свай. И для начала из-под него три года буквально вручную, потому что ни один грузовик не прошел бы, выносили остатки старого фундамента: горы кирпича, куски цемента. Вместе с этим шла работа по созданию новых подземных пространств — 175 тысяч кубометров грунта подняли наверх! После окончания этих работ под историческое здание, висевшее, по сути, в воздухе, залили железобетонный фундамент.
Теперь предстояла самая ответственная операция, совпавшая по времени с приходом в проект новой команды из нашей компании: опустить старинное здание на новый фундамент. Инженеры установили по всему периметру датчики, которые должны были фиксировать любые изменения внутри стен Большого театра. В это время строители одну за другой срезали стальные сваи, чтобы здание плавно опустилось на новое основание. Это заняло целый месяц, и, когда наконец здание село и на всем его протяжении перекос составил два миллиметра, стало ясно, что шедевр мы спасли. Только после этого пришла очередь реставраторов. К этому моменту они уже несколько лет реставрировали детали интерьера в своих мастерских. Теперь появилась возможность приступить к восстановлению внутреннего убранства. Параллельно шел монтаж сложнейшего сценического оборудования. Работы вели немецкие специалисты, которые ранее занимались реконструкцией «Ла Скала» и «Ковент-Гардена». В результате сцена Большого собрана из семи огромных конструкций, которые могут подниматься и опускаться вместе и по отдельности при помощи самой мощной в Европе гидравлической машины, управляемой компьютером.
— Интерьеры Большого театра в прошлом веке сильно пострадали, где-то на 30—40 процентов. При реставрации ключевой задачей было сохранить те элементы, которые датировались XIX веком. По каждому из них принималось отдельное решение. Сначала очищали его от краски, внимательно изучали. Если элемент относился к XIX веку, сохраняли его в полном объеме. А элементы прошлого века аккуратно изымались и затем из аутентичных материалов, по старинным технологиям воссоздавались заново. На каждую мельчайшую деталь приходились тома архивной документации. Такой подход дает нам право говорить, что мы получили имперский театр, в который возвращено все то, что было утрачено в XX веке.
— Вот, к примеру, драматическая история гобеленов, которые были изготовлены по случаю коронации Николая II и украшали историческое Императорское фойе. Если сейчас приглядеться, можно увидеть: двуглавые орлы и вензеля императора Николая Александровича отличаются по цвету от основы. Когда в 20 -е годы прошлого века этот зал переименовали в Бетховенский, пришли люди с ножницами, вырезали вензеля и вшили вместо них цветочные орнаменты. Но и это было не самое страшное. В 1974 году, перед двухсотлетием театра, гобелены отправили в химчистку, после которой они начали буквально рассыпаться. Когда реставраторы обсуждали план их спасения, предложили просто снять их и отдать в музей, а взамен соткать новые. Но наши мастера придумали ноу-хау: изобрели специальную кисть из хлопка, которой предложили очищать эти ткани. Взяли на себя ответственность и этими кистями оттирали ткань с двух сторон в течение пяти лет. В мастерской тканей создали основу под утраченные элементы, а гобеленщики восстановили узор. Конечно, само включение этих элементов выпадает за рамки научной реставрации, но без них невозможно. Практически над каждым элементом работало несколько групп. Только внутри здания работали 956 человек, и еще от полутора до двух тысяч реставраторов трудились в своих мастерских. Я общался со многими из них, и люди говорили о том, что, возможно, эта работа является самым важным моментом в их карьере.
Не менее сложной задачей оказалось восстановление тканей, из которых были выполнены шторы и обивка кресел в царской ложе. Эти ткани цвета раскаленного чугуна и с очень большой концентрацией нитей заказывали в 1895 году к коронации Николая II. Сегодня единственная в мире мастерская старинных тканей существует в Москве, на территории Новоспасского монастыря. Ткачихи работают исключительно на ручных станках. Сама история появления мастерской необычна. В 30-х годах Сталин распорядился начать строительство Дворца Советов на месте взорванного храма Христа Спасителя. Для его отделки собирались применить самые дорогие, самые качественные материалы — лучше, чем в царских дворцах. Со всей страны собрали лучших ткачих, чтобы они учились ткать на жаккардовых станках. Дворец так и не построили, но мастерицы пригодились. Они работали на восстановлении дворцов в Гатчине, Петергофе. Работа очень тонкая: самой простой ткани без рисунка в день выходит один метр. При реставрации Большого три года ушло на изготовление 750 метров шелковой ткани для штор и драпировки.
Вообще люди здесь бились по-страшному, чтобы доказать, что они лучшие в профессии. Доходило до курьезов. Фасад здания до войны украшали музы, которые погибли при бомбежке. И вот звоню как-то пресс-секретарю Дирекции по строительству, реконструкции и реставрации Евгении Васильевой, но телефон не отвечает. Когда наконец дозвонился, выяснилось, что она была на совещании по поводу муз. Я, мягко говоря, удивился: что можно так долго обсуждать? Оказалось, чуть не до драки дошло, когда стали выяснять, сколько складок должно быть на тунике музы — две или три. Муз сдали только в августе, потому что реставраторы, скульпторы и историки между собой долго не могли договориться. Для нас с вами эти нюансы незначительны, а для специалистов очень важны.
— Да уж... Например, на квадриге работала бригада известных на всю страну реставраторов во главе с Владимиром Евгеньевичем Никифоровым. Такие колоритные бородатые дядьки, которые восстанавливали бронзу на половине памятников Питера. Им пришлось повозиться с Аполлоном. Выполненный методом гальванопластики и полый внутри, он сильно пострадал, потому что во время войны его посекло осколками бомб и вода затекала ему внутрь, скапливаясь, в частности, в пальцах. И когда замерзала, то расширяла их. Аполлон стал выглядеть как подагрик... А что касается лошадей, то мастера специально ездили смотреть слепки их зубов, потому что задние зубы у лошадей Клодта были сточены. Специальный человек в бригаде был, который за зубы отвечал, его называли «дантистом»... И вот на День города назначено торжественное открытие квадриги, а мастера не хотят расставаться со своим детищем. Владимир Евгеньевич почти плакал. И до сих пор он каждый месяц пишет Жене Васильевой: «Как там мой мальчик?» — имея в виду Аполлона, и Женя шлет ему фотографии.
— Это действительно так, и вот почему. Зрительный зал — ключевая точка всех работ. 156 позолотчиков работали над восстановлением золочения, но самым главным было восстановить уникальную акустику. Зрительный зал Большого был задуман Альбертом Кавосом как большая скрипка. В самом деле, если
