оказались неожиданными и деморализовали многих. Внезапно оказавшись в руках противника, вчерашние воздушные бойцы не могли не отдать должного качеству техники противника, его отточенному боевому опыту, тактике и профессионализму пилотов Люфтваффе. Масла в огонь подливало состояние собственных ВВС, где продолжалось привычными методами начатое перед войной «выжигание скверны».
И без того тяжелую атмосферу отягощали грозные приказы и распоряжения, грозившие карами «трусам», «сплетникам» и «пораженцам». Разыгрывались случаи, способные подорвать веру в себя даже у умелого летчика. Капитан Тит Покровский, начинавший войну командиром эскадрильи 136-го сбап на Як-2, за три первых месяца боев был сбит и садился на вынужденную девять(!!) раз и пошел под трибунал за сказанную с болью фразу: «О чем они там думают – сколько можно летать на этих гробах!». Летчик, имевший четыре Ордена Красного Знамени, был приговорен к расстрелу и лишь благодаря спешно доставленному самолетом в Москву письму товарищей-летчиков их командира оставили в живых, в назидание разжаловав и переведя в штурмовой авиаполк. Обвиненному в трусости капитану Покровскому не суждено было умереть от «своей» пули – в одном из вылетов над Азовом его Ил-2 был сбит и упал в море…
Поплатиться можно было за неосторожное высказывание, «распространение слухов», неодобрительный отзыв о руководстве и, особенно, политорганах, занятых «воспитанием» личного состава. Из донесения комиссара 32-го гв. иап: «… и.о. комэска Герой Советского Союза Орехов не понимал той силы и значения, которое может оказать ему в выполнении боевого приказа партполитработа. Считает. что совещания, собрания, лекции, доклады являются пустым делом, пустой тратой времени…». «Оргвыводы» могли постичь всякого, невзирая на его реальную боевую работу: «несознательный» истребитель Орехов на тот момент имел больше всех побед в полку и был первым по числу боевых вылетов во всей дивизии!
Не менее крутыми иногда оказывались последствия аварии или ошибки летчика. Будущий командующий авиацией ПВО страны, инженер-капитан А.Л.Кадомцев получил десять лет лишения свободы за поврежденный при посадке Як-1. Самолет восстановили в течение полутора суток, а виновнику заменили срок отправкой в штрафбат, направив затем «смывать вину кровью» стрелком в 30-й бал.
Попавшего в плен летчика ожидало такое же как и других ошеломление от того, что ему дома заочно уже вынесен приговор: «имея на руках личное оружие, сдался в плен и этим изменил Родине», за что статья 58-1 предусматривала неизбежные двадцать пять лет заключения с последующей высылкой в отдаленные места. Это не было выдумкой власовских эмиссаров: знаменитый побег Михаила Девятаева из плена на захваченном Не111Н-22 завершился «искуплением вины» пилотом и 11 спасенными им товарищами в лагере, теперь уже своем, советском. Впрочем, летчику зачли доставленную к своим секретную машину – носитель крылатых ракет Fi103, освободив досрочно, в чем немалое участие принял один из основателей советской ракетной программы и Главный конструктор ОКБ-1 С.П.Королев.
Результаты такой «воспитательной работы», нажим на пленных с двух сторон и искреннее недовольство части людей положением в родной стране, оканчивалось для обьявленных вне закона согласием лишь формально признать свою участь и состоявшуюся «измену», перейдя на службу к противнику.
В августе I942 г. в лагере Осиновка под Оршей группа пленных офицеров, искавших возможность вновь вернуться к летной работе, предложила сформировать из них отдельную авиачасть в составе Люфтваффе. Инициаторами стали майор Филатов, капитан Рипушинский и лейтенант В.П.Плющев. Такая группа под началом Филатова была образована, хотя доверить вчерашним противникам самолеты немцы не торопились, перепроверяя летчиков и проводя их общую переподготовку, а точнее доучивание, поскольку многие вчерашние сталинские соколы попали на фронт, а оттуда в немецкий плен имея всего по нескольку десятков летных часов, из них на боевых машинах порой не более десяти. К тому же, абсолютному большинству необходимо было освоить немецкий язык.
Первоначально теорию полетов, штурманское дело и матчасть в группе изучали 22 человека, в том числе девять летчиков, три штурмана и четыре стрелка-радиста. В это же время в составе 4-го и 6-го Воздушных флотов Люфтваффе были образованы группы техсостава из числа пленных добровольцев, обслуживавших самолеты.
Еще одним побудительным мотивом для германского командования стали советские летчики- перебежчики, перелетавшие на собственных машинах. Надо сказать, что проблема дезертирства в Красной Армии была достаточно острой всю войну (как видно, далеко не всех недовольных удалось отловить сетью карательных органов, хотя, возможно, их старания лишь множили ряды затаивших обиду и ненависть…). Набралось и некоторое число летчиков-дезертиров.
Подобные случаи перелетов имели место и в других странах, пилоты которых таким нетрадиционным способом разрешали конфликты со своим командованием и общественным строем. Другой причиной этих побегов, впрочем, носивших единичный характер, была работа разведок, шантажом и подкупом склонявших пилотов к угону машин.
С советской стороны, по германским источникам, только за 1943 г. перелетели к немцам 66 самолетов, еще 20 экипажей воспользовались возможностью побега в первые три месяца 1944 г. Проверить эти цифры по материалам отечественных архивов и дать им адекватную оценку вряд ли возможно: подобных признаний в них нет, ведь для командира части согласие с фактом дезертирства своего летчика означало бы обвинение в пособничестве или как минимум в попустительстве и крест на всей карьере. К тому же решившийся на перелет едва ли внешне выдавал свои намерения и попросту терялся в небе, отставая от группы и уходя на запад незамеченным, числясь затем в рапортах «пропавшим без вести» или «не вернувшимся из боя».
Впрочем, единичные свидетельства дезертирства летного состава все же сохранились, первое из которых относится уже к 22 июня 1941 г.. когда при бомбардировке Кенигсберга штурман предпочел выпрыгнуть с парашютом из своего СБ, но не возвращаться обратно.
Летом 1941 г. в 135-й бал один из экипажей на Су-2 не вернулся домой, взяв курс на запад. В результате разбирательства полк не получил гвардейское звание, хотя и был уже к нему представлен.
Подтверждением таких случаев, не остававшихся незамеченными контрразведкой, является раздел сталинского приказа №229 НКО СССР «Меры борьбы со скрытым дезертирством среди отдельных летчиков», выпущенный уже 19 августа 1941 г. Другим косвенным свидетельством служит значительное число советских самолетов, практически неповрежденными попадавшими в руки противника. Наибольшее их количество, естественно, было захвачено на аэродромах в 1941 г., однако и в дальнейшем, в течение всей войны и даже при отступлении немцев число трофейных машин, в том числе и самых современных, оставалось заметным и позволяло Люфтваффе не только проводить испытания советской техники, знакомясь с ее боевыми качествами, но и использовать десятки вполне работоспособных «пленных» машин в своем строю. Последние случаи перелетов отмечались уже за считанные дни до конца войны (хотя и сомнительно, чтобы летчики тогда выбирали германские аэродромы; скорее всего, их целью становились нейтральные государства или базы союзников). Так, в апреле 1945 Пе-2 из состава 161-го гв. бап в воздухе покинул строй и, не отзываясь на окрики командира группы, скрылся в облаках. За летевшими на нем старшим лейтенантом Бацуновым и штурманом Кодь и раньше водились подозрения, а после столкновения накануне в полете с другим самолетом их и вовсе обвинили во вредительстве и трусости, так что вопрос об их судьбе был решен. Но экипаж, видимо, успел сделать выводы раньше…
Первым, кто обратил внимание и на вчерашних противников, стал обер-лейтенант Хольтерс (Holters) из штаба командования Люфтваффе «Восток». Познакомившись ближе с антисталински настроенными пленными, он предложил создать для пробы боевую летную часть из русских добровольцев и сумел привлечь к ее организации одну из наиболее видных фигур, перешедших на сторону немцев, – полковника авиации Виктора Ивановича Мальцева. Опытный летчик и командир, до того державшийся в тени,
