Длинная коса, которой так гордилась мама, хлестнула Галку по лицу. Галка ухватила косу за хвост, обернула ее вокруг шеи. Получился меховой воротник. «Нет, все-таки женственная!» — решила Галка и быстро отошла от зеркала, чтобы еще раз не передумать.
Женственной походкой приблизилась Галка к кухонной двери и приложила к ней свое женственное ухо. Говорили уже не о ней.
— Конечно, разве ты можешь понять, что такое быть женой летчика, — сказала мама.
— Не могу, никогда не был замужем. — По тону отца Галка поняла, что он улыбается.
— Оставь свои авиационные шутки, — сказала мама. — Конечно, не тебе приходится сидеть лома одному и ждать. По два дня ждать, по пять дней...
— И по неделе, если погода нелетная, — уточнил папа.
— Да, и по неделе!
— Может быть, мы прекратим этот разговор? — спросил папа. — Мне еще далеко до пенсии.
— А мне надоело все время ждать!
— Есть выход, — сказал папа.
— Не вижу.
— Поступай на работу.
— Вот как! По-твоему, я бездельничаю?
— Я этого не говорил. Я знаю, что дома работы хватает. Но если тебе надоело сидеть дома, выход только один.
— Конечно, ты всегда прав, а я всегда виновата.
— Но я же тебя ни в чем не обвиняю, — сказал папа спокойно.
— Не кричи на меня! — немедленно отозвалась мама.
В кухне стало тихо. Там над чем-то задумались. Задумалась и Галка. Когда говорила мама, Галка была за маму. Когда папа ей отвечал, Галка была за папу. Они оба были правы и все же ссорились, и Галка понимала, что эта негромкая ссора началась из-за нее.
Послышался звук отодвигаемой табуретки. Галка неженственно метнулась в коридор и застыла у двери.
Из кухни вышел папа. Он направился в комнату, достал из шкафа китель и надел его. Затем взял свой портфель, вышел в коридор, и в этот момент из кухни выглянула мама. Лицо у нее было растерянное.
— Ты уже уходишь? — косясь на Галку, спросила она фальшивым голосом.
— Я совсем забыл: у нас сегодня собрание, — ответил папа голосом не менее фальшивым.
— Постарайся долго не задерживаться, — сказала мама голосом фальшивым до предела и удалилась в спальню.
Папа, без обычной улыбки, кивнул Галке и захлопнул за собой дверь. Галка осталась одна в пустом коридоре. Она уже жалела, что подслушала разговор на кухне. Лучше бы она ничего не знала. И тогда ей не было бы неловко за родителей, которые только что не очень умело делали вид, будто ничего не случилось.
А еще больше ей было неловко за себя, ибо она понимала, что это она заставила их разговаривать фальшивыми голосами.
БАБУШКА
Второй день Юрка Карасик спасался у бабушки. Это были очень длинные дни. Он слонялся по комнате или подолгу стоял у окна, разглядывая улицу. Ему не хотелось ни читать, ни слушать радио. Не хотелось ни есть, ни гулять. Он маялся, и, глядя на него, маялась бабушка.
У бабушки был аквариум. Там плавали золотые рыбки. Но это были не те рыбки, которые могли совершить чудо, хотя Юрка и пробовал с ними договориться. Беззвучно шевеля губами, притворяясь сам перед собой, будто шутит, он попросил у них пылесос, зеркало, часы и приемник. Но рыбки ничего не хотели знать. Они плавали у поверхности, беззвучно разевали рты, глотая пузырьки воздуха, и ни одна из них не заговорила человеческим голосом.
— Ты чего там гримасничаешь? — спросила бабушка.
— Я не гримасничаю.
— Ох, шел бы ты лучше домой. И у меня, на тебя глядя, душа болит, и мать неспокойна. Вчера — уж ты спать лег — звонила. Кричит на меня, говорит — я тебя укрываю.
— Разве она на тебя тоже кричит? — спросил Юрка. — Ведь ты ей мама.
— Так и что же, что мама. Тебе она тоже мама, а ей от тебя — одно горе. Ты ее обижаешь, а она меня. Нынче дети умней отца с матерью. А я, когда росла, не то что кричать, пискнуть не смела. Нас у отца, твоего прадеда, было двенадцать человек. Я — старшая, мне больше всех и доставалось.
— А за что? — спросил Юрка.
— А за все. Помню, один раз материны туфли надела, уж так мне хотелось по деревне в новых туфлях пройтись... И ведь даже не запачкала их, не испортила... Домой вернулась, а меня отец как начал с руки на руку перекладывать: то по одному уху, то по другому, я и качаюсь, словно маятник. А убежать или там спрятаться — избави бог! Да и куда убежишь?
— В детский дом! — сказал Юрка, удивляясь бабушкиной недогадливости.
— Не было тогда детских домов. Да и обычая бегать не было. Бьют — терпи. У нас в роду все битые, один ты небитый растешь.
— Ну да, — возразил Юрка, — она меня всегда по затылку бьет.
— Это не бьет, а считай — гладит.
— И ты маму била?
— А тебе зачем знать?! — рассердилась бабушка. — Давно было. Не помню. А била, так за дело. Иди лучше погуляй, чем вопросничать.
— Не хочется.
— С Фоксиком пойди, сосед просил, он сегодня за город уехал. Ты иди в садик, а я к маме схожу. Без телефона мы с ней лучше поладим.
Пока бабушка одевалась, Юрка пошел на кухню за Фоксиком. Тот лежал под столом, положив голову на передние лапы, и смотрел на Юрку грустными черными глазками. Короткий хвост Фоксика чуть дрогнул в знак того, что он узнал Юрку. Маленький, с курчавой шерстью, задумчивый и смирный на вид, Фоксик был похож на игрушечного. Но это только на вид. Внутри Фоксика сидел настоящий черт. Когда он выходил во двор, то кошки разбегались от него с такой поспешностью, словно он был начинен динамитом. Большие собаки, услышав предостерегающее ворчание Фоксика, не торопились подойти поближе к нему для знакомства. Он не боялся ни собак, ни автомашин, ни трамваев. Не боялся он и людей, но терпел их присутствие, если они не лезли к нему со своими ласками. Люди обижались на это — и совершенно напрасно. Будь они на месте Фоксика, им бы тоже не понравилось, если бы каждый прохожий старался их погладить. Фокстерьер ведь не кошка. И если у людей не хватает понятия отличить фокса от кошки, то и нечего приставать со своими нежностями.
К Юрке Фоксик относился неплохо по двум причинам: Юрка охотно играл с ним в прятки; от Юрки не пахло табаком, вином, одеколоном, сапожной ваксой и прочими совершенно невыносимыми для Фоксика запахами.
— Фоксик, гулять пойдешь? — спросил Юрка.
Фоксик поднялся, неторопливо, с достоинством потянулся и внимательно посмотрел Юрке в глаза, проверяя, не шутка ли это.
— Гулять! — повторил Юрка.
Фоксик прошел в переднюю и уселся возле гвоздя, на котором висели его поводок и ошейник. Он терпеливо ждал, пока Юрка застегнет пряжку ошейника и пристегнет поводок.
— Ты его не спускай, — посоветовала бабушка. — Он хоть и мал, а такой скандал может учинить — не обрадуешься. И по улицам не ходи, иди сразу в садик.
Но Юрка не пошел в садик. Сдерживая на поводке Фоксика, рвавшегося во все подворотни в поисках
