина, дабы не испортить себе вкус перед столь серьезным испытанием…»
Глава 5
ГРИБОЧКИ
«С своей походною клюкой,
С своими мрачными очами —
Судьба, как грозный часовой,
Повсюду следует за нами».
Звонок мобильного застал Горислава в читальном зале Исторической библиотеки. Как человек деликатный, Костромиров переключил телефон на бесшумный режим, вышел в коридор и лишь после этого ответил на звонок.
— Ну наконец-то! — с нетерпением в голосе воскликнул следователь Хватко. — Чего долго не отвечал?
— Приветствую, Вадим. Извини, я в библиотеке.
— Я тоже, между прочим, не в пивной, — парировал тот. — Ладно. Ты вчера просил выяснить, была ли какая-то связь между первым и вторым «жмуриками», между Щербинским и Пухляковым…
— Так-так! Неужели была?
— Вот, слушай: они друг дружку знали однозначно, поскольку были, считай, родственниками.
— Да ты что! Какими же? Кровными?
— Нет. В общем, племянник и единственный наследник твоего доктора наук — Анатолий Щербинский — женат на дочке покойного профессора Пухлякова. Такие дела.
— Уже интересно. А еще что-нибудь удалось нарыть?
— Нет. Остальное все так… ерунда.
— Какая, например? — уточнил Горислав.
— Ну, например, Пухляков так же, как и доктор Щербинский, увлекался собирательством всяких подержанных книг.
При слове «подержанных» Костромиров сморщился, точно лимон разжевал, а потом протянул задумчиво:
— Вот, значит, как? Получается, профессор Пухляков тоже был библиофилом… Нет, полагаю, это совсем не ерунда.
— А чего это может нам дать? — хмыкнул следователь. — Ты, вон, у нас тоже библиофил, так что с того?
— Пока не знаю. Однако чувствую, есть тут что-то… Ну а муж и племянник Анатолий? Что представляет собой этот фигурант?
— Откуда мне знать? Я с ним не знаком.
— Ну, кто хоть он такой?
— Сейчас скажу… у меня тут записано… ага, вот! Кандидат педагогических наук, член- корреспондент… ты посмотри, он тоже, оказывается, членкор, как и ты… только не РАН, а какой-то… Международной академии информатизации. Я о таковской и не слыхивал.
— Есть, есть и такая, — нетерпеливо прервал друга Горислав. — А работает-то он где? И кем?
— Занимает должность первого заместителя директора ГПИБ. Только что это за учреждение — «ГПИБ», — мне неведомо.
— Постой-ка, постой… Так это же Государственная публичная историческая библиотека России! Ну надо же, как удачно!
— Не вижу в этом никакой особенной удачи, — проворчал Хватко.
— Просто я в настоящий момент как раз в ней и нахожусь, — пояснил ученый.
— В смысле, в ГПИБ? Ах, ну да, ты же говорил, что в библиотеке. Что ж, тогда тебе и козыри в рукава. Действуй. Только смотри, не пытайся подменить собой официальное следствие! И немедленно поставь меня в известность, если чего разнюхаешь.
— Гав-гав, хозяин, — ответил Костромиров.
— Ох уж мне эта рефлексирующая интеллигенция, — проворчал следователь, прерывая связь.
Уже через пять минут, разузнав у библиотечных служителей, где находится рабочее место заместителя их директора, Горислав Игоревич постучался в дверь кабинета. На стук вышел субъект, напоминающий ветерана рок-тусовки: в затертых до белизны джинсах, с пиратской серьгой в ухе и длинными, стянутыми на затылке в конский хвост, седыми волосами.
