позе лотоса лицом к реке.
— Леонид Андреевич, — блондин первым нарушил молчание, — Не пойму я, что с рекой… Она будто иногда замедляет течение. Ни с того, ни с сего. Вон там, на отмели, например, течение очень быстрое, даже вода пенится. И вдруг — раз — она останавливается. Каждый камушек на дне виден, как на ладони. Ненадолго, правда, но…
— Ты бы лучше взглянул, Мак, на эти сосны, — не поворачивая головы, тихо ответил старец. — Эти деревья могут останавливать время.
— Шутить изволите, Леонид Андреевич, — усмехнулся Мак, — Сколько лет вас знаю, и никак не могу привыкнуть к Вашим шуткам.
— А ко мне вообще невозможно привыкнуть, — так же, не повышая голоса, возразил тот, — Я вот под конец жизни растерял почти все свои привычки. Кроме, разве что, полежать при любой возможности. Но если очень захочу, откажусь и от этой. Только ведь напугает это вас, молодых, скажете, лежал Горбовский сто пятьдесят лет, пять раз рекорд Ильи Муромца побил, а тут вдруг встал, совсем сбрендил старый дурак…
Мак встал, сделал несколько вращательных движений кистями рук — обычно это ему было достаточно для концентрации энергии в теле и окинул взглядом небольшую лужайку и лес, росший за ней.
— Да, все тут странно. Здесь должно быть полно насекомых. Бабочки, стрекозы всякие. Комары наконец.
— Тебе что, комаров не хватает? — с неподдельным изумлением спросил Горбовский.
— Да, и их тоже. То есть, конечно, мне и без них хорошо, но ведь надо же знать, куда они все подевались. Здесь заповедник, никто их отсюда не выгонял.
— Тебе не хватает привычного мира, Мак, — тихо перебил Горбовский, Впрочем, как и всем остальным. Может, в этом и есть главная ошибка человечества.
— Леонид Андреевич, я, как руководитель Ком-кон-2…
— Знаю, Мак. Знаю наперед, о чем ты сейчас думаешь. И про «запах серы». И что главное — вовремя оценить опасность. И что ты очень крепкий профессионал. Но профессионализм — это только хорошо набитые навыки. Приспособленные к данному миру, А измени этот мир — и твой навык полетит к черту. Ты будешь автоматически цепляться за него, а он уже тебя не спасет, наоборот — только помешает. И тут уже надо выходить за пределы профессионализма. И тебе это иногда удавалось…
Максим Каммерер слушал, рассеянным взглядом оглядывая распростершуюся перед ним лужайку.
«Да где же они все? Хоть бы оса какая пролетела, вон цветов сколько, пей нектар вволю, пока не надоест. И стоят цветочки, не шелохнутся. И вообще, бывает ли такое безветрие? Не помню. Хоть травинка какая поколебалась…»
— Не мучайся понапрасну, дорогой Биг-Баг, мир меняется. И нам, похоже, придется с этим смириться.
— Так вот в чем суть этой, как Вы выразились в записке, «интересной беседы», — медленно развернулся к Горбовскому Каммерер, — Значит, это реакция странников в ответ на нашу операцию «Посланник»?
— Не знаю, Мак, ох не знаю! Я уже говорил, что эти деревья могут останавливать время, а странники ли их заставляют, или они сами это умеют не знаю.
— Если бы сами, все бы уже знали.
— Не скажи, Мак, мы со своим «вертикальным прогрессом» напрочь утратили вкус к созерцанию. К простому созерцанию, без единой мысли о переделке мира под наши вкусы и потребности. И очень многого мы просто не замечаем. Древние книги эту мысль могут подтвердить.
«Нет, это наваждение какое-то. Горбовский бывает просто невыносим. Завтра у меня доклад по „аджне“, еще неизвестно, какой сюрприз преподнесет Комов, а мне тут слушать эту бодягу. Уж совсем старик, а никак не может без этого. И с миром этим застывшим. Хотя технически это несложно. Уничтожить всех насекомых, создать абсолютный штиль. С течением реки тоже можно что-то придумать. Но зачем? Меня напугать? Создать особый настрой? Я и так уже готов ко всему».
— Не ко всему, Мак. Ты готов к прямому вторжению, активным боевым действиям. А к тому, что мир может просто измениться, и так круто, что тебе уже не за что будет уцепиться, где все твои рабочие планы потеряют всякий смысл, — к этому ты не готов. И никто не готов. Пока.
— Вы что, и мысли умеете читать?
— Последние фразы ты шептал. Мак. Теряешь квалификацию, — засмеялся Горбовский, — Но в нашем случае это не страшно.
«Нет, этого не может быть. Я не мог шептать, не замечая этого. Для меня это невозможно. Это все равно, что обычному человеку разучиться читать или есть ложкой».
— Не пугайся, — отрешенно произнес Горбовский, — Операция «Посланник» близка к завершению. Данг работает. В случае провала он должен был автоматически вернуться обратно. Мы посылали его в вероятное прошлое, используя принцип Чанова-Асмяэ. Эти два дьявольски талантливых ученика Бромберга применили один из частных случаев закона сохранения гомеостатического мироздания в практических целях. Я, конечно, не берусь утверждать, что Данг приведет к нам странника на допрос, но… Вспомни, если бы не я, сколько бы он морочил тебе голову? Если уж даже ты готов был принять его компьютерную диверсию за деятельность странников, то согласись, его потенциал очень велик. Да, он алаец, дикарь с нашей точки зрения, но он гениален. У него уже есть опыт боя с полной неизвестностью — и не с тем примитивом; с каким ты столкнулся на Саракше. И у него есть шанс пойти еще дальше. И выйти победителем. Пора, наконец, закрыть эту проблему. Пора добиться хоть какой-то ясности. Слишком многих жизней стоила эта проблема.
Каммерер резко встряхнул головой, словно стараясь скинуть с себя наваждение этого нереального мира. «Надо следить за солнцем, — запоздало пришла ему в голову эта очень простая мысль, — Оно не может стоять в одном и том же месте по воле Горбовского. Сейчас оно как раз над верхушкой вон той сосны, что третья слева от одинокой ели. Посмотрим, что будет через час».
— Леонид Андреевич, — в упор глядя в глаза Горбовскому, медленно, с расстановкой произнес Максим. — Считайте, что я уже готов ко всему. Я уже давно знаю Вас. Не надо ходить вокруг да около. Не для этого Вы меня сюда вызывали. Что у нас может измениться? Уже есть какие-то факты? И что там за древние книги? Не помню я книг, где про деревья, управляющих временем.
— О-хо-хо, самое интересное, что и я тоже не помню, — Горбовский с удовольствием потянулся и перевернулся на спину, — Но даже это не столь важно. Начнем с фактов. Ты, конечно, знаешь об изобретенных недавно биотелескопах?
— Естественно. Телескоп, сканирующий биополе космических объектов, устойчивый прием — сто двадцать парсек, далее погрешность… Не помню точно формулы, погрешность восприятия прямо пропорциональна…
— Не надо формул, Мак. Лучше расскажи о ре зультатах исследований.
— Это не моя епархия. К тому же, результаты ис следования засекречены.
— Вот именно! Подумай сам, кому же понадобилось секретить обычные астрономические наблюдения? Причем гриф секретности, заметь, по категории «абсолют». Об этом знают только ученые обсерватории и некоторые подчеркиваю — некоторые члены Мирового Совета. А сейчас пришло время узнать и тебе — чтоб жизнь медом не казалась…
«Ну вот, опять тайна,» — огорченно подумал Мак, — «Как же я их не люблю, и все время приходится ними сталкиваться. И опять придется все улаживать. И зачем только я перешел в этот „Комкон-2“? Оставался бы резидентом на Саракше, покоя бы больше было».
— Так вот, — продолжил Горбовский, — Ты, наверное, знаешь, что точность информации, полученная биотелескопами, позволяет наблюдать события на планетах иных звездных систем в мельчайших подробностях. Скажем, восстание в Пандее. Или церемонию коронации в Арканаре — не хуже, чем с орбитальных спутников этих планет. Так вот, — Горбовский приподнялся на Каммерера почти в упор — чуть пониже глаз — Это совершенно разные миры, Мак…
— Не понял… — Максим вдруг почувствовал, что кровь холодеет в его жилах.
— Да, именно так! Мы оба, хоть и в разных местах и в разное время, видели коронацию в Арканаре,
